Дочь сделала вид, что глубоко задумалась, словно всерьёз пытаясь вспомнить, когда последний раз сталкивалась с чем—то, что могло бы её беспокоить.
– Абсолютно, мам! Всё отлично, – ответила она с беззаботной улыбкой.
– Ты уверена? Никаких проблем, никаких тревог? – мать внимательно изучала её лицо, словно пыталась уловить малейшее сомнение.
– Никаких, мам. Я даже стала более организованной. Вот, например, теперь я всегда знаю, где нахожусь и зачем, – Лиза хитро прищурилась.
Мать ещё немного постояла, изучая лицо дочери, а потом пробормотала:
– Ну слава богу, хоть с тобой всё нормально, а то у Лены дочка беременная…
Лиза улыбнулась шире. Всё действительно было нормально. Просто подробностей об этом никто не знал.
Затем она поступила в институт, но сама эта идея её совершенно не вдохновляла. Учёба казалась чем—то необходимым, но бесполезным, как парадная упаковка от товара, который интересен только в содержимом. Она смотрела на однокурсников, нервничающих перед экзаменами, и недоумевала: неужели кому—то действительно интересно, что происходило в мировой экономике семнадцатого века или какие тенденции формировали литературный реализм?
Ей было гораздо занимательнее наблюдать, как на неё смотрят мужчины.
Лиза привыкла к этому с детства, но в институте это приобрело новый масштаб. Теперь вокруг не было школьных ограничений, и, что самое важное, никто не мог ей ничего запретить. Здесь не существовало классных руководителей, которые вызовут её на разговор, или родителей, которые попытаются её перевоспитать. Здесь были только возможности.
И Лиза ими пользовалась.
Однокурсники. Старшекурсники. Ассистенты преподавателей. Преподаватели. Случайные знакомства на вечеринках. Бармены, которые угощали её коктейлями, официанты, бросавшие взгляд через плечо, даже охранник в общежитии, который сначала сердито отчитывал её за поздние возвращения, а через месяц уже сам ждал её появления.
Каждый новый мужчина был не «новой любовью», не «поиском чего—то настоящего», а очередным интересным эпизодом.
В общежитии у неё был сосед, с которым они долгое время играли в странную игру – кто первым признается, что им давно хочется сделать вид, что их случайные пересечения в коридоре вовсе не случайны.
– Ты же понимаешь, что нам с тобой всё равно не избежать этого? – как—то раз сказал он, прислоняясь к косяку её комнаты.
– Конечно, понимаю, – улыбнулась Лиза, разворачивая шоколадку. – Просто жду, когда ты наконец возьмёшь на себя инициативу.
Через десять минут шоколадка лежала расплавленной на прикроватном столике, а сосед удивлялся, насколько активной может быть девушка, которая так невинно ест сладкое.
Потом был парень из группы. Высокий, красивый, но отчаянно влюблённый в девушку, которая его игнорировала.
– Она не даёт мне шанса, – жаловался он Лизе, сидя на её кровати.
– Так возьми шанс там, где тебе его дают, – ответила она, разводя бедра.
Ему хватило двух секунд, чтобы понять, что именно она имела в виду.
Через месяц эта девушка всё—таки обратила на него внимание, но к тому времени он уже не горел желанием за ней бегать.
Был ещё спор с однокурсником, который начинался как невинное обсуждение отношений и неожиданно перерос в нечто более физическое.
– Ты просто не понимаешь, как это работает, – сказал он.
– А ты уверен, что понимаешь? – Лиза приподняла бровь.
И спустя несколько минут они, кувыркаясь в постели оба уже удивлялись тому, как быстро доказательство точки зрения может выйти за рамки обычного разговора.
Всё это было не серьёзно, не глубоко, не навсегда. Лиза воспринимала секс так же, как кто—то воспринимает танцы – удовольствие от процесса, не требующего объяснений.
Однажды ночью, уже после второго курса, она оказалась в клубе с компанией, в которой едва знала половину людей. Она пила коктейль, смеялась над чужими историями и флиртовала с парнем, имя которого успела благополучно забыть через полчаса.
– Хочешь что—то интересное? – спросил он, когда они оказались у стойки бара.
Лиза улыбнулась:
– Я всегда хочу что—то интересное.
Через две минуты они уже целовались в тёмном углу. Через десять она почувствовала, что ему не терпится перейти к следующему этапу.
– Туалет, – он произнёс это без вопросов.
– Отличная идея, – пожала плечами Лиза.
Секс в тесном клубном туалете на фоне стука чужих каблуков и разговоров за дверью оказался одновременно спонтанным, быстрым и до смешного глупым.
Когда Лиза вышла, слегка поправляя одежду, несколько человек посмотрели на неё с откровенной догадкой.
– Ты серьёзно? – прошептала одна из девушек, стоявших у зеркала.
Лиза улыбнулась:
– Конечно.
Повернувшись, она направилась к выходу, даже не оглядываясь. Позже она думала, что этот случай должен был вызвать неловкость, смущение, чувство стыда. Но не вызвал.
Она поняла, что людям на самом деле плевать. Большинство делают вид, что им важно чужое поведение, только чтобы было о чём поговорить. На следующий день они уже забывают о чём судачили ночью.
А Лиза не видела смысла стыдиться того, что её не тяготило. Проблема, о которой она старалась не думать. Всё в её жизни было прекрасно.
До тех пор, пока она не заметила, что слишком долгое отсутствие секса начало её угнетать. Пока другие студенты мучились с зачётками, Лиза быстро разобралась в альтернативных методах освоения знаний.
Её ночи были расписаны точнее, чем у военных пилотов. В один день у неё мог быть сосед по комнате, который зачем—то стучал к ней ночью за солью (и, разумеется, забывал о своей миссии через пять минут).
На следующий – парень из группы, который смущённо бормотал, что ему срочно нужна помощь с философией. На втором курсе Лиза осознала свой главный страх. Ей невыносимо было оставаться без секса.
Сначала она просто раздражалась. Потом начинала нервно проверять телефон, убеждаясь, что не упустила чьё—то сообщение. Через три дня её раздражение превращалось в депрессию. Через четыре – она начинала разглядывать даже тех, кого раньше не замечала. Через пять – ей было уже всё равно, лишь бы вернулось ощущение адреналина.
Именно в один из таких кризисных дней она написала бывшему преподавателю.
– Скучала по моим лекциям? – с сарказмом спросил он.
– По вашим лекциям – нет, – честно ответила Лиза.
Он долго молчал, потом отправил адрес. Лиза улыбнулась. Как же прекрасно, когда люди понимают друг друга без слов.
С каждым днём ненависть к Лизе росла, словно чернильное пятно, расползающееся по белой скатерти. Женщины её не выносили – не потому, что она была с ними груба или как—то открыто враждовала, а потому что Лиза существовала без стыда. Она не оправдывалась, не пыталась соответствовать правилам и не стеснялась быть самой собой.
Для других девушек это было личным вызовом. В её присутствии даже самые убеждённые моралистки начинали чувствовать себя недостаточно правильными.
– Она просто шлюха, – шептались они в курилках.
– Как можно так не уважать себя?
– Её не интересует ничего, кроме мужиков!
Эти слова говорились с ядом, но на всякий случай – шёпотом. Как будто Лиза, услышав, могла превратить их в пыль одним лишь взглядом.
Зато мужчины молчали. Их почему—то устраивало, что рядом с ними находится женщина, у которой не было ни ненужных ожиданий, ни бессмысленных претензий, ни желания превращать мимолётное удовольствие в пожизненное обязательство.
Конечно, они старались изображать нравственную стойкость, но стоило ей взглянуть чуть внимательнее, добавить лёгкую усмешку – и вся эта моральная броня разлеталась, как тонкий лёд под весенним солнцем.
Лиза никого не уговаривала, не завлекала, не строила интриг. Она просто жила так, как хотела. И если кого—то это раздражало – ну, что ж, проблемы этих людей находились далеко за пределами её зоны ответственности.
Девушка никогда не думала о себе в категориях "хорошая" или "плохая" – она просто жила так, как ей хотелось, не задумываясь о чужих оценках. Если кто—то видел в этом угрозу, то, скорее всего, его беспокоило не её поведение, а собственные комплексы и предубеждения.
У Климовой таких проблем не было. Она не позволяла обстоятельствам загонять себя в рамки и всегда находила способ избавиться от того, что мешало ей наслаждаться жизнью.
Лиза никогда не мечтала о небе. Не сидела у окна в детстве, наблюдая за пролетающими самолётами, не перечитывала книжки о путешествиях, не строила воздушные замки о романтике дальних странствий. Просто однажды, когда встал вопрос о том, куда податься после института, она услышала, что стюардессам платят неплохие деньги, да ещё и с бесплатными командировками в придачу. Идеально.
Через полгода курсов, десятки выученных инструкций по безопасности и километры натренированной улыбки она уже шагала по аэропортам в идеально выглаженной форме, неся на себе взгляд одновременно восхищённый и предвкушающий. Мир распахнулся перед ней, наполненный бесконечными рейсами, новыми городами и мужчинами, которых она, вероятно, никогда больше не увидит.
Стюардесса – это идеальная работа для тех, кто не любит привязываться. Когда её подруга по экипажу с горящими глазами рассказывала, как один пилот поцеловал её за кулисами обслуживания, Лиза едва сдержалась, чтобы не зевнуть.
– Правда? Целовал? Боже, Марина, и как ты это пережила?
Подруга надулась, но Лиза уже не слушала. Для неё этот мир был аттракционом, в котором мужчины могли быть красивыми, умными, успешными, но всегда временными.
Однажды, когда рейс был долгим, пассажиры расслабились, а бортпроводники наконец—то получили пару часов тишины, она встретила его. Мужчина в костюме, с лёгкой небрежностью в манерах и с тем взглядом, который выдавал: он привык получать всё, что хочет.
– Как часто ты летаешь? – спросила она, когда он, растянувшись в кресле бизнес—класса, задумчиво разглядывал меню.
– Не настолько, чтобы успеть изучить всех стюардесс, – улыбнулся он.