Она знала, как это звучит. Безумие. Чистое, без примесей, без оправданий. Она сама бы не поверила в это, если бы не видела своими глазами. Если бы не чувствовала, как воздух в комнате сгущался, становился плотнее, затягивал, высасывал реальность.
Полицейский медленно выдохнул, откинувшись на спинку кресла. Он смотрел на неё с недоверием, но его опыт подсказывал ему, что здесь что—то есть. Может быть, не то, что она говорила, но нечто, что требовало внимания. Паника таких, как она, редко была наигранной. И хотя всё внутри него твердило, что это очередная ночная истерика, какой он видел уже сотни, что—то не давало ему отмахнуться.
– Сядьте, – сказал он наконец, кивнув на деревянный стул у стены. – И по порядку. Где это случилось? Кто исчез?
Она сглотнула. Её тело тряслось, как если бы холод добрался до самых костей. Ответить сразу она не могла, потому что знала: слова, которые она скажет, будут звучать нелепо. И всё же другого выбора у неё не было.
Кабинет следователя был тесным, прокуренным, с жёлтым светом настольной лампы, который делал лица в ней бледными и уставшими. По стенам тянулись пятна старой штукатурки, а на подоконнике стоял видавший виды вентилятор, лениво перегоняющий воздух, в котором витал запах дешёвого кофе, бумаги и усталости. Здесь пахло ночными дежурствами, полуразложенными делами, долгими, бессмысленными разговорами, когда преступник уже найден, а для отчётности всё ещё не хватает пары пунктов.
Женщина сидела на жёстком деревянном стуле, едва касаясь его края. Пальцы у неё дрожали, сжимая горячую кружку с остывающим кофе, но она не пила. Тёмная жидкость подрагивала от её дыхания, от тонкой, но нескончаемой дрожи, которая теперь стала частью её тела. Она знала, что сейчас они не поверят. Это было неизбежно. Они не могли поверить. Но её страх – это было нечто большее, чем простая паника, чем отчаяние человека, попавшего в беду. Он был чем—то совсем иным. Чем—то, что не умещалось в рамках этого кабинета, этой ночи, и всей этой жизни.
Следователь, мужчина лет сорока с холодными глазами и привычкой не торопиться с выводами, смотрел на неё с лёгкой скукой. Он видел сотни, тысячи таких, как она – избитых, заплаканных, пьяных, испуганных, лживых, настоящих. Она не выглядела как одна из них. Здесь было что—то другое, что—то, что даже он не мог сразу определить. Её страх не был истерическим. Он был глубоким, пронзительным, пропитывающим её с головы до ног. Так боятся люди, которые действительно видели что—то, что не должны были видеть.
Он переглянулся с напарником, молча передавая ему невидимый вопрос. Ещё одна сумасшедшая? Очередная история о таинственных клиентах, которые «пропадают», оставляя их потом разбираться с трупами в подворотнях? Или всё же что—то большее?
– Исчез во время секса? – наконец произнёс следователь, на мгновение приподняв бровь. – Ну—ну…
Его голос был выработан годами допросов – усталый, ровный, без явного осуждения, но с той долей скепсиса, которая должна была расставить всё на свои места. Он знал, как разоблачить ложь, как вынудить людей заговорить правду, как поймать их на несостыковках. Он ждал, что она сейчас начнёт путаться, что её история рассыплется, как карточный домик. Он видел это тысячи раз.
Но она не спорила. Она даже не пыталась что—то объяснить. Только крепче сжала пальцы вокруг горячей кружки, а её плечи едва заметно вздрогнули. Она словно сжалась внутрь себя, пытаясь стать меньше, спрятаться, исчезнуть. Как будто это помогло бы ей.
Следователь отложил ручку. В воздухе зазвучала знакомая ему тишина: та, что предшествует либо признанию, либо окончательной потере смысла разговора. Он уже собирался сказать что—то, подвести итог, сделать вывод – но в этот момент за его спиной резко зазвонил телефон.
Он вздрогнул и раздражённо покосился на аппарат, словно хотел не брать трубку, но что—то в этом звонке было не таким, как обычно. Он отличался. Резкий, требовательный, разрезающий пространство. Телефон продолжал звонить, и в этой настойчивости было нечто тревожное, нечто, чего он не мог проигнорировать.
Он поднял трубку:
– Да! – его голос теперь был уже не таким ленивым.
Следоватль слушал молча, не перебивая, не кивая, но в какой—то момент его бровь едва заметно дрогнула. Взгляд стал внимательнее, рука медленно легла на стол, а пальцы чуть сильнее сжались в кулак. Голос в трубке был коротким, приказным. Без лишних объяснений. Разобраться. Немедленно.
Он опустил трубку на рычаг и бросил взгляд на женщину. Впервые за весь разговор его глаза стали серьёзными.
– Значит, говорите, он исчез? – произнёс он, не скрывая теперь заинтересованности.
Она подняла взгляд. Губы её дрожали, но она ничего не сказала. Только кивнула. И в этом молчаливом кивке было что—то, от чего даже опытный следователь вдруг почувствовал, как внутри что—то нехорошо сжалось.
Глава 2
Маленький двухэтажный особняк затерялся среди современных зданий в самом центре Москвы. С первого взгляда он ничем не выделялся: скромный фасад, тёмные окна, строгие линии, лишённые какой—либо декоративности. Он выглядел так, будто существовал всегда: не бросался в глаза, не привлекал внимания. Проходя мимо, случайные прохожие не задумывались, что скрывается за его стенами, а те, кто всё же обращал внимание на здание, видели лишь одну из множества московских построек, переживших несколько эпох.
Но за этими стенами работал 302—й отдел – одна из самых закрытых структур спецслужб, чья деятельность оставалась в тени даже для тех, кто имел доступ к секретным данным. Этот отдел не значился в официальных списках, не имел вывесок или административных обозначений. О нём не писали в отчётах, его сотрудников нельзя было найти в базе данных, а само его существование оспаривалось даже среди высших чинов.
Здесь занимались тем, что не поддавалось объяснению: контролировали межмировые контакты, пресекали незаконные переходы между реальностями, предотвращали торговлю душами и расследовали аномальные явления. То, что казалось мифом или частью религиозных поверий, для 302—го отдела было будничной работой. Их оперативники сталкивались с сущностями, которые не должны были существовать, пресекали сделки, заключённые на условиях, противоречащих самой человеческой природе, и отслеживали тех, кто стремился использовать силы, неподвластные простым смертным.
302—м руководили Варвара Олеговна Смолина и Виталий Дмитриевич Санин – два специалиста, чьи методы работы были совершенно разными, но при этом идеально дополняли друг друга.
Варвара была хладнокровным аналитиком с развитым стратегическим мышлением, привыкшая к детальному анализу ситуации. Её методичность и умение просчитывать возможные последствия делали её незаменимой в расследованиях, связанных с аномальными явлениями. Она предпочитала действовать расчётливо, изучая каждый шаг, прежде чем принять решение. Даже там, где реальность начинала рушиться, она умела выстраивать цепочки, которые вели к ответу.
Виталий в отличие от неё был оперативником, человеком, привыкшим работать в поле. Он не верил в излишние обсуждения и предпочитал действовать быстро и жёстко, когда это было необходимо. Его методы часто выходили за рамки традиционных расследований, но именно благодаря ему 302—й отдел получал доступ к таким вещам, о которых остальные могли только догадываться.
Они работали вместе уже несколько лет, но их история началась задолго до этого.
Когда—то Варвара Смолина была сотрудником Следственного комитета. Она занималась самыми сложными и запутанными делами: раскрывала преступления, которые казались неразрешимыми. Но однажды столкнулась с тем, что выбило её из привычной системы координат.
Все началось с череды странных исчезновений, которые связывали с городской легендой о трамвае с номером 302. Первые сообщения о пропавших пассажирах появились в середине прошлого века, но тогда их списали на совпадения и несчастные случаи. Однако в последние годы свидетели стали замечать на улицах Москвы старый трамвай, исчезнувший ещё в шестидесятых, и утверждали, что он появляется без предупреждения, двигаясь по давно заброшенным путям. Люди, вошедшие в него, больше никогда не возвращались.
Когда этот вагон появился вновь, Варвара не могла игнорировать тревожные сигналы. Исчезновение людей сопровождалось аномалиями: камеры видеонаблюдения переставали работать, телефоны фиксировали странные помехи, а у очевидцев были одинаковые показания – они видели трамвай, но никто не мог вспомнить, куда он направлялся. Погружаясь в расследование, Варвара обнаружила, что исчезновения всегда происходили в одни и те же дни года и на определённых маршрутах, которые, по странному совпадению, совпадали с последним известным маршрутом Трамвая 302.
Тогда она впервые встретила Виталия Санина. Их знакомство началось с конфликта – Варвара, привыкшая к логике и анализу, не могла смириться с грубыми, казавшимися ей хаотичными методами Виталия. Он же видел в ней лишь кабинетного аналитика, далёкого от реальных полевых операций. Они спорили, сталкивались в мнениях, бросали друг другу вызовы. Варвара пыталась доказать, что её расчётливость и холодный ум ценнее, чем грубая сила, а Виталий – что в их работе важнее скорость и решительность.
Но с каждым днём расследования, с каждым новым шагом вглубь аномалий, где привычные законы переставали действовать, они начинали понимать друг друга. Варвара увидела, что Виталий не просто действует грубо, а умеет принимать решения в условиях, когда нет времени на анализ. А он признал, что её логика и хладнокровие спасают их от ошибок, которые могли бы стать смертельными.
Их профессиональное противостояние превратилось в нечто иное. Разговоры становились длиннее, взгляды – глубже, а слова, раньше звучавшие как вызов, стали напоминать доверие. Их столкновения сменились взаимным уважением, а затем – чем—то большим, чем просто рабочее партнёрство.
Они боролись друг с другом, отстаивали свои принципы, но в этой борьбе находили силы для союза. И когда между ними прорвалась эта грань, оказавшись иллюзией, они поняли, что не могут больше отрицать очевидное. Их чувства вспыхнули, как искра в шторм, оставляя в прошлом все их споры и гонор. В тот момен