Я никогда не боялся насекомых. Но сейчас у меня мурашки побежали по коже.
- Жуки, - произнёс Джонни. - Чёртовы жуки.
Они выглядели неестественно.
Я представил, какими они были при жизни: летали, глядя вокруг своими огромными глазами - и не тупыми, как у большинства жуков, а осмысленными.
В окно снаружи постучал Пит, и я подпрыгнул на месте.
Джонни направился к окну, с выражением отвращения на лице ступая на усыпанный жуками пол. Каждый раз, когда его ботинок с хрустом опускался, я вздрагивал.
Окно было заколочено изнутри.
Я осмотрелся: кондиционер был заткнут старыми тряпками, а вентиляционное отверстие забито скомканной рубашкой.
Я уже говорил, что это здание было старым. Потолок просел, а штукатурка осыпалась. Но тот, кто здесь жил, постарался забить каждую дыру, каждую щель, которую смог отыскать. Словно пытался удержать что-то снаружи и не пустить внутрь. То, что способно пролезть через крохотные отверстия.
Джонни, утирая пот со лба, жестом показал Питу, что тот может войти через дверь.
Я видел в глазах Джонни то же, что испытывал и сам - ощущение чего-то мрачного, скрытого под видом обычных жуков.
В тот момент мы и заметили дверь в ванную комнату. Мы должны были войти туда, но ни один из нас не хотел этого делать. Однако, когда ты работаешь копом, никто не спрашивает твоего желания. Если случается что-то ужасное, жуткое, люди ждут, что полицейские станут первыми, кто на это взглянет и, кто с этим разберётся. Ведь они платят налоги, чтобы такие парни, как мы, выполняли за них грязную часть работы.
Думаю, вы и так поняли, что мой желудок был готов вывернуться наизнанку, когда я открывал дверь в санузел.
И когда она распахнулась настежь, в лицо мне ударила волна запаха, напомнившего старый, забитый книгами и полусгнившими газетами сундук.
А затем я заметил тело. Тело и порядка двадцати-тридцати этих грёбаных жуков.
Тело, насколько мне удалось рассмотреть, принадлежало мужчине. Однако оно и само выглядело так, как жуки - обезвоженное, иссушённое, разваливающееся на куски. Мужчина сидел, скрючившись, под раковиной, словно пытался спрятаться, укрыться от чего-то. В воздухе плавали сухие ошмётки, напоминавшие пепел. Я знал, без всяких сомнений, что это были кусочки человеческого тела - его пергаментная кожа, запёкшаяся кровь и высохшие мышцы.
- О, Господи, Господи, - пробормотал Джонни.
Он поднял на меня глаза, и я увидел в них страх.
- Давай, Дубина… Скажи, что я сбрендил, сошёл с ума, свихнулся. Давай! Ты только взгляни на тело! Этот человек должен быть мёртв уже сотни лет, как и эти чёртовы жуки. Он же высушен, как какая-то, мать её, вобла!
Ну что я мог ответить? Если Джонни свихнулся, то и я вместе с ним.
Варианта лишь два: либо мы с ним стали главными героями какого-то дьявольского розыгрыша, либо это - настоящий кошмар.
Я был простым патрульным. В мои обязанности не входило думать. Этим пусть занимаются детективы. И всё же мой мозг не останавливался ни на секунду.
Свидетели сообщали, что человек в номере был вполне живой, что они слышали крики, вопли и жужжание… А теперь все, кто был в этой комнате, включая постояльца, превратились в мумии. В сухие, мёртвые музейные экспонаты.
И это было ещё не самое худшее.
Потому что выглядело всё так, будто мужчина пытался спрятаться под раковиной от того, что, как он знал, обязательно придёт. И судя по тряпкам и кускам ветоши, он готовился к их приходу. Господи, да даже сливные отверстия и краны в ванне и раковине были забиты одеждой!
И о чём это говорило?
Наверно, я не хочу этого знать.
Сначала - саркофаг в Мискатонике, полный странных жуков, теперь - вот это.
Я присел на корточки, желая лучше рассмотреть тело. Оно было обтянуто кожей и высохшее, словно что-то вытащило его из могилы под зыбучими песками. Я ничего не мог с собой поделать: я ткнул в него палкой, хотя и знал, что патрульные не обрадуются, если я буду копаться в уликах. Я ткнул этот мешок с костями в грудь, и как только я это сделал, одна рука сразу же отвалилась и раскрошилась в мелкий прах.
Тело дёрнулось, и туловище тут же раскололось, подняв облако пыли.
А внутри - жуки.
Да, десятки этих высушенных насекомых. Как будто они заползли ему в глотку, набили брюхо, высушили его досуха, а потом сами превратились в труху.
Парочка жучков выпала наружу и ударилась об пол, рассыпавшись на мелкие кусочки.
Джонни испуганно вскрикнул. Да и я, признаться, тоже.
Ей-богу, это было чересчур.
Мы вышли в коридор, в горле у нас пересохло, словно нам туда песка насыпали. Мы остановили Пита до того, как он вошел, и сказали ему звонить в отдел убийств.
Джонни съехал по стенке и уставился в пустоту. Думаю, он молился. Я закурил и попытался отыскать смысл в том, в чём смысла не было.
Джонни и Пит отправились обратно на патрулирование района. А мне пришлось остаться и дожидаться коронера и детективов - ведь сегодня была моя смена.
Я долго стоял в коридоре, курил и дрожал, прислушиваясь к тому, как в комнате что-то разваливается на части.
Меня мутило.
А когда я выглянул из окна и увидел напротив башни Мискатоникского университета, возвышающиеся во мраке как средневековые зубчатые стены, это чувство стало еще хуже.
Потому что я начинал связывать одно с другим.
И все мои идеи были одна хуже другой.
- 3 -
Как вы, вероятно, догадываетесь, детективы и коронер не слишком озаботились тем, что было в номере 205.
Я их, конечно, не виню.
Но ведь это Аркxем. Вы никогда не привыкнете к тем созданиям, которые выползают из деревянных строений в этом городе, к тем, которые прячутся в тени; но если жить здесь достаточно долго и работать на улицах, как я, то можно научиться с этим справляться.
Так или иначе, я оставил работу профессионалам и вернулся на свой участок. Но от меня было мало толку.
На улицах ничего не происходило, и это было к лучшему, потому что к тому времени со мной смог бы разобраться и восьмиклассник.
Когда наступил рассвет, и моя смена закончилась, я был счастлив, как никогда. Я пропустил свою обычную чашечку кофе с парой пончиков в кафе Зудемы, и вместо этого бахнул виски.
Потом я лег спать, и весь день мне снилось, что я заперт в одной комнате с этими ужасными насекомыми, которые могут не только убить тебя, но и высосать из твоей кожи все, кроме соли.
И каждый из этих комаров заканчивался одинаково: Мискатоникским университетом.
- 4 -
Когда позже этим же днём я проснулся, у меня раскалывалась голова.
Но я продолжал твердить себе: что бы ни случилось в той комнате, это уже не мое дело, как и то, что случилось в Мискатонике.
Дело закрыто, и с этим покончено.
Я - патрульный, а не детектив; это не моё дело.
Но, Господь милосердный, как же я ошибался...
* * *
В тот вечер я сидел в раздевалке в участке, натягивая синюю куртку и готовясь к прогулке и разговору, когда вошёл Фрэнни Коннинг.
Фрэнни был детективом из отдела убийств, которому посчастливилось заняться делом в "Любовном Гнёздышке". Когда он увидел то, что было в той комнате, он выглядел так, будто у него было сильное несварение желудка; да и сейчас его, похоже, готово было вырвать в любой момент. Или уже вырвало - и не раз.
Его стоило пожалеть.
Мне всегда было жалко этих упырей из отдела убийств, которые изо дня в день работали, как на бойне. С другой стороны, они сами выбрали такой путь. Для меня лучшей работой были патрули и моя дубинка, а для Фрэнни - трупы.
- Готов немного прокатиться? - спросил он меня.
Этого мне хотелось меньше всего, но я пошёл за ним следом.
Видите ли, это была не маленькая увеселительная прогулка, а поездка с очень определенным пунктом назначения, и я чертовски хорошо знал, что это будет за пункт назначения ещё задолго до того, как мы туда добрались.
По дороге Фрэнни всё мне выложил.
Окружной прокурор закусил удила. У него чуть пар из ушей не валил. Он искал любую белую задницу, на которую можно повесить дело. И он не собирался спускать дело в "Гнёздышке" на тормозах. Ему было плевать, что говорят факты, или что видят его собственные глаза; он не собирался связывать воедино высохший труп и сотню жуков. Он был уверен, что все это - какая-то тщательно спланированная первоапрельская шутка.
Только ему было не смешно.
Он почти обвинил Фрэнни и его людей в том, что они сами всё усложнили.
Но ему ведь нужно было кого-то винить, не так ли?
Приближались выборы, а он вел чистую предвыборную кампанию, построенную на хорошем послужном списке, и меньше всего ему хотелось, чтобы его офис был испачкан дерьмом, которое так воняло.
Ему нужны были ответы, настоящие ответы, и если он их не получит, то придется кого-то уволить.
Как вы уже догадались, ребята из прессы не были подпущены к этому месту даже на милю. Фрэнни и его парни уже объяснили вполне доходчиво Бучу Вайсу, что будет, если он решит потрепаться с журналистами. Что раньше до "Гнёздышка" никому не было дела, но если он их не послушает, всё может измениться. И естественно, Буч пообещал молчать. Я знал Буча. Он был тем ещё засранцем, но рот на замке держать умел. Особенно если это касалось его бизнеса.
А сейчас я слушал то, что выяснил Фрэнни. И чего не выяснил.
К тому времени, как мы свернули на Запад, на Черч-стрит, в старом минивэне Фрэнни, что-то начало медленно скрестись у меня в животе. Поэтому я задал неизбежный вопрос:
- Всё это, конечно, здорово, Фрэнни, но почему бы тебе не рассказать мне, что ты действительно знаешь?
Он провел рукой по своему серо-стальному костюму и съехал на обочину.
- Ладно, Дубина. Давай перейдем к делу. Мы отнесли этих жуков - точнее, то, что от них осталось - на Зоологический факультет Мискатоника. У них там есть ученый по жукам...
Фрэнни вытащил записную книжку и сверился с записями.