И никогда, никогда не забудешь, как это — когда на тебя смотрит человек, который хочет тебя убить.
Но ты — живой. Хорошо-то как, да?
День пятый
— … Доброе утро.
— Хррппппыыы аааткрой дверь…
Открываю дверь кунга. Ох, ни черта себе. Снег выпал… Красиво. Было бы красиво, если бы смотрел из окна «Интерсити» по пути на дембель.
— Фхррррыыы… там Одесса, море, девушки и пляж?
— Нет. Там Донбасс, слякоть и снег.
— Мамо, я не хочу до школи.
— Вставай, ты директор этой школы.
— Ммм?
— Я говорю: вставай, ты командир этой роты!
— Йооооооо…
На пороге кунга появляется Президент. Это уже добрая традиция — Серега утром ходит к нам пить кофе. Иногда эта его привычка дико раздражает, но вот странно, если он не приходит, то я начинаю по нему скучать. Главное, ему об этом не говорить. Недалеко от нас заводится бензопила, кто-то решил напилить дров с утра пораньше, и скорее всего ненаглядным «Штилем» Ломтика. О, а вот визг пилы стих, и слышны раскатистые маты, точно, кто-то «Штиль» без разрешения взял. Сейчас прольется чья-то кровь.
— Мартін, став давай кофе. Ну шо, зірка фейсбуку, вже погон купив, дірку під ордєн насверлив?
— Мля, Сєрьожа, не задовбуй мене, а то зараз наверну чайніком, і тобі п.зда, я вам доповідаю.
— Ти мене не доженеш.
— Я не дожену — чайник дожене, ти ж мене знаєш, я ж шнайпєр від Бога.
— Гггг… — ржем оба, я сыплю львовскую красную в кружки, Серега курит, коммандер ворочается.
— Мартін, харе жрать, вже форма, як чохол на танк.
— На самольот. Серьожа, не задовбуй мене, бо зара будуть нестатеві відносини.
— Нестатутні, нестатутні відносини, купка недоліків, скока можно повторять! — не выдерживает Вася.
— Мартін, карочє не буде в тебе відносин ніяких, бо ти товстий, як бабак.
— Серьожа, я просто єм, када нєрвнічаю.
— І чого ти зара нєрвнічаєшь?
— Бо я на передку у лютому замєсі. І ще ти мене зайобуєш.
Не розтовойкуй мій нєрв.
— От ти смотрі, самий нєрвний знайшовся!
— Сахар дай.
— На. Так шо, ордєн будет?
— Так, орденоносцы! Идите там, доколупайтесь до кого-то еще! — медленно доходит до исступления ротный на своей койке.
Оборачиваюсь.
— Коммандер, ты кохве будеш?
— А хоть бы й да. Тока послабше.
— Кинь йому півчашки сгуща… — советует Серёга.
— Серьожа, не зайобуй!..
Кофе, глина, камень, снег и патроны. И ветер. И слабый запах кофе. И это нормально. Так и должно быть.
Да?
Ближе к обеду выбираюсь на «Шиномонтаж» с новой радейкой. Наш связист из сорок первого щедрой рукой отсыпал три мотороллы с запасными аккумами, и теперь у нас есть худо-бедно защищенная связь, но, как и любую связь, ее нужно проверить. Так, до кунга — хорошо, до «Кишлака» — хуже, но тоже нормально. Снег накрыл линию и продолжает лениво падать. Пацаны в наряде кутаются в какие-то бушлаты и злобно на меня зыркают. Вручаю им рацию и довожу порядок связи.
Вот это вот красивое «довожу порядок связи» на самом деле обозначает мой спитч «В рацию лишнего не п.здеть, эфир не засорять, „Радио-Пехота“ не включать. Не забывать менять аккумы. Наш канал — третий, постоянно проверяйте. За антенну рацию не таскать! Не таскать, мля, я сказал! И на землю не класть. А то связюк мне ноздрю вывернет за его ненаглядные полудохлые рации…»
Насупленный Прапор берет у меня рацию и тут же выдаёт «Шина в эфире, йо!». «Кишлак для вас на дежурном приеме, прием-прием-прием!» — тут же отзывается нижний пост. Дети, мля.
— … Кобра на связи, — вдруг раздается из другой моторолы, с которой мы разговариваем со штабом первого бата и с шестой ротой. Оба-на, а це шо? Кобра, кобра… Хммм. О, а я канал перещелкнул, стояло на втором, а теперь на четвертом. Это я на внутреннюю волну первого бата стал?
— … проверка связи, — продолжает бубнить рация.
Да кто же это «Кобра»? Цифровые радиостанции меняют голос, он становится эдаким усредненно-безликим, пластмассовым набором звуков из пластмассовой коробки. Иной раз ты пару месяцев слышишь этот голос и только по позывному знаешь, например, минометку, а потом встречаешь их где-то возле магазина и обнимаешься, как с давними друзьями. Странно то, что «наши» — это голоса в рациях, а иногда кажется, что эти голоса — единственное, что напоминает тебе, что ты здесь не один.
— Кобра — Танцору, прием, — говорю я в рацию.
— Кобра на приеме, — откликается тут же эфир. — Я на связи, дорогой.
— Рад тебя слышать, Кобра, — говорю я, улыбаясь во весь рот. Уверен — там, двумя километрами южнее, точно так же улыбается Костя Викинг.
— Не засорять эфир, — вклинивается КСП бата. Ты гля, який борзый.
— Кобра, начинаю работать, прошу дать корректировку по эспэшке сепаров на юго-запад, пятьсот от амонскладов.
— Танцор, я тебя принял, готов через десять минут, как понял меня?
— Кобра, я Танцор, понял-принял.
— Танцор, я П…., чем и куда собираешься работать?
— П…., я Танцор. Ты хочешь, чтобы я по вскрытой связи тебе доложил? Уйди со связи, не засоряй эфир, — мстительно отвечаю я и улыбаюсь. Есть идея.
КСП батальона хранит молчание. Наверняка дежурный там сейчас ищет кого-то наделенного властью и соответствующими погонами, чтобы наябедничать на Танцора с Коброй, которые затевают междусобойчик, не спросившись. А мы и затеваем, да.
— Николаиииич, есть идея, — кричу я, подбегая к кунгу, бухая напитанными водой берцами по снежно-грязной каше. — Давай с СПГ разберем оту эспешку сепарскую в поле! Викинг на связи!
— Я слышал, — отвечает Вася из недр кунга, привязывая ботинки к ногам. — Во-первых, не ругайся с КСП бата, там тоже люди. Во-вторых, есть другая идея. Кращщще.
— Куда уж краще? Тока времени мало, давай быстрее.
— Замолчи свой рот, и давайте послушаем опытного милиционера. — Вася нахлобучивает свою бронешапку ужасающего размера на голову и выскакивает из кунга.
— Дергай Юру Музыканта, пусть заводит «двести шестьдесят первую». Работаем с нижней площадки.
— Ух ты ж, мля! — восхищается подошедший Президент.
И как этот худой проныра умудряется не пропустить все самое интересное?
Десять минут спустя.
— У меня радейка почти села. Там, откуда могу корректировать, ни Киевстар, ни МТС не берут. Бля, — говорит Костя Викинг в телефон. — Ща мои аккум ищут.
— Таааак… — я лихорадочно ищу решение.
Мимо с лязгом, окрашивая мир теплым выхлопом, проносится бэха-двойка и уходит вниз. Наверху сидят Юра и Вася. Я поднимаю руку с рацией, и Вася кивает.
— Могу там человека посадить, в принципе… — говорит Костя и опять замолкает.
— Погоди, — говорю я. — Есть идея. Инет там берет?
— От роутера? Слабенько, на одну палочку. Но берет, — отзывается Костя. Да, парадокс в том, что в зоне АТэО покрытие «Интертелекома» зачастую лучше, чем обычных операторов. — Так, погоди. Ты собираешься…
— Ага, — счастливо говорю я, — хватай роутер и лети на позицию. Будем…
— Будем делать ветер, — говорит Костя и кладет трубку.
Соседи.
Ну, в нормальном мире они располагаются почти со всех сторон, доставая тебя стуком сверху, музыкой снизу, ночным трындежом сбоку, ну и так далее. Сидишь такой на кухне в тапочках, кушаешь вкусный салат, кофеем со сливками запиваешь, обсуждаешь с родными планы по использованию рабочей силы величиной в одного мущщину для наведения порядка в одной отдельной взятой квартире. И тут — «дррррр», о, сосед нашел перфоратор и пытается всверлиться тебе прямо в утренний мозг. И помочь ему даже мысли не возникает, скорее хочется мысленным усилием сломать ему этот перфоратор навсегда.
Ну, а семистами километрами восточнее чуток по-другому.
Соседи — это пацаны слева, воооон на том терриконе, и пацаны справа, воооон на том терриконе. Ты даже никогда их вживую не видел. Только позывные в радиостанции, да может в городе иногда военные, такие, знаете, ну точно с передка, всегда узнать можно, потрепанные побитые берцы, хорошо ношенная форма, небритость, лицо загорелое — и думаешь «черт, соседи, наверное». А они на тебя смотрят примерно так же.
И ты не просто кивнешь, а такой: «Здоров, мужики», и они тебя тоже так взглядом обегут, горка в пыли, кепка выгоревшая, пистолет в покоцанной кобуре, такие:
— Здоров. Ну шо у вас?
— Та нормально, а вы шо?
— Та тоже нормально. Ну, давай.
— Давай.
И разошлись, они на новую почту, а ты в магаз за пельменями и соком.
А потом ранним хмурым утром ты слышишь их в радиостанции. Хриплые голоса. Короткие фразы.
И ты сидишь такой в дверях кунга, куришь, кофеем с сахаром запиваешь, размышляешь о том, как наряды переписать и позиции доделать, обсуждаешь с коммандером планы по использованию рабочей силы величиной в группу військовослужбовців служби за контрактом та призваних за мобілізацією для облагораживания ландшафтного дизайна на одном отдельно взятом ВОПе.
Выход. Все поднимают голову.
Разрыв. Выход. Разрыв. Выход, выход, выход, сливаются звуки пусков и разрывов.
Кладут по соседям.
Аккуратно ставишь кружку на землю, поднимаешься, машинально отряхиваешься. Не, не по нам работают. По соседям. Но только тут, понимаете, какая штука, тут соседи — тоже наши.
— Коммандер, соседей кроют. Вписываемся?
— Ветер?
— Ветер норм. Еб@шим?
— Еб@шим. Подымай пацанов.
Выстрел. Разрыв. Корректировка. Выстрел. Разрыв. Корректировка. Выстрел. Разрыв…
А через несколько дней ты опять в городе встречаешь каких-то парней с передка. И неважно, на самом деле, сидят ли они на терриконе слева или на терриконе справа. Все равно. Все мы тут друг другу соседи.
— Здоров, мужики.
— Здоров. Ну шо у вас?
— Та нормально. А вы шо?
— Та тоже нормально.
— Ну, давай.
— Давай.
И разошлись — кто на новую почту, а кто в магаз за сигаретами и колбасой.
… Костя Викинг был как раз такой «наш», только знакомы были лично. Виделись целый один раз даже, пожрали в «Марго» да и разбежались по позициям. Росту в этой дюймовочке было два метра, плечи — во, борода — во, вечная улыбка и неимоверный объем ежедневно выпиваемого кофе. Костя писал стихи. Лирику. Ночами, на своем «Эвересте».