«Фашист» – в муках подумал комиссар и, как утопающий, ухватился за соломинку надежды: вторая машина остановилась в непосредственной близи от их «бумера», и, судя по тарахтенью движка, тачка это была отечественная. «Значит, – продолжал умопостроения не сдавшийся комиссар, – человек простой, убивать не станет. Прямо сейчас».
– Ну, здорово, здорово…
– Привет.
Запрессованный пленник обомлел, услышав при совершенно мужских раскладах женский голос. «А вот с бабами лучше не связываться. И голос – сразу ясно: стерва, такая замочит, даже если сценарием не предусмотрено», – мандражировал Буринин. Трусом он себя не считал, но жить хотелось даже упакованному, будто шпротина в консервную банку.
– И что кавказский пленник успел тебе поведать? – с иронией полюбопытствовала женщина.
– Китайский пленник. О, эта удивительная история началась очень давно, когда старожилы еще помнили, что такое «ваучеры»! Году в девяностом наш Захар Васильевич Караванец прославился тем, что открыл свою первую страховую компанию, страховал вклады граждан в пирамидах и банковские кредиты. И только пирамиды пошли пузырями, Захар тоже решил растаять в тумане с чемоданом чужих денег. А потом года через три всплыл и основал вторую свою компанию, на этот раз кептивную.
– Не ругайся при дамах.
– Кептивная, значит, позволяющая заводам через страхование работников уходить от сочной доли подоходного налога. Где-то в это смутное время Буринин ушел из ГАИ и устроился во «Взаимопомощь», но известной зарплаты ему показалось мало, и он стал копать в неурочное время. И помаленьку выкопал историю с первой конторой. Далее Караванец в один прекрасный солнечный день получил грубое анонимное письмо.
«Это было не письмо, а телефонный звонок», – поправил бы запертый в багажнике пленник, если бы ему пасть не залепили пластырем.
– Содержимое послания банальное: «Если вы не расстанетесь с энной суммой, то соответствующим органам станут известны подробности…». И долгое-долгое время Караванец платил за молчание анонима без задержек. Но помаленьку Захар бурел, обрастал формированием и, наконец, вышел на китайский заказ. Тут уж Буринина задушила жаба, и он потребовал спрятать в тихом укромном месте договор о полной переуступке права собственности на страховое общество, а графу «новый владелец» оставить незаполненной. Где-то здесь он наследил, и Захар Васильевич расшифровал анонима.
– Такой договор – просто бумага, сделать обратку: пара пустяков.
– Буринин тоже не лыком шит. Он хотел тут же заслать копии с компромата китайцам, тогда бы, по его прикидкам, они смену власти в компании поддержали бы, а может, чтоб не поднялся скандал, и отправили бы к Захару пару ниндзя.
– Дурак, – вздохнула женщина, – из опыта знаю, что китайцам гораздо интересней работать с испачканным директором, меньше рыпаться в стороны будет. А я тебе, как обещала, твою выкидуху привезла. Вообще, можешь потихоньку заселяться в свою квартиру, никто ей не интересуется, Пепел ведь мертв…
– Приятная новость.
– Есть еще приятней, ты правильно сделал, что позвал меня. Будем брать Караванца с поличным.
– Мы так не договаривались, я на ментуру не работаю. Мне от тебя требовалась только гарантия безопасности при обмене.
– Ладно, Сережа, не буду ходить вокруг да около. Караванца мы уже взяли, только одна проблемка осталась. Эта малолетняя шпана, им собранная, так размечталась переселиться в Европу, что заперлась на складе и, будешь смеяться, объявила голодовку. И теперь нужен тот самый ловивший их Терминатор, чтобы эти сопляки открыли дверь.
– Грубо шутишь.
– Нетушки, могла бы их спецназом да слезоточивым газом выковырять, но мальцы пугают телевизионщикам рассказать о наших методах, умные, как Склифосовский. Приходится форс держать. Будь другом!
Баба подошла ближе к машине, побарабанила пальцами по железу:
– Так и паришь его там, бедного? – Грубоватый смешок.
– А что с ним, мазуриком, еще делать? – равнодушно зевнул Пепел.
– Дай хоть глянуть.
– А вдруг мотанет в кусты, ищи его потом, свищи, не гасить же при попытке к бегству, он – все равно главный свидетель по моему безнадежному делу. Насмотришься еще, садись в машину.
Крышку багажника опять поскребли.
– Да в салон же! К себе! – не пожелав понять шутку, поторопил Пепел, – Настька, тоже, нашла время паясничать…
– Погоди, а ты выяснил, где компромат на Захара?
– Будешь ржать: в самой конторе среди финансовых отчетов за девяносто шестой год. Ни ревизоры, ни главбух никогда не заглянут, и всегда под рукой.
Двери хлопнули, комиссара опять повезли в неведомое. Он слышал, как совсем близко, чуть позади, ехала вторая машина. Стало быть, баба катается без шофера, раз тачку не бросила… Буринин поймал себя на мысли, что специально отвлекается совершенно левыми рассуждениями. Бес знает, что у этих придурков на уме. А с Пеплом вообще связываться не стоило, тогда еще…
Буринина порядочно потрясло, и даже успело слегка укачать, когда машина, наконец, остановилась. Позади скрипнула тормозами и вторая. Комиссар после нескольких часов заточения получил возможность возблагодарить Бога за то, что опять увидел дневной свет.
– Выползай давай. Меняем одного паршивого жулика на горстку… Впрочем, далеко не ангельских, блин-Клинтон, тинейджеров.
Пасть Буринину разлепили, смятая полоска лейкопластыря улетела прочь – больше не понадобиться? И даже сострадательно потянули за ворот куртки, чтобы помочь выбраться.
– Фу, он обмочился!
– Извини, дорогая, это не моя машина, без унитаза в багажнике.
Бренный пленник с трудом перекинул деревянные ноги, неловко пособил себе затекшими руками, и, пошатываясь, ступил на грешную землю. Огляделся, пьянея от свежего воздуха. Впереди бледнела какая-то постройка явно производственного, скорее складского, типа. А рядышком… Ну, Пепловскую-то морду товарищ комиссар всегда узнает, пока не грянет старческий маразм… А баба? О-ба-на! В серой тужурке капитана милиции. Ментовка… Если б кто знал, как у него отлегло от сердца, ведь до конца комиссар оставлял пятьдесят на пятьдесят, что Пепел его вернет Караванцу в обмен на молодежь.
Буринин вспомнил, что забыл рассказать даме Пепел – войну за медицинский передел по сути развязал опять же Захар, ему она была крайне выгодна. Если бы Караванца вовремя не сгребли, он бы подмял всю лечебную тень… А про то, что предлагал Пеплу за себя приличный куш, но тот не соблазнился, лучше умолчать, среди милицейских чинов, авось, найдутся люди посговорчивее. К прибывшим от здания направилось два хмурых жлоба с легко угадываемой печатью причастности к силовым структурам. Ментовка, как телепат, мигом отозвалась на мысль комиссара.
– Стоять. Молчать и слушать.
– Хорошая из тебя получится жена, – прощупывая, что ему позволено, а что нет, брякнул Буринин.
– Слово – в зубы, – монотонно продолжала баба, – движенье – в зубы. Побег…
– В затылок, – задумчиво вставил ставший при виде новых игроков смурнее тучи Пепел и выплюнул хабарик.
– Выступишь перед мальцами с речью, что Родина – есть Родина, и далее ты во главе с этой бандой появишься в Управе… – попробовала успокоить боевая подруга. – Лучшей амнистии не придумать.
Судя по судорогам скул, сопровождающим жлобам шутка прикинулась. Перспектива Буринина не порадовала, и он с выражением полнейшего согласия на помятом лице, хлопая мокрыми брючинами, последовал в центре каре к строению, которое складом и оказалось.
– Настя, ты меня подставила, – после гнетущей паузы определил Пепел.
– Не дуйся, так будет лучше всем.
Буринин, чувства которого были обострены до предела, сообразил, что женская версия будущего Пеплу не прикинулась, и тот не двинул в отказ только до поры.
Они прошли по лабиринту предбанников, стены, как водится, масляно-зеленые, полы щербатые. У порога одной из дверей лежало – да-да, самое настоящее человеческое сердце, экскомиссар мог бы в этом побожиться.
– Не отставать! – командным голосом приказала Павлова и зафутболила орган куда подальше, – какие заложники нежные пошли… Слышь, – с улыбкой обратилась она к Пеплу, – а забавно было бы посмотреть на эти клапаны для сердца. Ты хоть представляешь, как они выглядят? Жизнь нервная покатила, в старости ведь придется ложиться на операцию. Если доживем.
– Без малейшего, – холодно отрезал Пепел, В уме он себя клял последними словами за идею сотворить из Анастасии Леонидовны опекуншу и гаранта в обмене стукача на подростков. Надо было раньше соображать, что Настя, не смотря на амурные симпатии, являлась самостоятельной неуправляемой боевой еденицей, у которой могут иметься свои, отдельные от Ожоговых, резоны.
– У тебя нет незарегистрированного огнестрельного оружия? Лучше сдай мне, – шепнула Настя на очередном повороте. Не хватало, чтобы тебе «хранение» взамен киднепингу повесили.
– Только холодное, с твоими отпечатками пальцев, – отрезал Сергей, не поворачиваясь.
За следующим углом открылась панорама на целую роту инвалидных колясок. По блеску никеля это больше всего напоминало ряды колесных корзин в универсаме.
– Туда, – махнула рукой Настя.
Пепел нехотя, но послушно свернул, отмерил несколько шагов. И тут почуял, что ни Насти, ни пленника, ни держиморд рядом нет. Опасность завоевала окружающее пространство, как цунами. Ожогов приостановился, спешка нужна только при ловле блох и поносе, осмотрелся: очевидно, они исчезли за той дверью, и не похоже, чтобы их утащили насильно. Впредь он будет только сам организовывать «встречи».
Казалось, у Пепла двоится в глазах, или его начали посещать галлюцинации. Только что коридор был гол и пуст, а теперь спереди и сзади возникло по паре шикующих пистолетами гоблинов. Память картежника помогла узнать: спереди те, что сопровождали Пепла по паркету «Взаимопомощи», сзади те, что служили прицепом к Караванцу в китайской обжорке. Встреча на высоком уровне – какие опасней?
Самостоятельная боевая единица Анастасия Павлова таки сыграла с Караванцем в самостоятельную игру, где Серега оказался фоской, теперь только и оставалось, что попытаться выжить. «Лучше, конечно, помучиться» – как говорил товарищ Сухов, тем более перекрестный огонь клиенты учинить побояться, тогда они буду стрелять друг в друга. Правой рукой Ожогов выхватил «тетешку», левой, уже оборачиваясь, толкнул гремучие инвалидки в сторону спайки, встречающей его с фронта, разверну