з-за разразившейся эпидемии. В бешенстве Джанибек приказал из катапульт забросать город трупами умерших от эпидемии. Январской ночью 1348 года в Венецию из Кафы прибыл корабль, и… началось. Через три года умерла, вероятно, половина населения Европы, и виной тому во многом была грязная одежда. Нежелание Лжедмитрия мыться в бане выдавало, что он привык более к европейским правилам жизни, чем к тем, которые были общеприняты на Руси. Известно также, что он не соблюдал православные посты.
Лжедмитрия сразу же поддержали польские магнаты, жаждущие разорения Руси. Основную опору самозванец получил в лице воеводы Сандомир-ского Юрия Мнишека, отпетого авантюриста и негодяя. Мнишек прославился не на полях сражений, он выдвинулся тем, что, будучи близок к дряхлому старому королю Сигизмунду-Августу, поставлял ему ведуний для повышения потенции и чаровниц, среди которых наблюдались и похищенные монахини. За исполнение этих специфических услуг и деликатных поручений Мнишек получил должности и имения. После смерти короля он обокрал его так, что старика не было в чем прилично похоронить. Мнишек вытребовал от самозванца за свою поддержку и возможность жениться на дочери обещание передать впоследствии 100 тысяч злотых, Псков, Новгород и ряд городов на юге. Вскоре многочисленные отряды поляков и казаков, любителей пограбить появились на границах Руси. Самозванцу без боя стали сдаваться города, его войско росло как на дрожжах, к нему примкнули лихие люди всех мастей. Знать не желала умирать за худородного Годунова, многие перебежали в стан «царевича».
На Русь пришли черные времена, государство погрузилось в пучину кровавых междоусобиц и подлых предательств, началось иноземное нашествие. Умирает Борис Годунов. Его сына, как царя, не принимают и жестоко убивают. Лжедмитрий усаживается на престол. Разыгрывается душещипательная сцена встречи царевича и его матери Марии Нагой, которая до этого содержалась в заточении в монастыре. Мать, чтобы возвыситься, предпочитает «узнать сына», она выказывает Лжедмитрию материнскую нежность, заставляя народ плакать от умиления. Встретившись с матерью в селе под Москвой, любезный сын посадил ее в великолепную карету, а сам шел рядом пешком несколько верст с открытой головой. (Позже Мария Нагая откажется от самозванца.) В Москве устраивается свадьба Лжедмитрия и Марины Мнишек. Понаехавшая польская шляхта ведет себя в городе нагло и крайне высокомерно, кичась перед «варварами» своей цивилизованностью, которая выражается в пьянстве, погромах, грабежах и изнасилованиях.
Вскоре Василий Шуйский поднимает мятеж. Лжедмитрия убивают, сжигают, прах заряжают в пушку и выстреливают в сторону Польши. Василий Шуйский становится царем, но старт кровавому разброду уже дан. Появляется новый Лжедмитрий – нищий еврей Богданко, бывший учитель из Шклова, изгнанный за блуд. Его опять поддерживают поляки и лихой сброд. Шляхту, видевшую Лжедмитрия I, ничуть не смущает, что им стал другой, к нему также прикрепляется Марина Мнишек. Нового Лжедмитрия поляки презрительно величают «цариком», европейцы бесчинствуют, грабят, убивают, мародерствуют. На Русь в поисках наживы из западных сточных канав стекаются стервятники-падальщики, искатели приключений. Среди русского народа брожение, многие уходят в шайки и банды.
Появляются полевые командиры, среди них Иван Болотников. Он имел пеструю биографию: служилым холопом попал в плен к татарам, затем был продан в рабство туркам, определен на галеры, освобожден в бою с венецианцами, вернулся домой и собрал отряд сорвиголов. Болотников распространяет воззвание: «Вы все, боярские холопы, побивайте своих бояр, берите себе их жен и все достояние их, поместья и вотчины. Вы будете людьми знатными, и вы, которых называли шпынями и безыменными, убивайте гостей и торговых людей, делите меж собой их животы. Вы были последние, теперь получите боярства, окольничества, воеводства. Целуйте крест законному государю Дмитрию Ивановичу!»
Обращение Болотникова попало в благодатную среду. Банды лихих людей уничтожали знать, зажиточных горожан грабили, убивали, пускали по рукам их жен и дочерей. Появляются другие самозванцы, царевичи «Петр», «Ерофей», «Семен», «Мартын» и другие – и тоже бунтуют массы. Очевидцы тех страшных времен свидетельствовали, что «переменились тогда жилища человеческие и жилища диких зверей» – в деревнях кормились трупами волки и вороны, народ разбегался по лесам и прятался в чащобах. Русь лежит в развалинах и утопает в крови, на ее престол, кроме самозванцев, претендуют и сам король Сигизмунд, и королевич Владислав, и шведский король Карл IX.
Чтобы защититься от поляков, русские делают попытки обратиться за подмогой к татарам, но те устраивают поход, который сводится к грабежам и уводу в плен населения. Василий Шуйский пытается подключить шведов, но и те ведут себя как хищники, стремясь оттяпать северные земли вместе с Новгородом. Появляется молодой талантливый полководец Скопин-Шуйский, который начинает бить врага, но его отравляют на пиру. Поговаривают, что за отравлением стоит Василий Шуйский, не желавший делить власть с молодым родственником. Бояре мечутся, перебегают из стана в стан и каждому присягают на верность. На просторах Руси, помимо поляков и шведов, уже рыскают французские, шотландские и немецкие наемники. Именно европейским солдатам удачи мы обязаны появлению слов «мародер» (по имени одного из капитанов) и «банда» (изначально так назывался просто воинский отряд). Эта публика приносит с собой зверство: людям режут уши и носы, выжигают глаза, детей запихивают в раскаленные печи, взрослых сажают на кол, баб вешают за груди, ради развлечения забивают в половые органы порох и взрывают. Враг занимает Москву. Сожжение города сопровождается жуткими грабежами и расправами. Супостаты захватывают столько сокровищ, что ради забавы жемчужинами заряжают ружья и палят в людей.
Неугасимой свечой в кромешной тьме, ужасе и хаосе смутного времени явилась защита Троице-Сергиевой Лавры, показав разуверившемуся люду должный пример сопротивления врагам и изменникам. Неприятель уже давно обратил внимание на находящуюся в 65 верстах от Москвы обитель преподобного Сергия. Поляки слышали о богатствах и сокровищах Лавры, пожертвованных в разное время царями, боярами и князьями, и мечтали добраться до этого добра. К тому же им крайне важно было покорить обитель, которая являлась оплотом сопротивления.
23 сентября 1608 года под стенами Троице-Сергиевой Лавры появилось 30-тысячное разношерстное войско панов Сапеги и Лисовского. Лавра представляла собой хорошо укрепленную крепость: имела 90 пушек, гарнизон из двух с половиной тысяч стрельцов под командованием полководцев Долгорукова-Рощи и Голохвастова, к ним примкнуло около 300 иноков, многие из которых до поступления в монастырь несли военную службу. А с приходом к обители неприятеля в нее набилось множество мирного люда из окрестных сел. Они привели с собой и скот. Как писал современник, теснота в Лавре была такая, «что иным приходилось родить младенцев при чужих, и никто со срама того своего не скрывался», – всего около трех с половиной тысяч человек.
Когда неприятель остановился на Клементьев-ском поле, защитники монастыря предприняли дерзкую и удачную вылазку, порубили многих поляков и сами вернулись без потерь.
С тревогой в сердце встретили 25 сентября (по новому стилю 8 октября) праздник преподобного Сергия лаврские сидельцы. Отслужив молебен, все принесли перед мощами Сергия Радонежского присягу сражаться изо всех сил и без измены и целовали крест. Воеводы Долгоруков и Голохвастов возглавили оборону, отдали распоряжения, расставили по стенам бойцов, расположили в нужных местах пушки. Всем, чем мог, помогал защитникам архимандрит Иосаф. На другой день Сапега и Лисовский, очухавшись от неожиданной атаки русских, перерезали все дороги к Лавре и начали приготовления к сражению. У поляков еще теплилась надежда, что, наблюдая за их грозными действиями и рассмотрев мощь подошедшего войска, защитники монастыря дрогнут и сдадутся без боя. Сапега отправил в обитель изменника Руготина с грамотой и предлагал покориться воле «царя Дмитрия и царицы Марины».
В ответном послании архимандрита Иосафа «гордым начальникам Сапеге и Лисовскому» было сказано, что у нас и десятилетний подросток рассмеется над тем, чтобы сдать вам святую обитель, «…всего мира не хощем богатства, противу своего крестного целования». Паны пришли в ярость, окружили монастырь укреплениями, возвели 7 батарей из 63 орудий и начали обстрел. Но стены выдержали – они тряслись, но не рушились, отверстия от ядер тут же заделывались. Залпы польских пушек, к радости осажденных, не причинили существенного вреда. Лаврские сидельцы расценивали это как милость Божью. Наблюдая как раскаленные, шипящие ядра летят мимо храмов и падают в пруды и ямы, многие воспрянули и укрепились духом.
Во все время обороны архимандрит Иосаф и иноки, не принимавшие участие в обороне по старости и болезни, молились в Трапезном храме. Защитники исповедались и приобщились святых тайн, чтобы, имея чистую совесть, не бояться смерти.
Иначе готовился к сражению неприятель. 13 октября в осадном лагере весь день шумели и пировали, а под вечер навеселе пошли на приступ. Но огонь со стен вмиг остудил пыл атакующих, началась паника, из Лавры выскочили защитники и обратили вражескую толпу в бегство. После этих событий поляки вновь предприняли попытки договориться, к стенам обители подъезжали гонцы с выгодными условиями сдачи. Но чем льстивее они делали предложения, тем менее опасными казались они защитникам. Сидельцы потешались над гонцами и отгоняли их от Лавры.
19 октября несколько ратников, заметив на монастырском капустном огороде группу неприятеля, спустились на веревках со стен и перебили врагов. Затем была еще одна вылазка. Но на этот раз неприятель уже не дремал, завязалась сеча, с той и другой стороны было много убитых и раненых. Несмотря на большие потери, из осажденных никто не попал в плен, а всех раненых и убитых перенесли в монастырь.