Значит, он сразу понял, что труп криминальный.
Скользя подошвами кроссовок по мокрой траве, она спустилась вниз. В нос ударил запах тины и разложения.
На брезенте лежало распухшее тело женщины, к вздувшимся пальцам присосались пиявки. На лицо было страшно смотреть: белая кожа с синюшным оттенком, словно брюхо гнилой рыбы. Черты лица искажены дикой гримасой, рот приоткрыт, и между зубами….
Тут Катя не выдержала и на минуту отвернулась.
Не идиотничай! Соберись!
Она снова обернулась, но старалась глядеть лишь на туловище и ноги: розовая ветровка вся в черной грязи, такие же грязные джинсы. На правой ноге слипон – синий, на белой подошве, левая – босая, и к ступне тоже присосались пиявки.
– Давность невеликая, – констатировал Гущин, закуривая сигарету, чтобы перебить запах тины и тлена.
– Не более полутора суток, – уточнил эксперт, щупая рукой в резиновой перчатке кожу на тыльной стороне кисти жертвы. – Она в воде пробыла сутки плюс еще шесть-восемь часов, не больше, судя по состоянию тканей и степени их разрушения.
Другой эксперт в этот момент осторожно повернул голову трупа набок, и все они увидели то, что до этого момента было скрыто.
На шее, в распухших складках кожи, утопала туго затянутая петля.
До Кати не сразу дошло, что это цветной шелковый шарф, весь замазанный грязью и покрытый прилипшими водорослями.
– Задушена, – сказал Гущин.
– Да, ее задушили. Однако лишь вскрытие даст ответ, удушение или утопление стало причиной смерти.
– Воду в легких станете искать? – спросил Гущин. – Так ее там нет, голову даю на отсечение. Девчонку задушили и бросили в воду с целью сокрытия убийства. И ДНК вы теперь ни хрена не найдете, раз труп больше суток в воде болтался.
– Вы всегда спешите, Федор Матвеевич, – сухо возразил эксперт. – Предоставьте нам делать нашу работу и подождите заключения патологоанатома.
Гущин кивнул.
– Работайте, работайте. Я как услышал от истринских, что у нее эта дрянь на шее намотана, иллюзии утратил.
– Возможно, это ее собственный шарф, им и задушили. Мы его снимем в прозекторской, сейчас трогать не будем, – эксперт осматривал удавку на шее утопленницы.
– Сколько лет девчонке? – спросил Гущин.
Катя не понимала, отчего он так упорно повторяет «девчонка». По искаженному гримасой удушья и признаками разложения лицу возраст ну никак не определишь. Утопленнице могло быть и сорок лет, и тридцать, и…
– При визуальном осмотре – от двадцати до тридцати.
– По состоянию зубов точнее скажете?
Эксперт лишь глянул на него.
– Двадцать пять, не больше. – Гущин указал на руку утопленницы: – Татуировка, колечко-неделька, браслетик фиговый, дешевенький, в форме резинки…
Эксперты осторожно осматривали тело, одежду, собирали что-то пинцетами в пластиковые емкости, паковали. Гущин курил и вроде бы думал о чем-то постороннем, однако Катя знала – он, несмотря на все свои словесные опусы, внимательно наблюдает за работой экспертов.
Все сильнее пахло тиной, речной водой.
Свет над Истринским водохранилищем из утреннего жемчужно-пепельного стал пастельным.
– Ни документов, ни денег, – сообщил эксперт, руками в перчатках обшаривая одежду утопленницы. – Социальная карта, кредитки и в воде бы сохранились, но ничего такого нет.
– Если и была сумка, то она сейчас на дне, – сказал Гущин. – Или убийца ее забрал.
– Ограбление? – спросила Катя.
– Ограбление в деревне Топь? – Гущин бросил окурок.
К нему подошли сотрудники Истринского УВД, он начал расспрашивать их.
– Местность здешнюю знаете?
Истринские покивали, покашляли.
– Я думал, тут все огорожено-перегорожено, стены крепостные вокруг замков, а стен не видно. – Гущин озирал луга и рощу, затем обернулся к водохранилищу.
Избушка, избушка, стань к лесу задом, ко мне передом, – не к месту вспомнилось Кате.
– Ограда только по периметру территории, – доложили истринские. – Всего здесь шестнадцать гектаров угодий. И четыре так называемых домовладения. По четыре гектара на каждое.
– Имения-дворцы, – констатировал Гущин. – Владельцев знаете?
Истринские снова покивали, покашляли.
– Эта дорога куда ведет? – спросил Гущин, ткнув в сторону шоссе, где на обочине припарковалось большинство полицейских машин.
– К проходной, к воротам, но идти прилично, Федор Матвеевич.
– А там что? – он указал на противоположный конец.
– Там эллинги для парусных яхт, причал для лодок.
– Я так понимаю, что тело сюда течением отнесло, хотя и слабое оно здесь, – заметил Гущин. – Убили жертву где-то в другом месте, однако недалеко от воды. – Он смотрел в сторону леса, подступающего к дороге. – Тот лесок дорога пересекает?
– Да, там идти меньше полукилометра, и там спуск к водохранилищу.
– Прочешите окрестности, побеседуйте с охранниками на проходной, запросите пленки видеонаблюдения за четыре предыдущих дня. Обойдите все домовладения на территории с фотографией жертвы. Надо установить, кто она такая – здешняя или как-то попала на территорию.
– Никто с заявлением о пропаже женщины в полицию не обращался, Федор Матвеевич.
– А труп не мог приплыть оттуда? – робко спросила Катя, махнув на необъятную гладь водохранилища. – С другой стороны? Или ее в лодке заушили на середине и сбросили в воду?
– Все возможно, – изрек Гущин. – Надо проверять. Однако начнем здесь, а не на той стороне.
Интуиция, – подумала Катя. – Он себя уже убедил, что это убийство и что это местные художества. И если окажется, что женщину убили где-то там, за пределами деревни Топь, он будет разочарован.
– Если предположить, что она шла к проходной, то что там у этой здешней проходной, куда она могла стремиться? – спросил Гущин.
– На остановку маршрутки. Маршрутка останавливается за поворотом и едет до Истры, там можно пересесть на рейсовые автобусы.
– Другие варианты?
– Нет других вариантов, за воротами лишь дорога и лес – пешком три километра до ближайшей остановки автобуса на шоссе.
– Обслуга, – сказал Гущин, – если она местная, то из обслуги. Здешние замковладельцы ездят на «Ламборджини» и «Ягуарах», маршрутка для них навроде экзотики. Транспорт аборигенов. И откуда ведет эта самая дорога, упирающаяся в проходную и забор?
– Как раз от замков, как вы их называете, Федор Матвеевич. Женщина, возможно, не из обслуги. Она могла быть из числа приходящих подсобных рабочих – они обихаживают клумбы, сажают цветы, убирают парк, стригут траву на газонах возле особняков.
– А это что, господа, что ли? – хмыкнул Гущин. – Такая же обслуга, как и горничные. – Нам надо установить ее личность. Вот задача номер один. Без этого мы с вами никуда не двинемся даже на этих прекрасных шестнадцати гектарах.
– Возможно, ее изнасиловали, – предположила Катя. – Федор Матвеевич, детали как раз вписываются в картину изнасилования – удушение шарфом и сокрытие тела в воде, чтобы не определили ДНК. Классический случай.
Полковник Гущин смотрел на тело утопленницы, с которым все так же сосредоточенно и медленно работали эксперты.
– Будем проверять и это тоже, – сказал он самым будничным тоном, на какой только был способен.
Глава 6В роли консультанта
26 мая. За четыре дня до обнаружения тела
– Документы и особенно картографические материалы весьма редкие и ценные. Нам бы не хотелось упустить возможность приобрести их, раз он собирается их продать. Но мы должны быть абсолютно уверены в подлинности этих документов и карт.
Роберт Данилевский, топ-менеджер банка «Глобал Капитал», говорил тихо, но невероятно настойчиво, внушая сказанное своему бывшему однокашнику Сергею Мещерскому.
Они сидели в просторном кабинете Данилевского окнами на Водоотводный канал. Совет директоров и правление банка занимали изящный, отлично отреставрированный особняк девятнадцатого века на Кадашевской набережной. Внутри царил классический стиль, щедро разбавленный стилем хай-тек.
В кабинете, несмотря на теплый майский день, горел камин и работал кондиционер. Данилевский и Мещерский по-царски расположились в креслах у камелька, пили хороший коньяк.
– Константин Вяземский в ходе своего путешествия в Юго-Восточную Азию оставил действительно ценные материалы. Он путешествовал исключительно верхом, в седле. Это девяностые годы девятнадцатого века, – подтвердил Мещерский. – Путешествие заняло у него три года, и он много где побывал: в Индии, Тибете, Китае, Вьетнаме, Лаосе, Бирме. О какой части путешествия идет речь?
– Вьетнам, Бирма – как раз самое интересное. Путевые дневники, а главное – карты местности. Наша финансовая компания хотела бы приобрести все это в свою коллекцию. И я надеюсь на твою помощь, Сережа.
Банк входил в финансовую группу с тем же названием. Мещерского связывали с банком и финансистами из «Глобал» давние деловые отношения – в банке хранился уставной капитал турфирмы «Столичный географический клуб», которой вместе с компаньонами владел Мещерский. Банк держал для них кредитную линию, оформлял страховые полисы, обеспечивал юридическую поддержку. Во времена оны Мещерский устроил для менеджмента «Глобал» немало дорогостоящих экзотических путешествий от Гималаев до джунглей Борнео и вояжей на остров Пасхи. Но все это было в прошлом. Экономический кризис ударил и по финансам. И теперь в «Глобал» старались инвестировать деньги только в беспроигрышные проекты. Покупка предметов искусства, художественных коллекций и антиквариата относилась как раз к этому разряду. Редкие антикварные карты и путевые дневники ценились знатоками.
– Феликс Санин приобрел все это дуриком, – усмехнулся Данилевский. – Хапал на аукционах все что мог, все, на что денег хватало. И раньше хватало на многое. А теперь хватать перестало. И он начал свои приобретения продавать. Понимаешь, Сережа, этот тип относится к той категории людей… ну ты видел его по телевизору.