Деньги улетали со свистом, как в трубу, но тут уже дело такое — раз пошел самолет на взлет — не затормозить. А Павел был как самолет. Транспортный, большой и упрямый.
Медикаментов набрал сначала много. Потом одумался и ограничил аптечку розовым резиновым жгутом (решив, что тот достаточно аутентичен по виду советской медицине), несколькими бинтами, куском непромокаемой ткани, потому как начитался в свое время про пневмотораксы, потом забрал таблеток с антибиотиками и противовоспалительным Найзом. Впрочем, в области медицины Паша силен не был и потому решил еще проконсультироваться с толковыми людьми. Пока хватит.
А с едой решил поступить еще проще — взять сала, сухарей, соли с сахаром и колбасы с крупой. Например — рисовой. Маркировки на всем этом не было, хрен кто придерется. И не портится. А там уж и видно будет, что да как. Неделю самому прокормиться — а там глядишь, с кем — нибудь встретится доведется.
— Я еще подзанялся немецким языком. В школе еще учил. Теперь с немцами переписываюсь и по скайпу говорю. Приезжали тут ко мне, город показывал — скромно признался приятелю Паштет.
— Это правильно. У нас парень, который языки знал, пару раз очень здорово всех выручил — согласился без возражений Лёха.
— Думаю еще стрелковку подтянуть. Так-то только в армии стрелял несколько раз, но не очень чтоб мощно вышло.
— Тоже дело. Я себе вместо плеча синяк устроил, когда из винтовки первый раз бахнул — напомнил Лёха.
Паштет кивнул. Он это помнил. И то, что в его лице появился у скромного Лёхи личный биограф здорово нравилось бывшему попаданцу. Потому и сам в подготовке приятеля принял максимально посильное участие, даже денег предложил, но от купюр гордый Паша отказался.
— Еще хотел тебе сказать про пустячки всякие — вспомнил Лёха.
— Какие? Ты же вроде все уже надиктовывал.
— Знаешь, мне кажется, что тебе бы стоило научиться с лошадками работать. В смысле верхом там поездить, с упряжью разобраться. Я это к чему — и наши и фрицы на лошадях только в путь. Будет досадно, если найдешь ездовую кобылу, а использовать будет никак. Я там несколько раз смотрел, как бурят с лошадками обращался…
— И завидовал? — усмехнулся Паша.
— Не, не завидовал. Зачем завидовать, если в группе лошадник есть. Это он меня уважал — скромно сказал бывший герой партизанских войн.
— Ну да, перемотоцикл, помню… Я тоже к слову подучился на мотоцикле ездить, да и вообще всю эту архаичную механику руками пощупал. Реконструкторы полуторку чинили, вот я и встрял. Но там все просто — одна палка, три струна и кривой стартер. Значит, считаешь и лошадендус изучить надо?
— Точно — не помешает. Это, знаешь, две большие разницы — на горбу все тянуть или на телеге ехать. Я вот еще прикидывал, что документами надо бы тебе обзавестись. На первый момент. Сейчас же чертова куча возможностей — и образцы в инете и принтеры и все что хочешь, хоть живые печати заказывай, да штампуй всякое — разное. И ещё, Паштетон, как там у тебя с прививками? — отхлебнув из бокала, пригвоздил приятеля Лёха.
— А хрен его знает, какие-то в детстве делал, но я маленький был, не помню, вроде реакция Пирке и вот ещё в прошлом году от энцефалита, — неуверенно перечислил сотрапезник.
— Значит так, про энцефалит забудь, нету там его ещё, это попозже нам американцы подкинули. А вот от бешенства и столбняка давай бегом, там повторные через год, можешь не успеть. И ещё, надо пошариться, на каком-то сайте вроде встречалась мне "Прививочная карта попаданца", короче надо в поиск забить. Тут Лёха уткнулся в кружку, пряча легкое смущение. Неожиданно для самого себя он поневоле втянулся в проводы своего приятеля и хотя сам ни в коем разе не хотел повторить свой прыжок в прошлое, но неоднократно срывался и начинал готовиться, словно сам снова идет туда, в войну. И да, про прививки все прочитал совсем недавно и про документы. Мало того — видимо мозг даже ночью думал про Паштета и портал, потому как то и дело снились Лёхе красочные и реалистичные сны именно на эту тему. Как раз сегодня такой сон нагрянул к спящему. Словно портал у Лёхи в квартире почему-то и выглядит тонкой белесой полосочкой в воздухе. Хотя вроде как это и не совсем квартира, а одновременно и складское помещение для товара, только в нем зачем-то растут деревья между стеллажей с коробками. И минул всего месяц, а Лёхе кажется — целая вечность, с тех пор, как Пашка лихо сиганул в приоткрывшуюся щель времени с криком: "Эхбля!", и почти каждый день бывший старшина ВВС приходит в урочный час к месту старта и с надеждой всматривается в сумрак леса и залежей картонных коробок, ожидая возвращения приятеля.
И вот, когда простояв в безнадёге почти час, Лёха собрался уже уходить со склада на кухню своей квартиры, которая рядом — за стенкой и чайник свистит уже, раздался непонятный звук. И вдруг, прямо из воздуха показался немыслимо прекрасный самодвижущийся аппарат. Это был цундап с коляской, на котором гордо восседал увешанный оружием Паштет! За спиной у него на заднем сидении, обхватив водителя за талию, сидела ослепительная красавица в каске с рожками, а в коляске — немецкая овчарка.
— Знакомся, Льоха — это моя будущая жена — величаво указал Паштет на девушку.
— Очень приятно — застенчиво промямлил менеджер — я - Льоха.
— Ева — представилась девушка — Ева Браун.
— Adolf! — прогавкала овчарка. Немного помолчала, и добавила — Heil! Heil! Гав!
— Ее зовут Блонди — пояснил Паштет — подарок, от Бормана. Стырили вместе с мотоциклом и золотом партии. На всякий случай.
Лёха с уважением посмотрел на горделиво сидящую собаку.
— Я думал сначала только овчарку у Гитлера украсть — смущенно сказал Паштет — Чтоб ему, суке, обидно сделать. И еще вдобавок хотел его морально унизить. Но, так уж случайно вышло, что Ева невольно закрыла фюрера своим телом, и забеременела. Пришлось и ее брать — не оставлять же на растерзание фашистам? А она мне за это рассказала, где Борман держит ключи от мотоцикла и свечу от второго цилиндра. А нычку Геринга с авиабензином в том гараже мы сами уже нашли — поэтому уже в 1943 году половина авиации у них летать не сможет. В общем, полезная девчонка оказалась. Ну а золото… я думал, в ящике патроны — все еще удивлялся, чего моцык так слабо в гору тянет и расход как не в себя.
— Вау! — сказал тут же Лёха и сам на себя рассердился.
— Это что, — возбужденно продолжил Паштет, тыкая пальцем в сиденье мотоцикла, — ты сюда, сюда посмотри!
— Сиденье как сиденье, — пожал плечами Лёха.
— Нееее, — замахал пальцем в воздухе Паштет, — это кожа со спины Гитлера!
Лёха только рот раскрыл.
— Понимаешь, он, оказывается — рептилоид! И ежегодно, двадцатого апреля — он сбрасывает старую шкурку и обрастает новой. Эта — лежала в запасе, наверное "Майн Кампф" переплести хотел. Мы ее прихватили, когда пробивались с боем к гаражику, через подсобные помещения Аненербе — там, в этих кладовках — чего только нету! Мы бы и летающую тарелку угнали, но у Блонди высотобоязнь, и ее укачивает. А в подлодку не полезли — у Евы клаустрафобия и токсикоз. Вот, пришлось так. Хорошо, что передумали на танке ехать, а то ее тошнит постоянно.
Тут Лёха задумался, как будет Паштет выезжать на мотоцикле из комнаты и неожиданно для себя проснулся. Хотя минут пять еще тупо смотрел на дверь и на полном серьезе прикидывал — пролезет ли мотоцикл, если его положить боком, или все-таки придется люльку отвинчивать. Сейчас было немножко смешно и стыдно и за сон и за раздумья о мотоцикле.
— Я прикидывал насчет документов — сказал Паштет.
— И как?
— Хрень какая-то выходит. У красноармейцев вообще документов не полагалось, кроме двух бланков в смертном пенальчике, так они их или не носили, или не заполняли. Да и не хочу я туда красноармейцем являться. У гражданских — паспорт был, но опять же не у всех и стоит сейчас такой паспорт — как автомат.
— А заново сделать? — заинтересовался Лёха.
— Не из чего. Чего удивился — Паштет отхлебнул пива — материалы сейчас не те совсем. Даже бумага по качеству совсем иная, та такая убогая, что сразу в глаза кидаться всем проверяющим будет. Единственно — справку какую написать или командировочное удостоверение. Хотя по военному времени, если не под немцем сидеть, так лучше вообще без документов. Перемудрить легко. Вон Гиммлер сам себя наказал — ему бы в штатском, да без документов вообще, а он себе состряпал солдатскую книжку рядового войск СС. Был бы без документов — пропустили бы его амеры, там в взбаламученной и распотрошенной Германии всякий такой люд толпами болтался и немцы-беженцы и гастрабайтеры со всей Европы и освобожденные ост — рабы из СССР, поди всех проверь. Их и не проверяли. А эсэсовцев как раз задерживали. И этого рядового задержали. Просто потому, что зольдатенбух СС у него был — и все. А он еще перепугался и сознался кто да что. Тут все еще хуже — я себе даже легенду толком не придумал.
Лёха усмехнулся, отодвинул от себя пустую тарелку.
— Тебе лучше всего заделаться администратором театральным.
— Вот ты дал! — по-настоящему удивился Паштет.
— Я серьезно. Профессия совершенно публике не известна, опять же не слесарь и не колхозник, а белоручка — неумеха. С другой стороны — интеллигент-балабол, толку от тебя никакого, вроде как юродивый такой. Притом безобидный. И самое главное — об этой профессии многие в том времени читали и слышали. а вот что делать администратор должен — хрен кто знает — безапелляционно заявил Лёха.
— Сроду бы не подумал, и, знаешь, не верится как-то, тем более, что все знают о такой специальности.
— Знают, знают. Причем знают, что такая есть, а вот в чем она заключается — это нет. Меня там удивляло, что у них частенько фразочки такие проскакивали. Оказалось — популярная там книжка была "12 стульев". Я ее перечитал между делом. Так там как раз был такой администратор, он еще работал как грузчик, сидел с каплями алмазного пота на лысине, раздавал контрамарки на спектакль. Так что публика не удивится. А тебе и полегче — претензий не будет за пулемет л