«А ты не заметил?»
«Чего?»
«Ничего-ничего», — сказал я. — «Продолжай».
«Я заметил, что ты опять халтуришь, — сказал призрак. — Бездельник! Кто ж так ублажает бабу? Позорник! Вылазь из-под неё! Ты ж мужик!»
«Поучи меня ещё, старый пень! У меня в таких делах опыта побольше, чем у тебя!»
— Давай-давай, — сказал я вдовушке. — У тебя неплохо получается.
«Опыт у него… Етить тебя».
«Завидуй молча, старый».
Кровать пошатывалась, скрипела.
«Ладно, — сказал мастер Потус. — Это и хорошо, что ты бездельничаешь: тесто из ржаной муки — енто важно. Лежи и слушай, лодырь. Значится так…»
Перед рассветом я проводил вдовушку (до двери) и всё же велел профессору закрыть для призрака мою спальню по примеру того, как сделали с пекарней и магазином. Понимал, что такой поворот не заставит мастера Потуса прекратить несвоевременные лекции. Но так я хотя бы перестану замечать голубоватое свечение рядом с кроватью во время своих ночных развлечений с женщинами.
Утром я с опаской заглянул в магазин. Увидел, что очередь к прилавку не меньше вчерашней — хлеб покупали активно. Но дамочек с кувшинами молока не застал.
Продавщица словно прочла мои мысли.
— Не было никого, — сказала она. — Бочка мёда для вдов — многовато, господин хороший.
Посмотрела на меня… с осуждением во взгляде.
У меня похолодело в груди.
Испугал меня не взгляд Лошки.
А мысль о том, что стану делать, если кто-нибудь всё же принесёт мёд.
«… В любых расчётах рецептов хлеба количество других продуктов всегда сравнивают с количеством, етить её, муки, — продолжал вещать в моей голове голос мёртвого пекаря. — В опару обычно идёт…»
Мёд женщины не принесли и на следующий день.
Что меня слегка успокоило.
А ещё через пару дней я обнаружил, что почти не замечаю непрерывно бубнивший в моей голове голос мастера Потуса. Я уже понял, что старик мог рассказывать о работе пекарни бесконечно. И на протяжении нескольких суток его лекции регулярно обеспечивали мне головную боль.
Но потом я словно перешагнул невидимую грань: заметил, что на слова старого пекаря обращаю внимание не больше, чем на биение своего сердца. Это меня порадовало. Пусть профессор запоминает умные изречения мастера Потуса. У мэтра они не пропадут.
Хлеб продавался. Горы медной мелочи накапливались. Пара вдовушек являлась ко мне по вечерам в соответствии с расписанием.
Жизнь вкатилась в обыденное русло.
Но на пятый день после первого разговора с призраком старого пекаря я внезапно обнаружил: прогнило что-то в Датском королевстве.
На пятый день после начала лекций мастера Потуса, прогуливаясь утром по городскому рынку, я случайно подслушал разговор торговки молоком с покупательницами.
— … А про этого нового пекаря из Лисьего переулка ты слышала? — сказала одна из женщин за моей спиной.
Я в этот момент приценивался к творогу: решил разнообразить свой рацион.
— Про молодого-то? — уточнил другой голос.
— Того, что купил пекарню старого Потуса. Вот уж тот ходок был…
— Что-то слыхала.
— Того, что пользует вдов с Лесной улицы? — вклинилась в разговор третья женщина.
Я замер, прислушиваясь.
— Енто кого это?
— Та ладно! Не знаешь?! Весь город уже об ентом слышал!
Женщины хором захихикали.
— Сказывают: он с них берёт плату твоим молоком… ха-ха…
— За что енто?
— За свои… ха-ха… услуги.
— Какие-такие услуги?
Снова хохот.
— Дурёха, не понимаешь, что ли?!
— Мужиков-то у них с прошлого лета нету! Вот они к пекарю-то и бегают!
Услышал позади себя шумный вздох.
— Та ладно!
— Вот тебе и ладно.
— И… как он? Что бабы-то рассказывают?
— Ну…
— Скажи ей!
Я обратился в слух.
— Странный он, говорят. Ну… с причудами.
— Как это?
Кто-то толкнул меня в плечо, но я не позволил оттеснить меня от прилавка.
— Часто болтает сам с собой, сказывают. Шибко сильно он… это… учёный. Бубнит себе под нос что-то. Постоянно. Даже во время… этого.
«О!» — хором воскликнули сразу несколько голосов.
Я едва не обернулся.
— Та ладно?!
— Ага.
— Могёт, говорят, про печки свои говорить…
— Или про караваи! Бабы сказывали. А сам в это время… ну… это самое.
— Что… это самое?
— Не понимаешь, что ль, дурёха, зачем бабы к мужикам бегают?
— А! О! Прямо…
— Вот именно! Лёжа на ней сам с собой спорит о всяких там кулинарных штучках.
— Как так-то?
— Вот так.
— А… это? Как он? Ну, пекарь-то…
— Как мужик? Говорят: так себе. Вялый он, сказывают. И эти его чудачества… Но бабам-то деваться некуда. Кому они со своими махонькими жопами-то нужны? На таких тощих старух ни один городской мужик не позарится. Вот и бегают к пекарю. Так-то… Ты молоко-то брать будешь? Вон, очередь уже за тобой собралась…
«Разговариваю сам с собой? — спросил я. — Вслух? Это правда, мэтр?»
С рынка я ушёл с пустыми руками. После подслушанного разговора, покупать творог мне резко перехотелось. Обойдусь сегодня в обед снова хлебом и молоком. Или прогуляюсь до ближайшей таверны, если уж снова проснётся аппетит.
«Случается», — ответил профессор.
Я усмехнулся.
Вообразил, что думали обо мне вдовушки, когда я внезапно начинал спорить с призраком мастера Потуса… да ещё и в не очень подходящие для разговоров о кулинарии моменты.
Да уж… точно: вялый.
«Замечательно, — сказал я. — Представляю, как это выглядело со стороны. Крыша у меня, что ли, едет?»
«Так на вашем поведении сказываются частые лекции мастера Потуса, юноша, — сказал мэтр Рогов. — Вы нередко вступаете с лектором в споры: временами забываетесь и делаете это во всеуслышание. Я бы посоветовал вам на время прекратить занятия по пекарскому ремеслу…»
«Прекратить? Как?!»
«Я вам уже говорил, юноша…»
«Помню, мэтр! Те варианты мне не нравятся. Пусть поболтает ещё».
Я помолчал и добавил:
«Вялый. Я покажу им, какой я вялый!..»
— Случается, что и болтаете чего-то там, мастер Карп, — ответила Лошка. — Но я ж понимаю: вы учёный человек. Вы постоянно думаете о работе, придумываете новые рецепты. Вон, сегодня утром. Помните, как вы спорили сами с собой о пользе сырных лепёшек? Я аш заслушалась — так умно вы говорили! И лепёшек захотела. Когда мы будем продавать сырные лепёшки, мастер Карп?
Вечером того же дня я занёс к себе на этаж мешок с выручкой, отыскал взглядом светящуюся фигуру мастера Потуса и сказал:
— Ладно, старикан. Уговорил. Испеку я твой медовый хлеб.
Старый пекарь замолчал, прервав очередную свою лекцию на полуслове.
В моей голове воцарилась такая нечастая в последние дни и ставшая непривычной тишина.
— Но только давай сразу договоримся, — сказал я. — Отныне ты будешь давать мне советы, только когда я сам об этом попрошу. Никаких лекций по ночам и при посторонних! Будешь делиться со мной знаниями, когда я в комнате один и ничем не занят. Как тебе такая сделка? Ты на время заткнёшься, а я продолжу твои славные традиции: порадую этот городишко настоящим медовым караваем от мастера Потуса. Что скажешь, старикан?
Пекарь ответил не сразу: должно быть обдумывал мои слова.
Пока он молчал, я приступил к ставшей привычной для меня вечерней процедуре — расфасовке монет. До уплаты налогов оставалось всего два дня. В бочонках скопилось уже прилично меди.
«Рад, что мои усилия не прошли даром, — сказал, наконец, старик. — Етить тебя, ты всё же решил взяться за ум, бездельник! Это радует. Ты не безнадёжен. Мне удалось увлечь тебя кулинарной наукой. Всегда знал, что я хороший наставник. Поверь мне, парень, тебе обязательно понравится работать с тестом! Вот увидишь! Я уже чувствую пробудившийся в тебе дух настоящего пекаря!»
— Пока я чувствую в себе только дух охотника за привидениями, — сказал я. — Едва сдерживаю желание запереть тебя, старый ты хрыч, в сундуке. По твоей милости меня уже считают чудаком. Того и гляди, окончательно запишут в сумасшедшие. Так что мы с тобой сейчас или договариваемся, или мне всё же придётся тебя окончательно заткнуть и запихнуть в мешок, как того твоего буйного сородича.
Светящийся силуэт старика прекратил наворачивать круги по комнате, замер напротив меня. Мне почудилось, что призрак протянул мне руку.
«Добро, парень, — сказал мастер Потус. — За эти дни я многое успел тебе рассказать. Больше, чем Полуше за несколько лет. Самое время перейти к этим… Как их там назвал умник, что живёт в твоей голове? К этим, етить его… к практическим занятиям. Посмотрю, умеешь ли ты работать своими тощими ручонками, лодырь. Или только и годишься на то, чтобы под бабой лежать».
— Это значит, что ты заткнёшься? — спросил я.
«Это значит, что моя пекарня теперь снова начнёт выпекать хороший, вкусный хлеб, — сказал призрак. — Такой, какой многие годы пекли я и мои предки. Такой, какой не стыдно будет подать на стол и самому государю! А не только эти жалкие дешёвые поделки. Мы возродим традиции моей семьи! Я согласен и дальше тебя учить, парень. Рад, что ты всё же решил стать пекарем. Ты не пожалеешь о своём решении!»
Глава 11
По моим подсчётам выходило, что опару для медового хлеба следовало ставить рано утром. Потому что к выпечке я собирался приступить завтра, когда Полуша уйдёт из пекарни на отдых (тогда и печка свободна, и позориться мне не придётся). Парень уже несколько дней как освободил комнату в моём доме — перебрался к родителям. Отчего Лошка ходила хмурая и раздражительная: подозреваю, что она раньше наведывалась к молодому пекарю, подобно тем вдовушкам, что навещали меня.
Вопрос выпечки медового хлеба я благополучно отложил назавтра.