Пекинский узел
Предисловие автора
Чем глубже входишь в реку времени, тем ощутимей костоломный холод её вод, уносящих в бездну инобытия замыслы и подвиги людей, чьи жизни, судьбы, имена должны светить нам путеводными огнями. В течение многих десятилетий, неподъёмно спрессовавшихся в довольно тяжкий пласт русской и мировой истории, у нас безжалостно уничтожалась память о тех выдающихся, самобытных личностях, которые прилагали неимоверные усилия, дабы удержать российскую державу на её святых земных путях. Под несправедливый гнёт забвения попало и замечательное имя выдающегося деятеля царской России Николая Павловича Игнатьева. В истории нашего государства есть несколько древних родов, чьи представители из поколения в поколение служили делу укрепления Отечества и являли собой живую ветвь умнейших мужей Московской Руси, цельных, прозорливых, неподкупных, твёрдо знающих, в чём крепость русского народа, где его истинная польза и благо. К их числу принадлежит и род графов Игнатьевых, одним из пращуров которых был святитель русской православной церкви митрополит Алексий. При московском дворе Игнатьевы не поднимались выше ранга воевод, окольничих и стрельцов, но отличались исключительной честностью, ярко выраженным чувством собственного достоинства и жаждой справедливости. Известно, что «Васька» Игнатьев был пытан и казнён после укрощения Петром I стрелецкого бунта. Дед Николая Павловича Игнатьева дослужился до чина генерал-майора артиллерии, а его отец Павел Николаевич, окончивший Московский университет и поступивший на военную службу в лейб-гвардии Преображенский полк, долгое время был директором Пажеского корпуса и ушёл в отставку в звании генерал-лейтенанта. Николай Павлович Игнатьев родился 17 января 1832 года в Санкт-Петербурге. С отличием окончив Пажеский корпус, а затем Академию Генерального штаба, он столь успешно приступил к государственной службе, что его имя в скором времени стало известно не только в родном отечестве, но и во всём мире. Его беспримерные действия в Китае, направленные на защиту интересов России, сыграли в жизни молодого дипломата ту же роль, что в жизни Наполеона Бонапарта Итальянская кампания 1796 года. Но зачем и с какой секретной миссией генерал Николай Игнатьев был направлен в Пекин в самый разгар очередной «опиумной» войны, которую навязали нашему дальневосточному соседу Англия и Франция во второй половине девятнадцатого века? Об этом читатель узнает из романа, работа над которым заняла у меня почти пять лет, поскольку история человечества трудно расстаётся со своими тайнами, а история военной дипломатии делает это ещё неохотней. Тем не менее, хочется думать, что творческое воображение позволило мне приоткрыть завесу времени, показать трагические события, происходящие в жизни героев, выявить хитросплетения кровавой интриги, в которую они были вовлечены яростной борьбой противостоящих друг другу сторон, передать завораживающую силу характеров и воссоздать зримые образы реально действовавших лиц.
Реши вопрос неразрешимый!
Часть перваяОскал тигра
Глава I
В Рождество тысяча восемьсот пятьдесят восьмого года двадцатишестилетний полковник Николай Игнатьев был произведён в генерал-майоры свиты его величества, награждён Крестом св. Анны II степени с короной и спустя две недели вызван к государю императору для аудиенции.
Александр II принял его стоя, похвалил за успешную дипломатическую деятельность в Хиве и Бухаре, укрепившую позиции России в Средней Азии, и сообщил о том, что особый комитет поручает ему новое ответственное дело.
— Выручай. Ты молод, энергичен, подготовлен, прекрасно знаешь языки, знаком с политикой Европы на Востоке. — Во взгляде императора было больше просьбы, нежели приказа. — Все члены комитета: великий князь Константин Николаевич, князь Горчаков, генерал Ковалевский — единогласно утверждают, что в Пекине нужен ты.
— Царь что лук, а стрелы — что посланнички, — улыбнулся Николай, польщённый новым поручением.
— Весь фокус в том, — добавил государь, — что посланник должен быть военным, генштабистом. Надо отправить китайцам оружие, передать им пятьдесят крепостных пушек и осуществлять руководство офицерами-инструкторами непосредственно в столице Поднебесной.
— Мы вооружаем Китай?
— Граф Путятин обещал маньчжурскому правительству безвозмездно десять тысяч ружей и полсотни артиллерийских стволов.
— Я не совсем здоров, — предупредил Игнатьев. — Ночами лихорадит.
— Ничего, — заверил его Александр II, — я позабочусь о твоём лечении. Надеюсь, с Божьей помощью ты восстановишь силы, отдохнёшь. А там, в начале марта и поедешь.
Молодой генерал преклонился перед царской волей, составил по приказу государя план будущих действий России в Средней Азии и поехал в министерство иностранных дел.
Глава ведомства князь Горчаков принял его в своём просторном кабинете и, усадив в кресло напротив себя, сразу предупредил, что "лично он отправку оружия в Китай не одобряет".
— Это может быть расценено как наше прямое вмешательство во внутренние дела Поднебесной империи и демонстрация противоборства с Англией и Францией на Дальнем Востоке.
— Но ведь у нас с Китаем давние добрососедские отношения, — не столько утверждая, сколько вопрошая, заговорил Игнатьев. — И кто нас упрекнёт за нашу действенную помощь? Я не понимаю, ваша светлость.
Министр не дал ему договорить.
— Видите ли, Николай Павлович, хороший дипломат, отвечая на политические запросы времени, должен ещё и предугадывать то, чего не видят другие, предупреждать и предостерегать. — Он строго посмотрел сквозь очки в тонкой золотой оправе и продолжил: — Помните: стихию самой безумной конфронтации и непримиримой вражды можно укротить здравым смыслом взаимных уступок. Надеюсь, что, приступая к руководству возложенной на вас миссии, вы сделаете всё от вас зависящее, чтобы ни директор Азиатского департамента Егор Петрович Ковалевский, ни министерство иностранных дел не разочаровались в своих ожиданиях на ваш счёт.
Николай потёр лоб.
— В силу своей неопытности я, в самом деле, боюсь наломать дров, хотя, признаюсь, мне не хотелось бы попасть в ряд тех политиков, которые не видят опасностей, угрожающих России.
— Мы снабдим вас соответствующими инструкциями, дадим хороших переводчиков, обеспечим с вами переписку, но, — сказал Горчаков, — не в этом закавыка. Там, где европейская дипломатия прибегает к громогласным заявлениям и ажиотации публики, мы стараемся действовать сосредоточенно и… как бы это правильней сказать, без лишних аффектаций. Из груды сваленных в кучу вещей мы выбираем только те, что нам принадлежат по праву. — Убедившись в том, что его слушают самым внимательным образом, светлейший князь продолжил свою мысль: — В условиях деспотического правления, которое имеет место в Китае, действенность дипломата определяется не его политическими убеждениями, а способностью игнорировать чуждые ему постулаты. — Он помолчал и неожиданно спросил: — Я, наверное, кажусь вам циником?
— Нисколько.
— Ну что ж, — самодовольно улыбнулся князь и встал из-за стола. — Будем думать, что вы меня поняли. Не забывайте: — Требовать своё — задача не из лёгких. Это не каждому дано. Искусство дипломатии является средоточием евангельских слов: "Иди и веруй". Каковы будут наши границы с Китаем сегодня, таковы будут завтрашние условия добрососедства между двумя великими народами. Помните о пользе Отечества, — напутствовал он. — Как говорили древние, не всё выгодное полезно, но всё полезное выгодно.
Егор Петрович Ковалевский, директор Азиатского департамента, крепкий жилистый старик с гладко выбритым подбородком и пышными усами — бакенбардами, был не столь многословен, как князь Горчаков, и в нескольких фразах заключил то, что считал необходимым сказать.
— В Китае идёт самая настоящая опиумная война. Англичане и французы захватывают все порты и внутренние рынки. Несмотря на сопротивление маньчжурского правительства и строжайший запрет богдыхана торговать пагубным зельем на территории Поднебесной империи, объединённые силы европейцев готовы предпринять поход на Пекин и, угрожая свержением правящей династии Цинов, принудить маньчжуров к рабской покорности. Англия колонизировала Индию, прибрала к рукам Гонконг и теперь ставит на колени Китай. Торговля опиумом приносит баснословные доходы.
— Что потребуется от меня? — спросил Игнатьев.
— В сущности, одно: пока не начались активные боевые действия, успеть добраться до Пекина и представить в Трибунал внешних сношений ратифицированный нами Тяньцзиньский договор, подписанный в прошлом году графом Путятиным. Заодно обговорите вероятность утверждения китайской стороной Айгунского трактата, учреждённого генерал-губернатором Восточной Сибири графом Муравьёвым и командующим Хилу-Индзянским пограничным округом генералом И Шанем.
— Трактат я получу на руки?
— Да. Получите и ознакомитесь. Полагаю, — после видимого замешательства сказал Ковалевский, — ваша миссия займёт не много времени: от силы три-четыре месяца, не больше. Вряд ли в сложившейся обстановке Китай захочет ссориться с Россией. Оружие, я думаю, маньчжуры заберут, тем более, что за него платить не надо: это наша помощь. Безвозмездная. — Он позвонил в колокольчик и велел вызвать драгомана Татаринова. — Опытнейший переводчик, знает почти все наречия Китая, — не без гордости за своего сотрудника сказал глава Азиатского департамента, и вскоре Николай познакомился со своим будущим помощником.
Это был милый, хорошо воспитанный человек с ясным проницательным взглядом. Говорил он вдумчиво, несколько нараспев и не преминул заметить, что Тяньцзиньский договор был подписан и утверждён всего за три дня, благодаря крайней скромности русского правительства. Одновременно с Тяньцзиньским торговым договором граф Муравьёв и комиссар И Шань заключили соглашение о новой русско-китайской границе по Амуру.