уговаривал оступившихся, но его не слушали. Тогда на помощь опять пришел преподобный Сергий. Несколько воинов видели «святолепного мужа», в котором узнали Радонежского чудотворца, он грозно молвил: «Скажите в обители, что нечисто живущие во святом месте сем погибнут». После этого явления многие одумались.
Вскоре в Лавру смогла пробиться небольшая подмога: около ста человек с подводами с двадцатью пудами пороха. Этот факт вынудил Сапегу удвоить заставы, чтобы лишить осажденных всякой надежды на помощь извне. Вылазки хотя и предпринимались осажденными, но редко доходили до масштабных стычек. Иногда ляхи подъезжали к стенам, дружелюбно разговаривали с осажденными и предлагали поменять свое вино на мед. Во время обменов стороны хватали друг друга, кто одолевал, тот и уводил с собой пленника.
С наступлением весны 1609 года положение осажденных улучшилось; болезнь пошла на спад. Но Сапега знал, что зараза выкосила многих, и решился на отчаянный большой приступ.
Лавра тоже готовилась. Не только монахи с оружием, но и все, кто только мог оказать какую-либо помощь, явились на стены, среди них были женщины и даже дети. Были припасены камни, огонь, смола и известь, ждали приступа. Наступившая ночь скрыла неприятеля, но в глубоком мраке и безмолвии осажденные слышали приближающийся шорох: враги ползли по рву со щитами, лестницами, волокли стенобитные орудия – и вдруг с Красной горы грянул залп из мортир; неприятель ударил в бубны и с криком кинулся к ограде, придвинул щиты на колесах, лестницы и полез на стены.
Привыкшие к опасности и готовые к смерти, защитники Лавры хладнокровно и без смятения делали каждый свое дело. Долгорукий с сыном, как искусные в военном деле, заняли опасные места на стене; иноки Афанасий Ощерин, Паисий Литвин и Гурий Шишкин приняли начальство над горстью оставшихся защитников. Одни стреляли и кололи из бойниц, другие кипятили вар, серу, смолу и лили на лезших на стену, таскали камни и бросали их в неприятеля, ослепляли глаза известью. Враг несколько раз возобновлял приступ, но, когда наступил день, поляки и российские изменники, видя безуспешность осады, начали отступать от монастыря. Неутомимые защитники обители перешли в контратаку и били неприятеля во рвах, в лощинах и взяли в плен 30 врагов, заставив их впоследствии молоть муку. По окончании сражения воины и все находившиеся в монастыре собрались в храме Живоначальной Троицы и со слезами благодарили Господа Бога, Пресвятую Богородицу и преподобного Сергия и Никона за победу в этом бою, в котором защитники обители не потеряли ни одного человека.
Между тем после этого поражения к врагам пришло подкрепление, среди которого был некий пан Зборовский со своим отрядом. Надменный Зборовский стал смеяться над Сапегой: «Что стоите без дела под вороньим гнездом? Что стоит взять его и ворон передавить!» Также с поляками пришли к обители русские изменники Михайло Салтыков и дьяк Иван Грамотин, они попытались уговорить защитников сдаться и покориться самозванцу, которому уже все якобы присягнули. Эти лукавые посулы были отвергнуты сидельцами крепости.
Сапега решился на новый приступ. Он сам объехал вокруг монастыря, назначил, кому где находиться и в каком порядке идти на стены. Ночью 31 июля за три часа до рассвета враг выступил из стана. Сапега расставил полки по местам. Для начала приступа велено было ожидать сигнала. Но вестовая пушка произвела выстрел заранее, из-за этого все смешалось, началась неразбериха, поляки толкали друг друга и вскоре, неся потери от выстрелов со стороны Лавры, начали отступать.
В темноте, в панике иноземцы приняли своих русских союзников за защитников обители, завязалась кровавая схватка. Участник штурма атаман Андрей Волдырь впоследствии вспоминал, что во время штурма троицкие воины выстрелили всего два-три раза, а наутро был поражен, увидев сотни убитых осаждающих. Атаманы и казаки сочли гибель товарищей в ночном бою наказанием за грехи. Боевой дух врага падал. Теперь пришла очередь Сапеги смеяться над Зборовским: «Что же не взял воронье гнездо?» После этих неудач Сапега вскоре удалился от монастыря, оставив под стенами несколько рот для наблюдения.
Наступила опять осень, становилось холодно, появилась нужда в дровах. Неприятель хотя и не делал никаких попыток к приступу, но все-таки не оставлял в покое осажденных. Поход за дровами каждый раз был сопряжен с большим риском. Враг постреливал, старался захватить в плен дровосеков, которые редко возвращались в монастырь без потерь. В монастыре вновь воцарилась атмосфера уныния и печали. После последнего приступа защитников Лавры осталось не более 200 человек.
В этот тяжелый период опять помог преподобный Сергий. Он явился во сне пономарю Иринарху и молвил ему: «Скажи братии и всем ратным людям, зачем они скорбят о том, что не могут послать о себе вести в Москву? Я послал от себя к Москве в дом Пре-святыя Богородицы и к московским чудотворцам трех учеников своих: Михея, Варфоломея и Наума в третьем часу ночи. Воры и литва видели их. Почему сторожевой, слышавший от врагов, подходивших к стене и рассказывавших об этом, не возвестил другим? Выйдите из обители и спросите у врагов: “Видели ли вы старцев? Почему не схватили их?”» Ири-нарх, проснувшись, тотчас поведал об этом видении воинам. Когда позже был взят в плен один шляхтич, он рассказал: «Поехали от вас три монаха, встретили нашу стражу, которая погналась за ними, но догнать не могла. Паны солгали, что их поймали; истинно вам говорю, что не поймали ни одного, только лошадей своих поморили; под монахами же лошади были очень худы, но летели точно на крыльях».
Вскоре после этого видения в Лавру пробился отряд из 900 человек свежего войска под начальством Жеребцова, человека храброго и деятельного. Чуть позже, 4 января 1610 года, пришел отряд Валуева из 500 человек. Тогда соединенными силами защитники обители сделали вылазку, напали с разных сторон на врагов, отогнали их от монастыря в дальние станы и сожгли их лагерь под стенами обители.
Это была последняя битва у Лавры 12 января 1610 года. Сапега и его войско, никем не преследуемые, бежали. Восемь дней иноки не решались верить, что враг ушел. Только 20 января архимандрит Иоасаф и братия послали в Москву к царю Василию Шуйскому старца Макария с вестью, что осада снята и обитель, по молитвам преподобных Сергия и Никона, спасена от разграбления поляков, литовцев и русских изменников.
Выполнив свой долг, настоятель обители архимандрит Иоасаф с благословения патриарха Ермоге-на удалился на покой в Пафнутьево-Боровский монастырь, где когда-то принимал постриг.
Как нужно бить поганого врага, показал старый опытный стрелец Федор Нехорошко. Он прибыл в Лавру с отрядом князя Григория Борисовича Долгорукова и с самого начала участвовал в защите обители. Федор дрался на стенах, вместе с клементьевским крестьянином Никифором Шиловым предводительствовал в самых дерзких и опасных вылазках, в одну из которых Шилов убил под Лисовским коня, а Нехорошко пикой ранил польского пана в бедро. Во время атаки на вражеский подкоп Нехорошко рубился с толпой врагов, пока Шилов и его друг Слота закладывали горючие вещества, минируя подкоп, Федора сильно контузило от взрыва.
Нож, который Федор носил с собой после битвы при Молодях, пригодился ему во время нападения на тех, кто пытался спустить внешний монастырский пруд. Федор пользовался огромным авторитетом у наших воинов, был образцом не только в ратном деле, но и в вере, и в вопросах чести. Когда разразилась цинга и ощутилась нехватка провизии, привыкшие к хорошему обеспечению стрельцы начали роптать и ругать своих воевод и священников. Обычно молчаливый Федор, наблюдая за поведением стрельцов, так рыкнул на них и пригрозил, что отбил всякую охоту к неповиновению.
В свободное от воинских обязанностей время Федор проводил в храме, стоя на коленях, подолгу молился. Смерть словно боялась встретиться с таким человеком в открытом бою и поэтому подкралась к нему незаметно – ударила костлявой рукой, когда он задремал рядом с бойницей башни. Пущенное ночью пьяными поляками для забавы пушечное ядро достигло цели, попав четко в бойницу. Когда старого стрельца снесли вниз, он еще жил, сам архимандрит Иоасаф совершил его постриг, причастил Святых Тайн, и «Федор предаша душу свою в руце Господеви, освященным собором отпевше надгробная, погребоша честно».
Пока тяжелого, как камень, Федора несколько человек тащили с башни, нож в неприметных ножнах, больше похожий на палку, выпал из его сапога. Спустя столетия нож нашел я, уткнувшись в груду хлама под Пивной башней. Сейчас нож опять ко мне вернулся, и я верчу его в своих руках.
В девяностые меня спас отец.
Я был единственным ребенком в семье, и он возлагал на меня большие надежды. В школе я хорошо учился, всегда занимался спортом. Ради моей будущей учебы в институте мы переехали в Москву, это было сделано для того, чтобы мне было удобней учиться в институте. Первые мои годы после окончания школы выпали на бурное и дурное время. Вместо посещения семинаров и лекций я шагнул на дурную стезю – органично влился в ряды районной криминальной шпаны. Недалеко от моего дома находилась качалка с ржавыми штангами, гирями, самодельными тренажерами и набитыми песком жесткими боксерскими мешками, первые мои уголовные знакомства завязались здесь. Вскоре я понял, что можно безбедно и весело существовать, передо мной открылась иная жизнь, полная адреналина и лихих страстей. Как получилось, что я, бывший пионер, комсомолец, парень из порядочной семьи, с удовольствием плюхнулся в это скотство и превратился в безумца и зверя?
«Бесовщина» – наиболее подходящее определение существованию, которое мы вели. Рогатый заключил нас в свои объятия. Мы как будто стали его верными слугами, хотя сами себе казались вольными и своенравными. «Не мы такие – жизнь такая!»
Но, скорее, и мы были «такими», и жизнь была «такая». Вспоминая свои прежние похождения, я прихожу в ужас! Целыми днями мы рыскали в поиске легких денег, «нагружали» и отнимали. Мой товарищ-боксер тогда сбил свои каменные кулаки о головы «тупых комерсов», и, чтобы дальше не калечить руки, он стал таскать с собой удобный молоток. Отобранные деньги мы тут же прогуливали. По вечерам развлекались тем, что воровали с Тверской проституток. Подъезжали на нескольких авто, – они у нас были без задних номеров (такое практиковалось одно время у братвы), начинали как бы рассматривать и выбирать девушек, затем быстро хватали, запихивали в салон машин и увозили в Центральный дом туриста, где у знакомых «солнцевских пацанов» была всегда забронирована пара «люксов». Воровать проституток в открытую было рискованно, частенько случались стычки и побоища с сутенерами, также можно было попасть под пресс «мусорской крыши», поэтому мы с товарищем разработали более безопасную схему. Мы выбирали популярную точку, парковались позади нее во дворах и, покуривая «траву», ждали, пока какая-нибудь «прости» не пойдет в кустики. Затем также хватали и увозили. Особенно крупный улов нам доставался, когда проходил рейд ОМОНа. Завидев автобус с ментами, напуганные жрицы любви разбегались по дворам и попадали в нашу засаду. Так проходил почти каждый наш вечер. Мы были молоды, неугомонн