— Не знаю. Не ожидал я… — не закончив, жрец покачал головой.
— Странное покушение, — сказал я. — Обычно я имею хотя бы смутное понимание, почему меня пытаются убить. Но сейчас даже представить не могу. Может, у кого-то тут зуб на мой клан?..
— А вас что, так часто пытаются убить? — Теаган слабо улыбнулся, потом махнул рукой. — Не ломайте зря голову, Рейн. Я знаю, почему от вас хотели избавиться. Это моя вина.
— Каким образом ваша?
Видно было, что говорить об этом жрецу неприятно, и скрывать свою неохоту он даже не пытался.
— Последнее время у меня появилось много врагов. И они делают все, чтобы лишить меня любой поддержки. Вас они посчитали моим союзником и, как видим, решили от вас избавиться… кардинально.
Хм. Неожиданное объяснение, но хорошо укладывающееся в рамки «гражданской войны», идущей в Церкви. Была в нем только одна неувязка. Одна, но очень большая.
— Чем лишать поддержки и избавляться от ваших союзников, не проще ли врагам убить вас?
Услышав вопрос, Теаган посмотрел на меня с таким выражением, будто бы мое логичное предположение было самой странной вещью, которую он слышал. Потом покачал головой.
— Нет, убить меня они не посмеют.
Какая интересная самоуверенность. И что это за враги такие, которые спокойно решают избавиться от мимохожих магов при одном только подозрении в союзнических отношениях, но не осмеливаются поднять руку на сам объект своей неприязни?
Либо Теаган заблуждался, либо было во всем этом нечто очень странное.
Глава 3
— Вы говорили о новой статуе Пресветлой Хеймы, — сказал я, меняя тему разговора. Обо всем услышанном и испытанном мне нужно будет хорошо подумать, но лучше сделать это не здесь и не сейчас.
— Ах, да, — проговорил Теаган и провел рукой по лицу, будто пытаясь стереть следы недавних событий. — Церемония уже закончилась и все разошлись, но саму статую посмотреть можно. Идемте.
Памятник находился немного в стороне от Первого Храма, и сейчас его закрывал уже не тканевый, как утром, а магический полог. Поэтому, наверное, первые мгновения у меня мелькнула мысль, что он же создает и внешнюю иллюзию позолоты. Впрочем, когда я присмотрелся к творению получше, то о материале уже не думал — лишь старался не морщиться. Или, хотя бы, морщиться не сильно.
Судя по мечу в руках богини, планировалось изобразить ее последний, пятый, аватар, когда Пресветлая Хейма защитила человечество от орды демонов, поразила Костяного Короля и прогнала Великого Кракена, но отчего-то получившийся результат на воительницу тянул слабо.
Более того, мне отчетливо виделось в выражении лица статуи, в ее позе, одежде, да даже в том, как она держала оружие, нечто вульгарное. Будто бы скульптор ваял свой труд, основываясь не на реальных и хорошо сохранившихся изображениях аватара, а взяв в качестве модели какую-то пустоголовую актриску, наряженную в бутафорский доспех, держащую такой же бутафорский меч, но думающую при этом только о том, как этого самого скульптора соблазнить… Разве что, заканчивая работу, скульптор попытался лицо актриски изменить и сделать его хоть немного похожим на лицо воплощения богини…
— Пойдемте отсюда, — попросил я Теагана, который невозмутимо рассматривал статую.
— Уже? — жрец повернулся ко мне. — Вам не нравится?
— Боюсь, что если мы тут еще задержимся, то я реально наговорю на Залы Покаяния. Так что…
— Не наговорите, — перебил меня Теаган. — Не беспокойтесь, Рейн, вам они не грозят. Сказать правду — это не ересь.
Другие жрецы явно считали иначе. Ну ладно…
— Это не Пресветлая Хейма, — сказал я. — Это гулящая девица, которую нарядили в фальшивые доспехи и пытаются выдать за богиню… И мне даже кажется, что эту девицу я где-то видел…
— И где же? — Теаган смотрел очень внимательно.
Я ответил не сразу. В памяти что-то настойчиво вертелось… Актриска — почему я подумал именно это слово?
— В театре… в каком-то из столичных театров. — А потом я вспомнил и усмехнулся: — А последний раз — всего несколько часов назад. Именно эту девицу держал в объятиях жрец Сантори, когда вышел из храма Горних Вершин.
Половина лица Теагана непроизвольно дернулась, но уже через мгновение жрец казался, как и прежде, невозмутимым.
— Вы весьма наблюдательны, Рейн. Благодарю, — проговорил он. — Пожалуй, и впрямь нам стоит покинуть это место.
— Не понимаю, зачем камень решили покрыть позолотой, — проворчал я, отворачиваясь от «творения». — Может, в серых тонах все это смотрелось бы не так ужасно.
— Это не позолота. Статуя отлита из чистого золота, — отозвался Теаган.
— Что⁈ — я резко развернулся и опять уставился на эту пародию на богиню.
— Поэтому и магический полог — защита от тех, кто нечист на руку. Теоретически, в Обители таких нет, но… всякое бывает.
Про скудость золотоносных руд на территории Империи я знал, как и про то, что большая часть металла шла на создание самых тонко-настраиваемых амулетов, а остатки добычи получал монетный императорский двор. И тратить подобную редкость на статую, да еще столь мерзкую?
А потом я подумал о другом и лишь усилием воли подавил вспышку гнева. Не время и не место. Но вопрос я все же задал.
— Вы знаете, когда было решено ее создать?
Теаган посмотрел на меня чуть удивленно, но ответил:
— Все бумаги были подписаны где-то за неделю до моего возвращения.
— Подписаны Капитулом?
— Да. А это важно?
— То есть я правильно понимаю, что Церковь решила потратить огромные средства на эту… статую, — от ругательства я удержался с большим трудом, — именно в то время, когда десятки тысяч людей безрезультатно ждали помощи у ворот столицы⁈
Теаган некоторое время молча смотрел куда-то в сторону, потом вновь взглянул на меня.
— То есть вы, Рейн, об этих людях не забыли?
— Естественно не забыл!
— И… что вы сделали?
— Что, по-вашему, может сделать обычный студент Академии, живущий в дормиториях?
— Обычный, вероятно, ничего… Я припоминаю, что, как ни странно, на данный момент только два Старших клана проявили участие к беженцам — Дасан и аль-Ифрит. А среди Младших решили взять к себе этих людей только те кланы, которые, тоже по странному совпадению, находятся с Дасан или аль-Ифрит в союзнических отношениях.
— Ничего странного, — проворчал я. — Я написал о ситуации с беженцами Амане… в смысле, дане Дасан… в самом же первом письме. Хотя Дасан и аль-Ифрит напрягли все ресурсы, они смогут расселить у себя только половину беженцев. Однако на носу зима и я представления не имею, что будет с остальными.
— Ни тот, ни другой клан прежде не славились благотворительностью, — проговорил Теаган задумчиво. — Удивительно.
— Меня куда больше удивляет другое, — сказал я резко. — Почему ничего не сделала Церковь? Она бы могла расселить всех несчастных за считанные дни, и ей бы точно не пришлось напрягаться!
— Пойдемте, — сказал Теаган и, не отвечая на мой вопрос, первым направился к дороге.
Какое-то время мы шли в молчании, потом он спросил:
— Вы вините меня за то, что я ничего для этих людей не сделал?
— Лично вас? — переспросил я. — Нет. Я не знаю всех ваших обстоятельств и возможностей, как я могу обвинять человека вслепую? Кроме того, в начале осени вы только вернулись из ссылки. Догадываюсь, что тогда ваше положение было весьма шатким. А сейчас… только вы сами знаете, можно ли вас винить за бездействие.
— Поначалу мое положение действительно было незавидным, — после паузы проговорил Теаган. — И, хотя со временем я смог что-то восстановить, серьезного влияния у меня все еще нет.
Ага, то есть возможность на равных спорить с настоятелем Первого Храма, командовать Достойными Братьями, арестовывать и допрашивать стражников — это несерьезно. Буду знать.
Вслух я этого, впрочем, не сказал.
— Но вы думаете, что я все равно мог помочь? — продолжил он.
— Знаете, — сказал я, — у меня есть хорошая знакомая, управляющая небольшой гостиницей. За лето она сумела устроить в столице два десятка беженцев. Из собственных денег заплатила за них в магистрате входную пошлину. Одного — парня с уродливым шрамом во все лицо, от которого шарахались люди — взяла к себе кухонным работником. Конечно, это мелочь по сравнению с теми десятками тысяч, которые остались за воротами, но когда придет зима, от холода и голода умрет на двадцать человек меньше.
Дальше, почти до самого дома Теагана, мы шли в молчании.
— Из вас получился бы отличный жрец, — неожиданно проговорил Теаган. — И жрец, и проповедник… — и после короткой паузы добавил: — Вы уже не отвергаете эту идею так категорично, как прежде? Рейн?
— Я… — я замолчал, не зная, как лучше передать свою мысль, и в итоге решил прямо сказать, что думал. — Мне нужно понять Церковь. Как в ней все устроено и как работает.
— Для того, чтобы стать жрецом? — Теаган посмотрел недоуменно. — Естественно, со временем вам все станет ясно.
Вот только жрецом я становиться не собирался и не хотел. Да даже если бы вдруг передумал, времени у меня для этого не было. Вернее, времени не было у Империи.
Теаган… Роль проводника по Обители он выполнил прекрасно, несмотря на то покушение. В конце концов, даже оно оказалось полезным, открыв вещи, о которых иначе я бы и не заподозрил. Но он не станет просто так показывать все то, что меня заинтересует, и внутренние дела не откроются для чужака, разве что самую малость и случайно.
Мне вспомнилось предупреждение Аманы не влезать в дела Церкви до того, как там закончиться «гражданская война», и покушение подтвердило правоту ее слов. Но если я упущу сегодняшнюю возможность, предоставится ли мне еще подобная? И могу ли я допустить, чтобы эта «гражданская война» длилась? Мне нужна была единая, сильная, праведная Церковь, стоящая за моей спиной надежным тылом, а не нынешняя, расколотая междоусобицей, равнодушная к людям и пропитавшаяся пороками.
И я решился.
— Светлейший, в вашем доме есть такое место, где мы можем поговорить без риска, что нас подслушают?