ома и свесить ноги, – она получала от этого некое удовольствие. На свое шестнадцатилетие она прыгнула в одежде с моста в реку. Вера обожала скорость, аттракционы, отсюда шел выбор ее профессии – воздушная гимнастика.
Вскоре после поездки ей приснилось, что она кружится на воздушных полотнах, снизу на нее смотрят сотни восторженных и удивленных глаз. Ее партнер – полотно, полосы белой ткани. Она выполняет сложные движения по натяжению и ослаблению их и создает волшебный танцевальный рисунок. Темп нарастает, она кружится, кружится и в какой-то момент отпускает полотна и уносится на огромной скорости за сотни, тысячи километров к теплу, к морю, к пальмам. Мчится в сторону шафранового заката, сквозь аквамариновое небо с янтарными облаками и видит, наконец, вдали зеркало моря, гору Монжу-ик и кладбище на ней. Она снижает скорость и уже медленно парит в сверкающем воздухе. Мимо проплывают готические монументы, ангелы из мрамора, вот скульптура «буржуа и смерть», и тут краем глаза Вера замечает, что смерть поворачивает голову, отлепляется от буржуа и устремляется за ней. Ужас охватывает сердце. Начинается бешеная погоня. На прямых участках аллеи с кипарисами и домиками с ячейками-захоронениями смерть настигает ее. Вера ныряет в огромный склеп с колоннами. Пометавшись внутри украшенного лепниной зала, видит окошко и проскальзывает через него. Смерть отстала. Но Вера не останавливается, несется что есть сил. Мелькают мраморные барельефы, кресты, вырастает перед глазами пантеон с каменными львами перед входом. Душа Веры обрывается – на одном из львов восседает смерть! Опять сумасшедшая гонка, и Вера опять пытается укрыться в строениях, залетает в одно окно, вылетает из другого, пробует захлопывать за собой двери, смерть вырывает их из петель и все ближе и ближе. Вера чувствует, что ее начинают покидать силы. Она делает рывок к морю. Смерть совсем уже рядом, она тянет костлявые руки, на ветру за ней развивается страшный саван. Вера резко падает вниз, рассекая воздух, она хочет укрыться в пучине, смерть срывается за ней и настигает, обволакивает и начинает проникать внутрь. Приближаются серые волны, Вера вытягивает вперед руки, стремясь войти в них глубокоглубоко. Море оказывается твердым, как хрусталь, дикая боль, с треском ломаются кости, она разбивается.
Вера просыпается, видит себя лежащей на кровати, слышит скрип отворяющейся двери в комнате, поворачивается, ожидая увидеть Олега, но там никого. Она вглядывается в открывшееся темное пространство и видит, как там постепенно проявляется смерть. Вера кричит, кричит, кричит и уже действительно просыпается.
В этом сне было столько подлинного, всепоглощающего, беспредельного ужаса! Ширяев был поражен чудовищностью сна, и, главное, его удивила та непостижимая реальность, с которой весь этот кошмар нарисовался больному сознанию. Болезнь жены представилась Олегу проклятием.
Уже утром следующего дня он привез ее на прием к известному медицинскому светиле, специалисту в области психических и нервных заболеваний. Светило – полный мужчина лет шестидесяти с постным, унылым лицом – внимательно выслушал Веру, пристально, вдумчиво в нее всматриваясь и так и этак, задал большое количество вопросов. Ширяев ждал его мнения со страхом и нетерпением, вызывающим дурноту. Светило настоятельно рекомендовал Вере лечь в клинику. Вера отвечала, что подумает. «Здесь и думать нечего! Удивляюсь, что вас еще раньше не положили», – сказал врач.
Уже дома между супругами произошел жаркий спор. Вера упрямо отказывалась от госпитализации. Она судорожно цеплялась за то, что ее связывало с прошлой жизнью, за свою комнату, за окружающую обстановку, за тот мир, в котором когда-то не было безвыходного горя и угрозы. Ширяев видел, что жена сгорает, как свеча; все это время он был как в каком-то тумане, ему почему-то казалось, что вот-вот найдется какое-то средство, которое победит, обуздает болезнь. Любая мимолетная перемена к лучшему воспринималась им как начало выздоровления, а когда болезнь опять заявляла о себе, он совсем терял голову.
Вере становилось хуже с каждым днем. У нее начались проблемы с пищеварением, появились кожные высыпания, которые её сильно пугали. Приступы происходили чаще и стали более затяжными. Их сопровождали звуковые галлюцинации. Шумовой бред начинался с отдаленного шторма, нараставшего с ужасающей быстротой. Надвигался разноголосый гул, которого нет в природе. Он заполнял мозг, причем Вера осознавала, что его не существует в реальности, этот вой стаи бесов бушует только в ней самой. Сознание бедной больной готово было взорваться, ей казалось – еще немного, и она не выдержит. Порой, когда уже совсем было невозможно терпеть раздирающую душу боль, ей приходило желание покончить со всем этим разом. Стремление встать на подоконник и броситься вон из окна представлялось Вере способом избавиться от страданий.
90-е годы надо называть не лихими, а святыми.
Для грабителей и насильников это святые годы, потому что можно было творить все.
11 августа 1999 г.,
около 22 часов, Москва
В ресторане известного фешенебельного отеля за большим столом банкетного зала отдыхала группа из восьми мужчин. Все они выглядели брутально, одеты были в солидные бренды, на руках мелькали золотые перстни, часы. Официанты обслуживали этих гостей внимательно и настороженно. Даже повар был поставлен в курс о присутствии этих личностей и подходил к приготовлению для них блюд особенно аккуратно. У входа на стуле восседал верзила охранник и устало посматривал по сторонам. Эти люди называли себя преступниками, но это не означало, что они считали себя негодяями, – у них была своя мораль.
– За удачу! – поднял тост Камбала – самый старший по возрасту и, как чувствовалось, по положению в компании мужчина лет пятидесяти, сухой и седой. На его смуглом азиатском лице шумно и опасно прожитая жизнь запечатлелась в глубоких морщинах и решительных линиях рта и подбородка.
Все выпили свои разномастные напитки. Атлетичный, с боксерскими плечами Карлос опрокинул свою рюмку в бокал с томатным соком, посыпал солью и пригубил.
– Ты туда ещё картошку кинь! – посоветовал ему утконосый Марик.
– И кипятильник! Суп – понял? – свари! – добавил Камбала.
Засмеялись. Через некоторое время принесли горячее.
– Это чё?! – спросил Марик у официанта, указывая на фрагменты своего жаркого.
– Полагаю, грибы, – робко ответил официант, всматриваясь в содержимое тарелки.
– А-а. Ладно… Тогда грыбы отседова!
Засмеялись опять. У Камбалы зазвонила трубка. Взглянув на экран, он сделал жест рукой, чтобы присутствующие замолчали, и показал высветившееся на экране имя Пончику, красномордому, вихрастому толстяку, второму старшему в их бригаде. Пончик подвинулся ближе, чтобы тоже слышать разговор. Камбала нажал «ответить».
– Алло!
– Здорово, Камбала!
– Привет, Антон!
– Как сам?
– Потихоньку. Ты как?
– По-разному. Начну сразу с ситуации! Барсик– кто такой?
– Бродяга, со мной работает.
– Так вот. У нас имеется коммерсант-строитель. Какие-то беспредельные рожи несколько месяцев назад похитили у него жену и получили единицу долларов за возврат. Придурки знали слово «миллион», его и назвали. Жену, пока держали, несколько дней рвали и насиловали, недавно она выбросилась из окна. Мы здесь кое-что пробили. Наколку на жену строителя дала его бывшая любовница Шахноза, которая сейчас живет с Барсиком. Далее, я думаю, все ясно! Ты в курсе этого?
– Нет.
– Я против, когда лезут ко мне в лопатник. Это мои деньги, и они должны быть возвращены, а Барсик наказан! Камбала, ты меня знаешь, если бы я хотел казнить этого Барсика, он уже был бы дохлятиной. Ты мне близкий, разберись с этой фигней. Жену строителя пережали, а надо жить по правилу: не души, и Бог тебя не задушит. Короче, жду от тебя информацию, Камиль.
– Ну что, пиписичники? – нажав отбой, обратился Камбала к молодежи за столом. – Подвели под рамс с измайловскими! Надо было вам бочку с бромом в офис заслать… Штекер все продумал, не учел только ваш дурной темперамент.
– Соблазнительная, развитая была девчонка, Камиль, – сказал в оправдание Марик. – Не смогли удержаться, все замарались в этом деле. У Хасана вообще от нее башню снесло!
Угрюмый кавказец Хасан сердито посмотрел на Марка. Было заметно, что ему не нравится концентрация внимания на его персоне.
– Камиль, что думаешь по Антону? – тихо спросил Пончик.
– Не уверен, что Ширяев его коммерсант. Иначе Антон нарисовался бы сразу… Видимо, его недавно попросили вписаться в тему… Бабло возвращать, понятно, не будем. Крайним сделаем Барсика.
– Может, со Штекером посоветуемся?
– Не… Ничего он не скажет. Вениаминыч человек осторожный и аккуратный. Выслушает, для себя сделает выводы и промолчит… Думаю, Антон оказался здесь случайно, кто-то его сюда втянул. Для него миллион долларов – карманные деньги. Он получает с металлургов! Уже завтра может про эту ситуацию напрочь забыть… Но Барсика сделаем крайним в любом случае!
– Сделаем, – ответил Пончик.
– Эй, пиписичники! Теперь буду вас так называть! – Камбала обратился к молодежи. – Звоните Барсику, надо с ним повидаться.
– А он сейчас приедет, – сказал Карлос, – мне сообщение на пейджер прислал.
Пончик включил в зале телевизор и сделал звук погромче. Переключая пультом программы, он остановился на канале с мультфильмами. «Приключения капитана Врунгеля» почему-то привлекли его внимание. Когда на экране появились Джулико Бандите и Воро Гангстерито, братва за столом разразилась хохотом. «Бараны!» – подумал о своих молодых приятелях Камбала. Он устало налил воды в бокал и, заметив в нем мошку, раздраженно позвал официанта.
– Это чё?! – Камбала указал на насекомое. – Не опохмелялись сегодня?
– Сейчас, сейчас заменим, пардон, – пробормотал насмерть перепуганный официант и побежал за новым бокалом.