Она принимала происходящее, но что—то внутри всё ещё оставалось чужим этой реальности.
В Лифтаскаре её не ограничивали – теперь она могла свободно покидать дворец, выходить в город, гулять по мостовым, утопающим в лиловом свете фонарей, видеть лица тех, кто уже давно стал частью этого мира, кто познал его безграничное наслаждение, кто подчинился ему целиком. Она видела тех, кто пришёл сюда по своей воле, и тех, кто сначала сопротивлялся, но уже потерял в себе всё, кроме желания.
Лиза шла медленно, её лёгкие одежды касались кожи, оставляя ощущение невесомости, воздух, насыщенный запахами пряных масел, был густым, липким, обволакивающим. На каждой площади разыгрывались сцены наслаждения, в нишах, за колоннами, в залах, выходящих прямо на улицу, подданные Лифтаскара предавались удовольствиям, сливались в вихре тел, теряя себя, растворяясь в этом мире.
Но её взгляд выхватил нечто чужеродное.
Мужчина стоял среди других – не выделялся, не двигался иначе, не пытался противостоять ритму жизни этого города. Он выглядел покорным, подчинившимся, полностью сломленным. Как и все остальные, кто однажды пришёл сюда и уже не мог вернуться.
Но Лиза увидела его глаза.
Это было мгновение, короткий, почти неуловимый момент. Её шаг замедлился, дыхание сбилось, когда она поймала его взгляд.
Остальные вели себя так, как было положено – их тела гнулись, их движения были ленивыми, текучими, в их лицах читалось полное слияние с этой реальностью.
А в его глазах было осознание.
Они смотрели прямо на неё, тёмные, глубокие, настороженные. Они пытались быть безразличными, пытались выглядеть как у всех, но Лиза видела, что это ложь. Она ещё не знала, что ей встретился Дмитрий.
Лиза застыла, ощущая, как тело перестаёт подчиняться, будто мир вокруг внезапно потерял вес, а воздух, насыщенный густыми, пряными ароматами ладана, горячего воска и чего—то терпкого, стал тягучим, липким, как расплавленный мёд. Пространство сгустилось, словно растеклось вокруг неё, заволакивая сознание, приглушая звуки, смазывая контуры, но среди этого хаоса, в этой вязкой, удушающей неге, она увидела его.
Сначала это было мимолётное движение на периферии взгляда, лишь отблеск знакомого силуэта среди множества других, но затем её сознание выхватило его, заострило внимание, будто мир, в котором всё подчинялось похоти и удовольствию, вдруг расступился, обнажив нечто чужеродное, инородное, но от этого не менее реальное. Дмитрий стоял среди прочих, растворённый в ритме этого мира, казавшийся покорным, смирившимся, принявшим свою роль. Однако что—то в нём было иначе, едва уловимая напряжённость, слишком осознанный взгляд, который на мгновение задержался на ней, прежде чем снова исчезнуть в потоке привычной покорности.
Он стоял среди прочих, растворённый в ритме этого мира, казавшийся покорным, смирившимся, принявшим свою роль. Его поза не выдавала ничего, выражение лица было безмятежным, движения неторопливыми, такими же, как у всех, кто давно перестал сопротивляться Лифтаскару. Но Лиза видела. Его взгляд, скрытый от остальных, но раскрытый перед ней, выдавал его с головой.
Эти глаза были наполнены ложью, отражая не покорность, а скрытую тревогу, которую он пытался замаскировать под безразличие. В его взгляде не было той туманной покорности, что застилала лица других, только затаённое осознание, прячущаяся за внешним спокойствием борьба.
Тепло пробежало по её позвоночнику, пронзило кожу, наполнило тело острой, холодной дрожью. Её пальцы сжались, дыхание сбилось, и в этот момент реальность вокруг треснула, разорвавшись на два слоя – Лифтаскар, обволакивающий её, влекущий, затягивающий в свои бесконечные волны удовольствия, и то, что было раньше.
Воспоминание вспыхнуло, охватывая сознание, пробивая плотную завесу новой реальности. Она чувствовала, как сквозь тёмные, насыщенные краски Лифтаскара проступают другие очертания. Москва… Город, запахи которого ещё недавно казались ей привычными, а теперь всплывали в памяти как тени прошлого. Она видела свою квартиру: мягкий свет ночника, отражённый в стекле окна, лёгкий скрип паркета под ногами. Это воспоминание настойчиво пробивалось сквозь тёмные, насыщенные краски Лифтаскара, словно пытаясь вернуть её в прежнюю реальность. Запах её квартиры – что—то тёплое, пряное, немного горькое, аромат кофе, впитавшийся в стены. Лёгкий скрип паркета под ногами, полумрак, мягкий свет ночника, отражённый в стекле окна. Кто—то сидит напротив, изучает её, ждёт, когда она заговорит.
Виталий сидел напротив, его взгляд был пристальным, изучающим, полным сосредоточенности, в которой не было ни осуждения, ни жалости. Варвара откинулась на спинку кресла, её губы сжаты, пальцы легко касались края стола, словно она выжидала, давая Лизе самой добраться до нужных воспоминаний. Дмитрий стоял чуть поодаль, в тени, но его присутствие ощущалось явственно – молчаливый наблюдатель, который видел больше, чем говорил.
Она не сразу вспомнила, о чём был разговор, но чувствовала в груди то же напряжение, что и сейчас, ощущала их взгляды, пронзающие её насквозь, в которых нет ни осуждения, ни жалости, только интерес и выжидание. Варвара чуть склонила голову набок, оценивая её, её тонкие пальцы коснулись края стола, но голос оставался ровным:
– Вы точно не помните?
– Ничего? Даже малейшие детали? – Виталий говорил спокойно, но в его голосе было что—то твёрдое, что—то, что нельзя было проигнорировать.
Клиника. О чём они тогда говорили? Она чувствовала, как что—то колеблется в сознании, расплывается, снова ускользает, но воспоминание Дмитрия – его лицо, его взгляд – вспыхивало особенно резко. Он был там, в комнате, но не сидел рядом, наблюдал. Стоял в тени, молчал. Тогда он не показался ей важным.
Но теперь…
Лиза сделала шаг назад, но ноги вдруг потеряли опору, как будто пол под ней на мгновение исчезает. Грудь сдавило, руки похолодели, хотя воздух вокруг был раскалён, насыщен испарениями желаний, стонами, касаниями, но всё это теперь казалось далёким, словно её вытолкнули за пределы того, что ещё секунду назад было её реальностью. Её сознание боролось, хотело схватиться за нити прошлого, но Лифтаскар уже проник в неё, пропитал каждую клетку, и память, едва успев раскрыться, снова начинает закрываться.
Но теперь она понимала это с пугающей ясностью. Дмитрий отличался от остальных, не был одним из тех, кто утонул в наслаждении Лифтаскара, кто подчинился его законам без остатка. В его глазах ещё тлело осознание, скрытое, спрятанное под покорной маской, но достаточно яркое, чтобы Лиза его заметила. Он был здесь, он оставался собой. А если так, значит, её сомнения были оправданы. Она не одна, она всё ещё способна видеть ложь сквозь плотную завесу этого мира, а значит, не до конца принадлежит ему.
Через несколько дней, Лиза сидела на широкой террасе дворца, где воздух был пропитан влажным жаром, наполненным густыми ароматами, от которых кружилась голова. Лифтаскар всё глубже прорастал в её сознании, заволакивал её, поглощал, но внутри, в самой глубине её разума, ещё оставалась тень сопротивления. Она не всегда осознавала её, не всегда могла ухватиться за неё, но порой она всплывала – лёгким тревожным ощущением, мгновенным проблеском памяти, неясной догадкой, что всё это ещё не до конца её мир.
Она лениво провела ладонью по бокалу, наполненному тёмной, пряной жидкостью, но едва ли чувствовала вкус, когда поднесла его к губам. Её мысли всё ещё возвращались к тому мужчине, которого она увидела на улице. Дмитрий. Он был здесь, в Лифтаскаре, и она видела – он не был таким, как все. Но почему? Что с ним произошло? Как он оказался здесь?
В этот момент её внимание привлекли два голоса. Они звучали тихо, но в этом голосе было нечто властное, обволакивающее, тёмное. Лиза не повернула головы, но чуть склонилась ближе к краю колонны, за которой находилась.
– Этот человек… Дмитрий. Он полностью принял Лифтаскар.
Голос был низким, раскатистым, но в нём скользила тень сомнения, словно произнесённые слова были не до конца убеждением, а скорее попыткой убедить саму себя.
– Ты уверена? – второй голос был мягче, чуть певучий, но в нём прозвучала лёгкая усмешка. – Я тоже так думала. Он живёт среди них, дышит их воздухом, принимает всё так, как и должно быть. И всё же…
– Что "и всё же"? – первая демоница нетерпеливо вздохнула.
– В его глазах… – её собеседница замялась, словно подбирая нужные слова. – Я видела это. Он делает всё, что должен. Покорность, принятие, он даже смеётся так же, как они, но его взгляд… он не такой, как у других. В нём нет того угасания. Нет того блаженного забвения, что приходит к тем, кто окончательно принял этот мир.
– Ты видишь то, чего нет, – в голосе первой демоницы проскользнуло раздражение. – Все, кто остаются здесь, рано или поздно теряют себя. Ты знаешь это.
– Да, знаю. Но не могу избавиться от ощущения, что он сохраняет что—то… глубже.
– Это невозможно.
– Но если возможно?
В наступившей паузе Лиза почувствовала, как воздух словно сгустился, стал плотнее, как будто само пространство затаилось в ожидании.
– Мы будем наблюдать за ним. – В конце концов, голос первой демоницы прозвучал мягче, но в нём всё ещё ощущалась доля скепсиса. – Но, думаю, ты просто ищешь смысл там, где его нет. Он уже один из нас.
– Может быть. Но я не уверена.
Когда шаги растворились в знойном воздухе Лифтаскара, Лиза медленно выдохнула, ощущая, как напряжение сковывает её тело, а в пальцах остаётся странный, неестественный холод, противоречащий влажной и душной жаре, наполнявшей этот мир. Она видела достаточно, чтобы осознать истину – её догадки теперь обрели чёткость, сомнения рассеялись, и правда, о которой никто не говорил вслух, наконец стала очевидной.
Дмитрий не был одним из них – он лишь играл отведённую ему роль, скрывался за маской покорности, притворялся смирившимся, позволял Лифтаскару считать его своим. Он выжидал, терпеливо, осторожно, но Лиза теперь знала, что его душа не растворилась в этом мире, не исчезла, как у других. Её разум требовал ответа, её сердце сжалось от предчувствия, и теперь она должна была узнать правду, прежде чем Лифтаскар окончательно поглотит её саму.