Миркан наблюдал без эмоций. Он не испытывал злорадства, не чувствовал триумфа. Это не было победой. Это был просто неизбежный конец для того, кто слишком долго считал себя неуязвимым.
Когда последняя частица тела Аурелиуса растворилась в воздухе, по полу пробежала первая трещина. Тонкая, едва заметная, но Миркан уже знал, что это только начало.
Потолок задрожал и заскрипели стены, будто клиника, осознав утрату хозяина, сама начала умирать. Швы, державшие её реальность, рвались, расслаивались. Миркан чувствовал, как пропадает давление, как уходит навязчивая энергия, пропитывавшая это место.
В другой комнате раздался глухой удар – кто—то упал, потеряв сознание. В следующее мгновение раздались крики. Люди, до этого находившиеся под влиянием Аурелиуса, внезапно освободились, и их разум не успел приспособиться к этому. Некоторых настиг ужас, другие не понимали, где они находятся. Кто—то метался по коридорам, пытаясь выбраться, кто—то сидел, сжав голову руками, пытаясь вспомнить своё имя, свою жизнь.
Клиника рушилась, но Миркан не спешил уходить.
Он стоял, наблюдая, как трещины ползли по стенам, разрывая пространство. Картины, чьи изображения так долго шевелились в своих рамах, теперь безжизненно осыпались. Их краски стекали вниз, словно маски, потерявшие смысл. Шкафы падали, рассыпая страницы, на которых больше не было слов – бумага чернела, исчезая так, словно и не существовала.
Всё, что Аурелиус строил десятилетиями, исчезало за считаные минуты. Миркан смотрел, как мир, сплетённый из боли, страха и власти, превращается в прах.
Когда одна из стен обрушилась, открывая коридор, заваленный телами тех, кто только что пытался выбраться, он шагнул вперёд, минуя хаос. Некоторые пытались к нему обратиться, но он не останавливался. Их спасение было их собственной задачей. Его дело уже было сделано.
Он вышел наружу, в ночь, наполненную запахом пепла и серы.
Здание ещё стояло, но уже не как клиника, не как тайный центр, не как место, управляющее судьбами. Теперь это был просто остов, испещрённый трещинами, наполовину разрушенный, готовый окончательно рассыпаться при первом порыве ветра.
Вдалеке раздавались сирены. Миркан знал, что скоро сюда приедут пожарные, полиция, скорая. Но они не найдут ничего, кроме руин. Ни следов Аурелиуса, ни доказательств того, что здесь когда—то вершились судьбы.
Глубоко вдохнув ночной воздух, Миркан почувствовал в нём запах гари, сырости и чего—то неуловимо чужого, напоминающего след ушедшей тени. Однако это не приносило ни облегчения, ни радости. Всё, что произошло, было лишь ещё одной главой в его борьбе, ещё одной битвой в череде схваток, которым не видно конца.
Лифтаскар стал слабее, но не исчез. Остались те, кто поддерживал его связь с этим миром. Остались демоницы, секта, другие, кто всё ещё тянул нити, кто всё ещё выбирал жертв, кто считал, что находится в безопасности.
Ночь только начиналась, но следующая цель уже была намечена.
Глава 13
Разбитая мостовая была усыпана обугленными обломками. В воздухе до сих пор витал едкий запах гари, перемешанный с сыростью ночного дождя. Варвара вышла из машины первой, оглядываясь вокруг. Остов здания, некогда бывшего клиникой Аурелиуса, теперь представлял собой лишь жалкие остатки былой архитектуры: обгорелые стены с провалившимися проёмами окон, да покорёженные металлические балки, торчащие из завалов, словно рёбра мёртвого гиганта.
Пожарные и полицейские ещё оставались на месте происшествия, но их работа уже подходила к концу. Слишком мало улик, слишком много хаоса. Фонари на их касках метались по руинам, выхватывая из темноты угольно—чёрные пятна, дымящиеся кромки разрушенных перекрытий, искорёженные остатки мебели, некогда скрывавшей в себе чужие тайны.
– Газовое оборудование, – хмыкнул Виталий, закрывая за собой дверцу автомобиля. – Конечно. Уж сколько раз слышал этот "официальный" диагноз.
Варвара медленно пошла вперёд, обходя крупные фрагменты кирпичной кладки. Под ногами скрипели куски оплавленного стекла, в углах стен чернели капли засохшей копоти, словно кровь на давно заживших ранах.
– Ты не веришь в версию взрыва? – спросила она, не оборачиваясь.
– Я в ней не сомневаюсь, – саркастично протянул Виталий. – Разумеется, это был газ. Самовозгорающийся, выбирающий, что именно уничтожить, и оставляющий после себя такие аккуратные, почти художественные разрушения.
Он указал взглядом на дальнюю стену – единственную, что ещё стояла почти целой. В ней зиял ровный, словно пробитый изнутри, проём. Его края выглядели странно: кирпичи не осыпались, а будто оплавились, уступая чему—то, что вырвалось наружу с неведомой силой.
– Посмотри на это, – продолжил он. – Газовые взрывы разносят здания по окружности, оставляя груды обломков. А здесь всё иначе: будто что—то вырвалось, но не из подвала или из центра помещения, а прямо сквозь несущую стену.
Варвара молчала, медленно обходя завалы. Она пригляделась к тому месту, где раньше находился центральный вход. Каменная лестница, ведущая к нему, теперь была завалена обломками. Но кое—что осталось нетронутым.
На самой нижней ступени, под тонким слоем пепла и пыли, виднелись еле различимые следы. Они тянулись от входа вглубь руин, и Варвара сразу поняла: здесь кто—то стоял уже после взрыва.
– Видишь? – негромко произнесла она, наклоняясь ближе.
Виталий шагнул к ней, проследил за её взглядом.
– Следы, – констатировал он. – Кто—то был здесь после пожара. Или во время него.
Варвара подняла голову, вглядываясь в темнеющий провал бывшего здания. Её мысли складывались в одну, пугающую картину. Что бы ни случилось в этой клинике, причиной был не несчастный случай. Профессор Алексей Викторович Орлов, известный как Аурелиус в узких кругах, был далеко не тем человеком, кто мог стать жертвой халатности. Здесь произошло нечто другое. И, судя по следам, кто—то наблюдал за этим. Или ждал.
– Нам нужны отчёты экспертов, – сказала она, выпрямляясь. – Но что—то мне подсказывает, что мы не найдём в них ничего полезного.
Виталий посмотрел на неё.
– У тебя есть версии?
Варвара промолчала. У неё было предчувствие. Пока не подкреплённое фактами, но слишком явное, чтобы его игнорировать.
Она ещё раз взглянула на руины. Сквозь завалы ветер шевелил обгоревшие клочья ткани, возможно, куски чьей—то одежды. Чуть дальше, у выгоревшей стойки ресепшена, мерцал экран телефона, оставленного кем—то из следователей. В этом хаосе было слишком много пустот, слишком много вопросов.
Смолина подошла к ближайшей группе оперативников, ведущих осмотр места происшествия, и, остановившись рядом, спросила:
– Что с профессором Орловым, владельцем клиники?
Один из оперативников, молодой, но уже привыкший к подобным ситуациям мужчина, мельком глянул в блокнот, затем поднял взгляд:
– По имеющейся информации, во время трагедии он был у себя в кабинете. Но его тело не найдено.
Варвара сжала губы, переваривая услышанное. Исчезновение Орлова в таких обстоятельствах не сулило ничего хорошего.
– Значит, его могли вынести до того, как пожар уничтожил здание? – предположила она, осматривая разрушенный фасад.
Оперативник неопределенно качнул головой:
– Пока неясно. Либо он действительно был внутри и… сгорел дотла, либо исчез до момента взрыва. Но эксперты не нашли даже следов костных останков. Это странно.
– Странно – мягко сказано, – пробормотал Виталий, изучая проём в стене. – И что, никто не видел, выходил ли он?
– Официально – нет, – ответил оперативник, убирая блокнот в карман. – Но есть ещё один момент. За несколько минут до взрыва в здании оставался кто—то ещё. Один из сотрудников службы безопасности клиники, дежуривший в ту ночь, утверждает, что слышал шум и видел свет в окнах кабинета Орлова. Он хотел проверить, но как раз в этот момент произошло разрушение. Однако один из свидетелей утверждает, что видел человека в белом халате, покидающего здание за несколько минут до взрыва. Позже выяснилось, что это был сотрудник медперсонала, но остаётся вопрос: если Орлов действительно был внутри, почему никто не слышал его криков или попыток выбраться?
Они шагнули вглубь разрушенного здания, минуя груды обломков и осыпавшиеся перекрытия. Воздух был насыщен гарью, пеплом и чем—то горько—металлическим, словно запахом перегретого железа. В этом месте всё кричало о катастрофе – стены покрыты слоем копоти, местами обугленные до кирпичного основания, остатки мебели покорёжены огнём, а пол, некогда гладкий, теперь был испещрён трещинами и засыпан мелким пеплом. Свет фонарей, мерцая на завалах, создавал причудливые тени, будто в руинах прятались живые силуэты.
– Чувствуешь? – спросил Виталий, поводив фонарём по стенам.
– Чувствую, – отозвалась Варвара, вдыхая едкий воздух. – Здесь сгорело не только дерево и пластик. Что—то ещё, что оставило этот металлический привкус.
Шаги отдавались глухим эхом. Дальше по коридору открывалась полуразрушенная комната, в которой когда—то, судя по остаткам мебели, был кабинет или лаборатория. Варвара сделала шаг вперёд и остановилась, её внимание привлекли странные тёмные пятна на полу. В луче фонаря они отливали чем—то вязким, но при ближайшем рассмотрении оказались застывшими, словно смола или застывший воск.
Она опустилась на одно колено, осторожно провела пальцем по поверхности. Материал был твёрдым, почти стеклянным, и при малейшем нажатии начинал крошиться, рассыпаясь в мелкую пыль.
– Это не кровь, – пробормотала она. – И не масло.
– Тогда что? – Виталий присел рядом, пристально рассматривая находку.
– Что—то, чего не должно здесь быть, – ответила Варвара.
Она вынула из кармана перчатки, натянула их и попыталась соскрести немного вещества в пробирку, но оно оказалось слишком хрупким. Как только она приложила усилие, вещество рассыпалось, растворяясь в воздухе.
– Чёрт, – тихо выругалась она. – Оно нестабильное.