«Не передумаю, етить тебя. Можешь и не мечтать. Или мечтай о чём-то другом, парень — хоть об этих своих бабах. Ведь тебе только мечтать о них и остаётся. Хех. У тебя теперь осталось только два варианта, парень. Или идти рубить эти твои дрова. Или отправляться к Мамаше Норе. Умоляю тебя только об одном: если решишь… сторговаться с Белецкой — не зови её сюда. Умоляю! Моё призрачное сердце такого не выдержит!»
В моей голове заквакал стариковский смех.
«Посмотрим, старый. Может специально для тебя и позову её. Чтобы выкурить тебя из дома. Если не подействуют другие средства. Ну а пока…»
Я принюхался.
«Чувствуешь? Хотя… что ты можешь чувствовать? Ты же всего лишь упрямое привидение. С призрачным сердцем и призрачным носом. Хоть и изображаешь из себя гордого мастера пекаря — духа пекарни, не иначе. Шутки шутками, старик… Но ты не справляешься со своими обязанностями. Почему молчишь о том, что сырный хлеб давно пора доставать из печи?»
Далеко за полночь, но задолго до рассвета я сдал смену в пекарне ещё слегка тупившему спросонья Полуше. Но лишь после того, как парень натаскал воды и дров. Размявшись, молодой пекарь впрягся в работу: согласовал со мной планы на день, выслушал, что именно из продуктов должна была принести с рынка продавщица (обязанности по утренним закупкам я окончательно закрепил за Лошкой), принялся месить тесто из ржаной муки. И не забыл полюбопытствовать, что новенького я испёк этой ночью.
Я первым делом выдал молодому пекарю порцию ценных указаний — ну точно как мастер Потус. И лишь после этого ответил на вопросы Полуши о сегодняшней новинке — сырном каравае. Подражая заумному тону профессора Рогова, пересказал парню все достоинства рецепта. Умолчал лишь о его побочных свойствах: согласно комментариям к применённому мною заклинанию, оно положительно сказывалось на мужской потенции — уверен, что на свидании с Лошкой Полуша это и сам поймёт.
Вялотекущий роман продавщицы с пекарем давно уже не являлся для меня секретом. Раньше, когда Полуша ночевал в моём доме, Лошка временами (тайком от меня) задерживалась у него после смены. Теперь же, когда молодой пекарь вернулся в родительский дом, продавщица частенько приходила в пекарню пораньше. Парочка пользовалась тем, что я ложился спать — уединялась под утро в бывшей Полушиной комнате. Я не возражал против этого. Делал вид, что ни о чём не подозревал. Хотя теперь слегка им завидовал.
Я только успел коснуться головой подушки, как тут же уснул.
Вот только поспать мне позволили недолго.
«Открой глаза, лодырь! — заголосил в моей голове скрипучий голос старого пекаря. — Просыпайся, етить тебя! Ну же, вставай, парень!»
Я с трудом заставил себя разлепить веки. Зевнул, приподнял голову. В комнате темно. Слабый лунный свет проникал в спальню через окно; очерчивал на полу рядом с моей кроватью яркий квадрат, где шевелились тени — покачивали ветвями росшие около дома деревья. В воздухе витал запах вина (недопитый кувшин стоял на тумбе) и выпечки. Снизу, из пекарни, доносились приглушённые перегородками звуки — это замешивал тесто Полуша, гремел деревянными тазами.
Уронил голову обратно на подушку.
«Что тебе нужно, старый?»
Глаза так и норовили закрыться — едва удерживал тяжёлые веки.
«У нас гость».
«Чего?» — переспросил я.
Спрашивал мысленно: говорить вслух пока не было сил.
Потёр лицо, снова зевнул.
«Тихо ты! — сказал призрак. — Пусть думает, что ты спишь!»
«Кто… думает? Что у тебя там происходит?»
«Не у меня, а у нас. Сейчас увидишь, етить тебя. Не шуми, парень!»
Я повернул голову — вовремя: в дверном проёме спальни заметил светящегося призрака. Войти внутрь мастер Потус не мог — заглядывал внутрь моей спальни из гостиной. Я моргнул, убирая с глаз пелену из влаги. Тут же увидел рядом с привидением невысокую худощавую фигуру. Желание зевнуть тут же исчезло. Я прищурился, вглядываясь в темноту. А ночной гость в это же время шарил взглядом по моей комнате — я заметил, как блеснул в его глазах лунный свет.
«Это точно не Крюк», — подумал я.
Пусть я не мог рассмотреть лицо проникшего ко мне в дом человека, но отметил, что ростом и комплекцией тот заметно отличался от Рела Музила. Хотя… передвигался нынешний гость столь же бесшумно, как и бандитский атаман: я не услышал ни скрипа половиц, ни шагов на лестнице. Похожая на тень фигура застыла у порога комнаты. Лунный свет отразился не только в глазах гостя, но и на лезвии длинного клинка. Спросонья я не почувствовал в себе сил на то, чтобы гадать о намерениях сжимавшего в руке нож человека.
«Действуй, мэтр».
Почувствовал в животе холодок — профессор не промедлил. Увидел, как снова блеснул металл — клинок выпал из ослабевшей руки проникшего в мою спальню человека. Нож с глухим стуком ударился о древесину, подпрыгнул на деревянном полу. Ноги ночного гостя подломились — руки повисли вдоль тела. Он покачнулся, насквозь прошёл сквозь светящегося мастера Потуса, плечом скользнул по двери. Вывалился за порог — упал совсем не бесшумно: хорошо приложился головой о доски.
Я сел, свесил с кровати ноги — вставил их в сапоги; потянулся к фонарю на стене.
— Давай-ка посмотрим, кто соизволил меня навестить, — сказал я.
Зажёг в спальне свет.
Глава 23
«Узнаёшь этого мелкого уродца, етить его?» — спросил призрак мастера Потуса.
Он попятился в темноту гостиной, чтобы не заслонять от меня лежавшего на полу мужчину. Шаркая ногами, я подошёл к неподвижному телу. Осветил лицо мужчины — красное, точно тот тужился, сидя на горшке — сразу сообразил, кто именно меня навестил. Потому что видел этого человека уже не раз. Сверчок — подручный Крюка, каждую декаду приходивший ко мне за деньгами для своего атамана.
Вот только сейчас он, похоже, явился не за налогом. Или не только за монетами. Носком сапога я сдвинул в сторону нож с деревянной рукоятью и толстым длинным клинком — в прошлой жизни видел, как похожими ножами забивали свиней. Взглянул на руки бандита, но другого оружия в них не обнаружил. Всё же не удержался — громко зевнул. Скрестил на груди руки, покачал головой.
— Неожиданно, — сказал я. — Подозревал, что рано или поздно кто-то явится по мою душу. Был уверен, что скорее рано, чем поздно: уж больно долго ничего не слышал об этой вашей Белецкой. Она, как вы все мне твердили — мстительная тётка. Поэтому должна была о себе напомнить. Но этого товарища на пороге своей спальни я не рассчитывал увидеть.
Покачал головой.
— Он-то чего сюда припёрся? Нет, в принципе… понятно зачем. И даже радует, что он пришёл с ножом, а не с кувшином молока. Но… с какого фига?
Посмотрел на привидение. То мерцало рядом с головой бесчувственного Сверчка, зависнув в десятке сантиметров от пола: должно быть я не мог вообразить призрака, стоящим на полу. В воздухе витал запах свежеиспечённых ржаных караваев. Снизу, но не из пекарни, доносились узнаваемые звуки — стоны Лошки (а ведь Полуша только-только громыхал посудой в пекарне!). Похоже, молодые уже уединились в Полушиной комнате.
Мне почудилось, что призрак пожал плечами.
«Мне говорили, что этот мелкий уродец у Крюка, етить его, всего лишь на побегушках, — сказал мастер Потус. — Не слышал, чтобы Музил привлекал Сверчка для таких вот… дел. Удивительно. Неужто всё так изменилось? У Рела и без этого жалкого насекомого всегда людишек хватало. Серьёзных. А отправлять к тебе, парень, этого… этого… я считаю неуважением. Крюк тебе будто харкнул в лицо! Причём смачно так… — я бы ему за такое шею свернул! Вот попадись он мне — отхватил бы, паршивец, как в детстве!»
— А может… Крюк его за хлебом прислал?
«С ножом, етить его?»
— Ты прав — туплю, — признал я.
Вздохнул: лежавшее на пороге комнаты тело Сверчка намекало на то, что мой сон на неопределённое время откладывался. Подумал о том, что хорошо хоть на сегодня не наметил никаких важных дел — высплюсь днём. С завистью прислушался к приглушённым стенами восклицаниям Лошки. На всякий случай отбросил подальше от бандита нож — тот отлетел к стене. Вернулся к кровати, натянул штаны и рубаху.
— Чем ты его приложил, мэтр?
«Следовал вашим пожеланиям, юноша, — отозвался профессор Рогов. — Применил любимое заклинание магов-ловцов зверей — «удар мешком». Объект, на котором применяют это простое плетение, мгновенно теряет сознание, но с вероятностью примерно в девяносто семь процентов остаётся жив и относительно здоров — не считая полученных при падении ушибов, разумеется. Эту конструкцию в моё время использовали студенты в соревнованиях на скорость реакции и активации плетений».
Я подошёл к Сверчку. Лицо бандита походило на маску — но грудь едва заметно вздымалась: мужчина дышал. Ухватил Сверчка за ноги, втянул его в спальню, освободив дверной проём. Тело мужчины оказалось неожиданно лёгким, точно состояло лишь из костей. Голова бандита чуть подпрыгнула на пороге, снова ударилась о доски. Причём издала при ударе на удивление громкий звук — далёкие женские стоны внезапно стихли.
— Сколько он будет так валяться? — спросил я.
«От пяти до десяти ваших часов, юноша. Всё зависит от силы природного сопротивления его организма к ментальной магии. В этом случае я прогнозирую не меньше восьми часов — ваш оппонент явно не одарённый: защита от магии у него практически отсутствует. Поэтому вы можете как продлить срок его пребывания в беспамятстве, так и сократить его. Для этого достаточно лишь простеньких манипуляций с плетениями. На его способность здраво мыслить это заклинание не повлияет».
— Как быстро ты сможешь привести его в чувство?
«За пару… понадобится около семи минут, чтобы вернуть ему способность разговаривать, — сказал профессор. — Объект, как я уже говорил, не проявил заметного сопротивления к ментальным воздействиям. Вероятность обнаружения у него скрытных способностей к магической сопротивляемости равны полутора процентам. Эти проценты — не более чем день разумной осторожности. Но можно и ускорить процесс — вот только тогда велика вероятность, что этот человек не сразу начнёт размышлять здраво».