Постепенно мои мысли вновь вернулись к планам на будущее. К пекарне. И к столице. Думал о том, что у меня неплохо получилось мимикрировать под местное общество. Никто в Персиле не посчитал меня за самозванца. Всё же роль торгаша мне привычнее, чем образ слабоумного крестьянина. Я быстро нашёл свою нишу: мелкий предприниматель, пекарь, одинокий мачо, готовый дарить радость симпатичным дамочкам.
Вот только я всё отчётливее понимал, что делаю новую жизнь похожей на предыдущую — на ту, которую в прошлом мечтал изменить. Этот ежедневный подсчёт меди — чем не привычные для меня проверки состояния лицевого счёта? Приобретал пекарню, чтобы обрести статус, пустить горожанам пыль в глаза. Но вновь норовил впрячься в работу — отслеживал продажи, дрессировал работников.
Считал интернет злом, но разве это он теперь держал меня в доме? За две недели (всё ещё, по привычке, делил дни на недели) я ни разу не совершал продолжительные путешествия. А ведь я теперь жил в новом, необычном, интересном мире! Прогулка на рынок оставалась едва ли не единственной попыткой окунуться в жизнь города. Мне оставалось только жениться — сходство с прошлой жизнью стало бы практически стопроцентным.
«Расскажи-ка мне о наших конкурентах, старый», — сказал я.
«О ком?» — переспросил мастер Потус.
«Не тупи, старик. Твоя пекарня не единственная в этом городе… точнее — моя пекарня. Горожане едят не только мой хлеб. Чей ещё? Не поверю, что ты не знал своих конкурентов. Наверняка интересовался, кто они, что умеют, какие у них возможности, какие связи. Ну и где расположены их торговые точки, разумеется. Чья пекарня находится к моей ближе других, старикан? С кем тебе приходилось делить клиентуру?»
«Ты про старого Фетрика, етить его, говоришь? Нашёл конкурента. Да его чернушка так разит пивными дрожжами, что хоть клопов ею мори! Ха, конкурент! А у его детишек так и вовсе: одна дурь в голове! Лучше бы они в бандиты подались — толку от них было бы больше. Кто их в нашу гильдию принял — ума не приложу! Они же теста не чувствуют! Как только их папаша помрёт, так быстро по миру пойдут. Тоже мне… конкуренты, етить их».
Я думал о том, что сказал старый пекарь — в голове пункт за пунктом вырисовывался план. Интересный, вполне осуществимый. Вот только я его не озвучивал. Потому что не хотел им пока с кем-либо делиться — особенно с мастером Потусом. Профессор не в счёт: ведь он же… профессор. Да и скрыть от него я не смог бы даже мысли. Прямо напротив моего окна на небе застыла луна. Я смотрел на неё… и улыбался. Потому что уже чётко понимал, как смогу разнообразить свою нынешнюю жизнь.
— Тоже так считаю, — пробормотал я. — Перенести мою пекарню в столицу будет не так уж и сложно.
Глава 17
Спать мне ночью не мешали. И всё же я долго валялся без сна: размышлял о будущем. Чем дольше я обдумывал осенившую меня вечером идею, тем больше она мне нравилась. Вырубился после полуночи — проснулся на рассвете. От желания начать новую жизнь даже проделал парочку упражнений — жалкое подобие зарядки. Но с зарядкой в этот раз решил не усердствовать. Размялся и хватит: привычки следовало менять постепенно, с чувством меры.
Наведался в пекарню к Полуше — удивил его своим ранним появлением. Объяснил пекарю, что собирался сходить на рынок за ингредиентами для теста медового хлеба. Да и творога хотел прикупить для земляничных булочек. Именно на них я вчера остановил выбор: сырные лепёшки, на которых поначалу настаивал мастер Потус, меня не заинтересовали. Изобразил делового начальника, с важным видом понаблюдал за Полушиной работой. Пообещал парню, что уже к обеду мы с ним займёмся выпечкой батонов.
«Что-то мне подсказывает, мэтр, что в этот раз продавщицы у меня не будут спрашивать про мёд, — сказал я. — Не утверждаю, что успел соскучиться по женским ласкам, но эта Мамаша Нора подложила мне свинью. Вон как все встречные девки опускают глаза. И явно не от смущения: раньше-то пялились, едва ли не подмигивали! Слухи по этому городу разносятся почти мгновенно. Того и гляди, через декаду начну по ночам дрова рубить».
«Зачем тебе ночью рубить дрова, парень?» — спросил незнакомый с кинематографом моего прошлого мира призрак.
Хоть я и отошёл от пекарни уже на приличное расстояние, но мастер Потус прекрасно меня слышал.
«Чтобы печь топить, старикан. Для чего же ещё?»
«То Полушина работа, етить её — колоть дрова! И воду с речки тоже должен он носить! Издавна заведено, что то работа младшего пекаря! Не порти парня: пущай не расслабляется!»
Моя фантазия отреагировала на слова призрака пугающей картиной.
Сплюнул.
«Ну ты и скажешь, старый! — возмутился я. — Прикуси язык! Накаркаешь ещё! Как тебе вообще такое на ум пришло?! Больной ты человек… был. Парней я портить точно не собираюсь».
Рынок приветствовал меня шумом голосов, ржанием лошадей, шарканьем ног.
И одарил излишним вниманием.
Ещё в прошлой молодости я бродил по одному из бесчисленных (в то время) рынков столицы моей бывшей родины — встретил там популярного киноактёра. Как ни прятал тот лицо за огромными чёрными стёклами очков, как ни изображал фонарный столб, но его узнавали у каждого лотка. И всякий продавец и покупатель на рынке норовили восторженно сообщить бедолаге, как обожают все фильмы с его участием (называли даже те, в съёмках которых тот не участвовал).
Сегодня на рынке Персиля в шкуре того актёра оказался я. Меня не нахваливали; никто не спешил сообщить, что гордится моими поступками. Кроме продавщиц, у которых я делал покупки, со мной никто не заговорил — да и те проявили удивительную сдержанность. Но каждый встречный цеплялся за меня взглядом — спешил указать на меня своим спутникам. Слова «мастер Карп», «Мамаша Нора», «мёд» на городском рынке Персиля доносились до меня сегодня со всех сторон.
Причём разглядывали меня не только женщины. Немногочисленные мужчины, бродившие вдоль прилавков, тоже посматривали в мою сторону. Своим любопытством сообщали, что представляют и кто я такой, и чем уже успел прославиться. Никакого намёка на мужскую солидарность в их взглядах я не заметил. А вот в глазах женщин разглядел и сочувствие, и любопытство, и интерес, и испуг — настоящий фейерверк эмоций. Вдруг осознал, что лишь невольное заступничество Белецкой мешало дамочкам разобрать меня на сувениры.
С рынка я позорно сбежал. Хотя надеялся, что со стороны моё бегство выглядело обычной спешкой: пекарь по-быстрому затарился продуктами и рванул выпекать хлеб. Я загрузил покупки в сетки-авоськи, выбрался из людской толпы. Скрылся в переулках от любопытных взглядов — лишь тогда позволил себе сбавить темп. Пот заливал глаза. В голове звучали звуки собачьего вальса (с чего вдруг его вспомнил?). Я сделал над собой усилие — восстановил дыхание. И зашагал дальше — уже чинно и спокойно: изображал респектабельного жителя города.
В Лисий переулок вошёл в хорошем настроении: пару раз успел подмигнуть встречным девицам — разглядел на их лицах игривые улыбки. Всё же ссора с Белецкой не сделала меня прокажённым. Подходил к пекарне — помахивал сумками, наполненными продуктами. Позвякивал медной мелочью в кошеле. Солнечный свет слепил, отражался в окнах домов. Ветер шумел под крышами, бросал мне в лицо ароматы цветов и лошадиного навоза. Клёны приветливо помахивали листвой, так и норовили отхлестать меня ветвями по лицу.
«Ты бы это… парнишка, погулял бы ещё, — раздался в моей голове голос мастера Потуса. — Не возвращайся пока в пекарню, етить её. Нечего тебе здесь сейчас делать. Ты хоть и лодырь, но… привык я к тебе ужо. Так что погуляй покамест. Сходи вон в «деревянный» город».
«С чего бы это вдруг? — спросил я. — Тебе там голову не напекло, старый? Вы там с Полушей не надышались на пару угарным газом? Или травку какую весёлую заварили? Я требую свою порцию! Мятный чай уже напрягает. Ну а твоё беспокойство, старикан, меня настораживает».
«Ждут тебя здеся, парень. Плохие люди ждут. Только что явились. Продавщицу твою напужали. Да и покупателей — тоже. Справлялись, куда ты направился. Лошка им всё про тебя выдала. Но ты не злись на неё. Баба — она и есть баба. Не ейное это дело — с лихими людьми бодаться».
Я сбавил шаг. Прищурился — взглянул на небо. Солнце не пробежало и половины пути по маршруту горизонт-зенит. Полуша, по моим прикидкам, закончил выпекать пшеничный — отправил в печь очередную порцию ражаного. И уже посматривал на дверь: дожидался моего возвращения. Пекарю сегодня не терпелось приступить к выпечке медовых батонов. Не хотел бы его разочаровать. Да и с какой стати мне «гулять»? Испугали, блин, ёжика голой задницей!
«Сколько их там?»
«Трое».
Я усмехнулся.
«Двое с носилками и один с топором?»
Мысль о том, чтобы отправиться на прогулку, сгибаясь под тяжестью купленных на рынке продуктов, не вызвала у меня особого энтузиазма. Бросил взгляд по сторонам. С десяток детишек разных возрастов (от трёх до примерно семи лет) возились под кронами клёнов. С шипением и фырканьем выясняли отношение местные коты — спорили за место под солнцем. Под окнами соседнего дома чесали языками две помятые бременем прожитых лет горожанки. Ни кареты, ни коляски, ни стреноженных верховых лошадей поблизости от пекарни я не увидел.
«Топора у них нету, — сообщил призрак. — Но большие ножички имеются у всех троих. Сваливай отседова, етить тебя, паренёк. Возвернёшься вечерком. Авось к тому времени всё успокоится. Не будут же они караулить тебя дотемна! Глядишь, к вечеру уйдут. Или заявишься к ночи в компании городской стражи — с первой звездой те устроят обход переулка».
Я представил, как буду слоняться с авоськами по городу — усмехнулся. Молоко и творог по такой жаре точно прокиснут. Накроются медным тазом мои творожные булочки. А я ведь ещё и плошку земляничного варенья купил — не пропадёт, конечно, но я представлял варенье внутри булочек, а не размазанным по корке хлеба. Да и Полуша расстроится: ведь обещал ему продукты для медовых батонов. Я покачал головой. Слишком уж многими проблемами грозила незапланированная прогулка в «деревянную» часть города.