ла нисколько не смущала и не беспокоила.
Мир, в котором Пепел обитал, всегда, ежеминутно готов был его прикончить. Если бы Сергей Ожогов желал иного, то давно бы поменял свою жизнь на тихое, мирное прозябание, допустим, в роли управдома или депутата муниципального округа.
За десять минут до отчаливания прибыло несметное количество машин и цыган. Автомобили мигом организовали пробку у въезда на причал, некоторые бодали друг друга, сминая бамперы. Но это не вызвало ссор – слишком все торопились на теплоход. А гвалт стоял – словно бешено ревели тысячи футбольных болельщиков. Рев, мычание, бульканье, кашель – это было непрерывное кипение звуков, будто варился непомерный котел каши.
– Что-то знакомая карточка вон у того, который чапает по трапу в зеленой рубахе, – кивнул, облокотившись на перила фальшборта, Пепел.
– Певец из группы «Вице-премьер», – в голосе Рокки Бронко проскочило легкое презрение. – Из артистических цыган.
– Он нам споет?
– Он нам сыграет. В карты.
– Кто бы мог подумать, – удивился Пепел.
Поглядев еще немного на пеструю цепочку, поднимающуюся наверх, Сергей пофланировал вдоль борта.
– Ты от нас не отходи, – посоветовал Рокки Бронко, догнав Пепла и положив ему руку на плечо. – Пока ромалы не привыкнут к твоей личности, могут возникать недоразумения.
А племяш вдруг рыгнул запахом кильки в томате. Нет, это не была случайная отрыжка, это было заранее обдуманное громкое и продолжительное рыгание, в которое смуглян вложил чисто восточный пыл. Типа, показал Сергею, чего тот стоит. Замер и впился в Пепла взглядом антрацитовых очей, словно хотел убедиться, что подконвойный осознал свое ничтожество. Но Пепел демонстративно не заметил актерский этюд племяша. Не стал Пепел и спорить с Рокки, дескать, что-что, а недоразумения он разрешать умеет, всю жизнь их разрешает направо и налево. Все равно не отстанут.
Дошли до кормы. Там на скамейках с видом на бурунчик сидела и хохотала, хватаясь за животы, группка из пяти молодых цыган. Мимо Пепла со товарищи на корму прошли еще трое. Один пожилой цыган с выбритым лбом и роскошной косицей, в полувоенном френче и хромовых сапогах, и двое цыган помоложе, судя по схожести в лицах, его сыновей.
Старик поднял голову и словно споткнулся.
– Ты?! – прокричал он, побелев лицом. – Здесь?!
Пятеро хохочущих цыган задрали крючковатые носы. Смех сразу оборвался.
– Я, – сказал один из пятерки и пружинисто подхватился с лавки. Высокий, скалистый профиль, стальной голосище, разбитые кулаки, на голове ни волоска. В туфлях не меньше, чем от Густава, и в костюме не слабее, чем от Ланжино. – Это я, Саша Володар, тебе не мерещится.
– Я не убил тебя, когда отнимал свой товар, – прошипел старик, расстегнув верхние пуговицы френча.
– Ты решил, что я стану прятаться?
– Ты божился, что больше никогда не посмеешь показаться мне на глаза!
– Ты не убил меня, потому что был вне себя от радости, когда заполучил свою траву. – Володар поправил стильный галстук. – И на радостях сделал глупость. Сам виноват.
– Поганый выкидыш! Так сдохнешь сейчас! – Старик с лихой удалью выдернул из-за голенища финский нож.
Его сыновья, запоздав лишь на мгновение, нагрузили свои ладони точно такими же финками. Не остались статистами и соперники, тоже повыхватывали ножи разной длины, ширины и конструктивных особенностей, а Саша Володар достал из кармана пиджака шипастый кастет, всунул в отверстия пальцы.
– По-моему, один я тут хожу безоружный, как честный карточный рыцарь. Или как придурок, – негромко произнес Пепел, повернувшись к баронову сынку.
Рокки в ответ лишь хмыкнул.
На корме дело катилось к резне. Парни Володара рассыпались по сторонам, беря противника в клещи. Сыновья же, наоборот, жались к отцу. Старичок отнюдь не производил впечатления божьего одуванчика. Судя по появившейся гибкости в членах и выкрутасам лезвия в руке, нож, как оружие, ему очень даже знаком, и неизвестно, как насчет того, чтобы перерезать все глотки, но пару глоток он обязательно достанет.
Пепел не заметил, откуда на корме появился один из парней в цветастых рубахах, в черных жилетках и лакированных штиблетах. Но появился. И неспешно, как бы с ленцой, вытащил из-за пояса вороненый короткоствольный револьвер. После чего пронзительно свистнул в два пальца. Внимание обеих сторон было ему гарантировано.
– Ну? – Страж порядка почесал стволом подбородок. – Стрелять? Или все-таки вспомните, что вы на «джелем-джелем»?
– Тебе не жить, сын свиньи, – прошипел старик, испепеляя взглядом Володара. Но все-таки первым загнал нож за хромовое голенище.
«М-да, состязание обещает быть веселым», – подумал Пепел, провожая взглядом покидающих поле боя старика с сыновьями. Что-то недоброе проворчал и Саша Володар, уводя свою команду противоположным бортом, но его слова поглотил длинный прощальный гудок теплохода.
Теплоход отчаливал в семнадцать тридцать, как и было запланировано. Пепел разглядывал гранитные набережные, дома с разбрызганным по окнам и крышам солнцем, рыболовов по обеим берегам, снующие по реке катера. Не навсегда ли от этого уплываешь, Пепел?
– ...Так что прокушенную вдоль и поперек Акелой дискету можешь выкинуть. Восстановлению не подлежит, – равнодушно отмахнулся Таныч.
– Зачем же тогда твой предусмотрительный Акела ее на зуб брал, будто шкет мамкину сиську? Три дня не ел?
– Для надежности. Компьютеробоязнь – слыхал? Люди в возрасте подвержены. А Акела, тем более, мужик был зубастый. Правда, нашлись и зубастее его.
Ботсадовские пейзажи у Таныча не вызывали никаких ассоциаций, и вопросом, на кой ляд Пиночет притащил товарища Сокова в этот богом забытый край города, Таныч не мучился. Время покажет. А вот зачем спутнику-отморозку понадобилось столько разных мобил, бывшему высокопоставленному члену Церкви Голубя было интересно. Причем, Таныч готов ноготь дать, что Пина хватал с разгромленной витрины не все подряд и не обязательно самое дорогое.
– Здесь просто должен кто-то дежурить на стреме, – забубнил под нос, будто сам себя уговаривает, Пиночет, вытряхивая из кармана на сидение «лендровера» обломки той самой, еще позавчера заветной, дискеты. И косо наблюдая, как отреагирует Таныч, вдруг дискета все-таки ценность имеет?
Таныч не моргнул, когда облущенный и мятый, вибрирующий, словно паутина на ветру, диск укатился с сидения вниз.
– Никто из вензелевцев не верит, что я могу сюда вернуться. Но шестерку, заставив выучить мой словесный портрет, обязаны были где-нибудь рядом подселить, – бормотал Пина. – А мне как раз язык почесать с уважаемой публикой нужно.
– Если где-то рядом шестерка, через десять минут появятся и остальные.
– Вот поэтому в десять минут мы и должны уложиться, как на ферме по разведению кроликов. – Пина говорил, а сам искоса по сторонам так и зыркал.
Но не замечал никого и ничего. Набережная вымерла. Только воробьи у поребрика делили корку хлеба, да пылевые волчки вдоль дороги гоняли фольгу от «Дирола».
– Гюльчатай, личико-то покажи, – бросил в пустоту, словно общается с духами, Пиночет и быстро попылил вдоль улицы, шепча одними губами. – Кис, кис, кис…
Таныч Соков – следом, отставая на два корпуса.
– Ну, что я говорил? – не останавливаясь, самодовольно выкрикнул в невключенную мобилу Пиночет. Держал он ее не у самого уха, а чуть ближе к носу, чтобы в окошке читать отражение происходящего сзади. – Не оборачивайся. – Таныч и не собирался. – Повис на хвосте некий карась, сейчас познакомимся.
Пиночет свернул в уютную, воняющую помоями, подворотню, Таныч – следом. Не сговариваясь, прижались к кирпичной стене по краям от арки. «Быстрей, быстрей, быстрей...» – беззвучно артикулировал Пиночет, но Соков умел читать и по губам. Через десяток секунд смешанной с чириканьем воробьев тишины в арку, стараясь не слишком шаркать, вступил невзрачный типчик в футболочке «Люди Икс». Глаза цвета сирени, брови обсмолены, жидкие усики прокурены до соломенности.
– Молодец, – отлип от красно-ржавого кирпича Пиночет, держа незнакомца на мушке. – Шустрый...
– Мужики, вы чего? – стал играть невинность хвост. – Я отлить после пива. – Но призывные движения ствола заставляли незнакомца заворожено подступать к Пине все ближе... Бац – рукоятка «беретты» впечаталась в лоб, и шестерка подкошенно повалился на кирпичную щебень, приминая проросший бурьян.
Пина без скромной брезгливости обчистил карманы и выудил очередной мобильник. Таныч предусмотрительно оттащил пациента за мусорную кучу – оклемается не раньше, чем через пару часов. Но на кой леший Паше Полякову столько мобильных телефонов, не жонглировать же ими?
Оба осторожно выглянули из подворотни. И как раз в этот момент, подняв облако рыжей пыли, рядом с «лендровером» тормознул «чероки» цвета мокрого асфальта. И тут же в руке Пины затрезвонила трофейная связь.
– После поговорим, – прокомментировал Пиночет прерывание входящего звонка, сам же набрал очень короткий номер. – Алло, краснознаменная милиция? Хочу чистосердечно сообщить, что в настоящее время «лендровер», на котором скрылись грабители магазина средств мобильной связи с Московского проспекта, находится на набережной Карповки, напротив входа в Ботанический сад... Что значит – «Какого, на фиг, ограбления»? Проверь по сводке, служба. Медаль получишь. – И отключился.
Таныч с интересом рассматривал выгрузившуюся из «чирка» бригаду – оружие под джинсовыми куртками, лица угрюмы и сосредоточены, зенки перелистывают взглядами окрестности – один укромный уголок за другим. Пина шагнул в глубь двора, за отсутствием носового платка обтер о вывернутый карман и, касаясь только ногтями, швырнул мобильник через мусорную кучу к отдыхающему гражданину:
– Этого бойца мы конкретно спалили на стуке, теперь можно что-нибудь из Маяковского, например: «А вы ноктюрн сыграть смогли бы на флейте водосточных труб»..? Лишь бы органы не дремали.
Прибывшая бригада покружила вокруг брошенной машины, потом опять зашумел мобильник из-за мусорной кучи. И на этот раз трезвонил он долго – с полторы минуты. Наконец кто-то из бригады рассмотрел за лобовым стеклом «лендровера» осколки дискеты, и дальше торпеды колебаться перестали. Откуда-то возникла арматурина, и дверь машины после недолгого сопротивления сдалась. Еще через несколько секунд заткнулась противно завывавшая сигнализация.