— Не слыхал я про такое — отозвался Паштет.
— Нуу, обычная яма, в которую наши армейские взвод электриков утрамбовали во всем обвесе, даже ремни не снимали. Раскатали с ходу арьергард, причем даже не гусеницами, так — постреляли, а командир у танкистов был заботливый, велел трупы с дороги убрать…
— Странная забота!
— Так он, как понимаю, о своих чмошниках-снабженцах беспокоился, что следом поспешали с запасами и прочим. Они-то не на танках, а примерзший к дороге труп — то еще полено, мост у грузовика вынести можно легко, особенно в темноте, а во время войны ни тебе фонарей по дорогам, ни фары толком не включишь. Ладно, пошли дрыхать.
— Погодь, вот я для экспозиции в так сказать школьном музее подготовил несколько вещичек, не посмотрите по аутентичности — экспозиция по 41 году будет.
— Нуу, давай, хвастайся…
Ватник со штанами особых нареканий не вызвал, сапоги — тоже. Главное, в чем сошлись копари — чтоб штампов и бирок видно не было. Один еще заметил, что подметки у сапог сейчас приколачивают сильно не так, как тогда, но кроме Паштета никто на это замечание внимания не обратил, ясно же, что подметками на школьной экспозиции обычные кожаные сапожки никто ставить не будет, для нынешней школоты кожаный сапог — уже дивная, старинная невидаль. Деньги осматривали менее внимательно, не редкость. Только Петрович сказал:
— Когда будешь в витрину класть — эти сверху положи, а эти вниз, так чтоб не полностью были видны.
— Почему? — удивился Паштет.
— Год выпуска у этой купюры — 1942, а эти две вообще 1945 года. Некрасиво выйдет, неаккуратно.
Спать лег Паштет задумчивым. Получалось, что половина его финансов в том времени — если влетит как ожидал — будет только привлекать внимание. Хотя, если подумать, с другой стороны для людей из НКВД это будет лишним доказательством того, что Паштет — визитер из будущего. Или тупой фальшивомонетчик. С тем и уснул. Как ни странно, во сне его не беспокоили ни немецкие мертвецы, ни наши бойца, просто как провалился. И проснулся легко, оттого, что кто-то дергал его за ногу. Оказалось — тот парень, что вчера сидел в австрийской куртке.
— Вставай, дер тее ист гекохт!
Утро было свежим, но не холодным. Чай действительно уже вскипел. А потом было долгое и грязное ковыряние в густой, липкой глине. После фильма про якобы копателей "Мы из будующего" Павел полагал, что старые блиндажи выглядят весьма себе авантажно, ну разве что водички немного откачать. Тут же все было не как в кино — блиндаж словно схлопнулся за прошедшие годы, стенки, сдаваливаемые снаружи землей наклонились, сверху их прихлопнул накат. И все внутреннее пространство было заполнено просочившейся каким-то образом сквозь стенки глиной. Как ни странно, первая находка нашлась очень быстро и была так же неожиданна, как киндерсюрпризное яйцо. Сначала Паша не понял, что за деревяшка попалась ему под лопату, потом, когда сосед аккуратно помог, не дав могучему Паштету искромсать препятствие на куски, из мокрой жижи с хлюпаньем достали стул совершенно городского вида с изящными гнутыми ножками и спинкой, не современный, тогдашний, но тут, посреди леса несуразный и странный.
— Странно, деревень тут рядом не было — заметил один из безлошадных, когда стул гордо встал рядом с раскопом.
— А что, из деревень немцы мебель в блиндажи таскали? — удивился Паша.
— Еще как таскали. А деревенские потом обратно выволакивали свое добро. Но вообще у немцев в блинах и подушки попадались не раз, и всякая деревенская утварь и мебель тоже. Помнится, буфет нашли со стеклышками. Но этот стул, видать, электрики с собой привезли, любители уюта, ютить их в яме. Любили ребята комфорт. Городские, чего с них взять…
— Не только мебель. В Ленобласти вон они дома разбирали и сруб в землю собирали, в яме. А потом — если деревенские выжили — те обратно свои срубы вытягивали и снова дом ставили… Мы такие находили…
— Значит деревенские в том районе кончились и некому было дома себе делать — заметил Петрович, пыхтя и роясь в земле, как медведка.
— А мои знакомые, было дело, стол нашли в блине — из иконы сделанный. Здоровенная икона, хорошая столешница вышла, только ножки приколоти — и пользуй — отозвался один из безлошадных.
Потом стало совсем тяжело копать, глина липла к лопатам, словно пластилин. Тем не менее, копари, наоборот, были довольны этому обстоятельству. Почему так, Павел понял, когда, наконец, срыли слой пустой породы и приблизились к полу блиндажа. Оставалось, судя по щупу, прошивавшему с шипением слой глины и стукавшему по дереву, сантиметров тридцать. Теперь рыли уже аккуратно, осторожненько так рыли. Металлодетектор показал, что блин не пустой.
— Надеюсь, что там не гантели — заметил парень в австрийской куртке. Паштет вчера перезнакомился со всеми, но теперь перепутал кого как зовут и потому старался не обнаруживать свою плохую память. Парень перехватил взгляд Паши и пояснил:
— Знакомые подняли блин, в котором было пять гантелей и солдатские ботинки. И все. Спортзал для военного фитнеса.
— А чего пять?
— Наверное там занимался однорукий спортсмен. Ну, что там?
Лопата Капеллы нежно скрежетнула по железу. Чавкая сапожищами, публика собралась кружком.
— Горшок. И вроде не пустой — аккуратно и виртуозно двигая лезвием штыка сказал копарь.
— Зимний горшок и сохран хорош — обрадовались остальные, когда из глины вылупился крутой лоб и козырек немецкой каски, действительно с остатками белой краски, видной даже через быстро смахнутую перчаткой глину.
— Нуу, один постоялец таки есть! Во всяком случае башка — удовлетворенно заявил Капедлла, аккуратно снявший пласт грунта. Глубоко под козырьком оказался внезапно очень маленький череп, почти утонувший в каске. Тускло блеснули мутные стекляшки старых очков.
— Прохвессор! Со своим стулом приехал! — почтительно заметил Петрович.
— Ведерком воду собирайте! — пропыхтел увлеченный археолог Капелла. Под его уверенными руками из земли появилась нижняя челюсть с какими-то стальными коронками. Вид у откопанной головы был страшноватенький, словно найденный мертвец перед смертью распахнул рот в диком крике. Криво сидящие на черепе очки только усиливали впечатление.
— Опа! А это что за офигение в ставриде?
— Кружева, походу… С ватным подбивом… Маркиз прямо…
— Левый он какой-то. Жетон есть?
Рывшийся с сопением Капелла сердито рыкнул, чтоб не мешали. Зачмокала лопата, аккуратно подбирая глину.
— Опять сапер Водичка лезет!
— Ну так черпай — вон ведро. Тихо махай, покалечишь кого-нито.
— Есть жетон!
Копарь встал, распрямившись во весь рост, аккуратно протер алюминиевую пластинку об рукав. Недовольно цыкнул зубом.
— Вермахт, хрен ему в зубы. Эрзац батальон.
— Это что такое? — спросил ничего не понявший Паштет. Жетон пошел по руках, общее возбуждение несколько упало.
— Нууу, во-первых, это не эсэсман, а обычный пехотинец. Во-вторых, пушечное мясо из свежего пополнения. Обычный жетон запасного батальона. Короче говоря — таких жетонов, хоть жопой ешь. Ничего интересного. Один призванный из запаса, по зубам судя — явно не новобранец.
— А некоторые переводят, как "Эрсте батальон" — то есть первый — усмехнулся рывшийся в углу безлошадный.
— Теоретики. Еще есть эхсперты, как "учебный" переводят — пропыхтел Петрович.
— Нуу, знатоков много. Ознакомились бы с немецкой системой пополнения войск — не трендели бы. Ладно, может быть у него тут и соседи есть…
Соседей в блиндаже не оказалось, что показали пробитые до дна по углам шурфы. Немца открыли всего, стало понятно, отчего помер — ну, скорее всего, потому как черт его знает что было с мягкими тканями, а вот перебитые кости голени и вывернутая под прямым углом вбок стопа были налицо. Странный был фриц, несуразный какой-то. К удивлению Паштета на покойнике был поверх плохо сохранившегося кителя напялен советский ватник, развалившийся на пласты мокрой рыжей ваты, а совсем сверху — явная скатерть с кружевами по углам, которую покойный нахлобучил на манер пончо. Что совсем было странным — копари к этому отнеслись совершенно равнодушно. Разве что заспорили на тему ботинок — они у этого странного недоделка были опять же, не пойми чьи — тут мнение знатоков разошлось, одни во главе с Петровичем были уверены, что это польские армейские чеботы, другие — с Капеллой, ставили больше на чешское производство. К сожалению, все найденное было не слишком интересно с точки зрения коллекционирования. Ремня у покойника тоже не было, разве что на бедренной кости болтался какой-то задубевший ремешок невнятного происхождения, наверное умирающий пытался себе так остановить кровотечение, закрутив жгут. Безуспешно.
Паштет помог копарям разобрать груду жердей, раньше бывших нарами, извозился в грязи по уши, но глядя на работавших рядом жаловаться было глупо, ребята себя не жалели совершенно. С точки зрения Паши находки были не шибко ценными, но парень, щеголявший вчера в австрийской куртке (что странно — перед копом он переоделся в немецкую, судя по затертому флажку на рукаве) с радостью забрал две пустые бутылки, вроде как от бельгийского пива, а вот к фуфырикам от французской минеральной воды нос отвернул брезгливо. А потом повезло и Паше. Он ворочал глину и удивился внезапно бликанувшему яркой желтизной металлу. Почему-то подумалось о золоте. Полез рукой и выдернул пару странных патронов. Гильзы здоровенные, латунные, словно от ДШК, а пули малюсенькие — не пойми из чего. Поковырял ногтем и поразился — карандаши что ли в гильзы вставлены? Явно деревянные пули-то!
— Гляньте, чего нарыл! Что это?
Отвлеклись, глянули. Петрович тут же определил: "Трайбпатроне 318 к ПЦБ 39".
— А если человеческим языком?
— Было у немцев противотанковое ружье ПЦБ 39. Панцербюхзе 39 калибром под ввинтовочную пулю, но с адским количеством пороха в гильзе. В 41 году против наших консервных банок работало хорошо. Наши сгоряча где-то хапнули трофейного боезапаса и даже несколько сотен штук таких ружей выпустили в Туле, ребята находили там ПЦБ эти советского производства с немецкими патронами.