И в буклете, и на дверце была изображена наклоненная влево половина человеческого лица с закрытым глазом и приоткрытым ртом. Вместо другой половины лица по дуге шла надпись "Der Traum ist Welt".
********************************
Бесконечные лифты и эскалаторы – все, что запомнил Синдзи о дороге в сердце Института NERV. После шикарного фасада и космического вида учебных корпусов недра заведения смотрелись аскетично: короба коммуникаций по стенам, крашеные коридоры с номерами на перекрестках, двери и лифты без малейшего признака украшения. Правда, сбоку от одного из эскалаторов однажды мелькнул какой-то большой искусственный сад, но Синдзи уже потерял счет уровням и переходам, и не был уверен ни в чем увиденном. К тому же, потихоньку возвращалась боль, пробуя его череп на вкус.
В конце концов, молчаливые сопровождающие исчезли в неприметном боковом коридоре. Мисато, как заметил Синдзи, расслабилась, но, видимо, напрасно, потому что перед следующей развилкой с нумерованными коридорами она остановилась в недоумении:
– Блин, не помню это место… 2-а или 2-с? – женщина достала наладонник и начала царапать стилусом в закрытых на пароль папках, а Синдзи тем временем старательно боролся с болью, вызывая в воображении спасительные образы воды и льда. Это упражнение можно было с некоторым эффектом использовать и без должной сосредоточенности. Слегка поворачивая гудящую голову, парень заметил движение в левом коридоре. Присмотревшись, Синдзи увидел девочку в сером брючном костюме, которая подходила к развилке. Удивительного цвета волосы – нежно-голубые – буквально обтекали бледное лицо, но по-настоящему парня поразил внимательный взгляд ее красных глаз. Девочка остановилась в нескольких шагах, не скрываясь, рассматривала Синдзи, и, удивляясь сам себе, робкий обычно парень не мог отыскать и признака смущения в душе – настолько естественным казался этот странный обмен пристальными взглядами.
Девочка наклонила голову, рассеивая чары. Синдзи покраснел.
Мисато с возгласом торжества спрятала КПК в карман и только теперь обратила внимание, что на развилке появился кто-то еще. Однако ее новоприбывшая не так впечатлила, как спутника:
– О, Рей-сан! Привет-привет!
– Здравствуйте, Кацураги-сенсей.
Голос девочки по имени Рей был едва громче шепота. Мисато взглянула на розовощекого парня и фамильярно потыкала его пальцем в плечо:
– Знакомьтесь: Синдзи Икари – Рей Аянами!
Девочка подняла на Кацураги внимательный взгляд. Потом посмотрела на Синдзи:
– Сын Гендо и Юй Икари?
Синдзи кивнул. "Оказывается, слышать эти имена уже не так больно. Почему?" Кацураги подтвердила:
– Да, их сын. Если Синдзи даст согласие, он будет работать с тобой.
– Я поняла.
Парень недоуменно уставился на нее: Аянами произнесла это так, будто ей сообщили не о новом коллеге, а о повышении атмосферного давления. Нет, слез заоблачной радости он не ждал, но все же, как-то… И только во вторую очередь до него дошло, что эта апатичная альбиноска, явно не старше его самого, – сотрудница NERV. Симпатия к девочке, неожиданно появившись, так же и улетучилась.
Вновь обернувшись к Синдзи, Рей немного наклонила голову и произнесла все тем же тоном:
– Рада знакомству. Надеюсь, ты дашь согласие, Икари-сан.
– Взаимно, – буркнул парень.
Рей все так же нейтрально выговорила "сайонара" и ушла к эскалаторам. Кацураги проводила ее заинтересованным взглядом, потом взглянула на Синдзи:
– Что это сейчас такое было?
– А?
Мисато решительно зашагала в правый коридор, поглядывая через плечо на Синдзи:
– Если бы мне кто рассказал, не поверила бы: "Надеюсь, ты дашь согласие, Икари-сан". Вау.
– По-моему, холодная вежливость, – недоуменно ответил Синдзи. – Кто она?
– Для любой другой девочки такой же градус эмоций выглядит "глаза-на-пол-лица, губки-бантиком, вокруг-порхают-сердечки". У тебя что, румянец ее любимого оттенка? – Мисато, явно игнорируя вопрос парня, рассмеялась. Синдзи дернул уголком рта: похоже, если он согласится на работу в NERV, его ожидает в качестве бонуса крайне остроумная соседка.
Настроение Синдзи стремительно улучшилось, что было крайне странно в его до сих пор не понятной ситуации.
Очередную дверь Кацураги открыла своей ID-карточкой, удерживая другую руку на сканере ладони, и Синдзи оказался в очень большом помещении, в центре которого располагалась ступенчатая башня, и на ее внушительных ярусах у компьютерных панелей суетились люди. Вокруг на стены и подвесные мониторы подавались какие-то графики, картинки невнятного вида ландшафтов, таблицы и диаграммы. В старом фильме Синдзи видел учреждение, которое называлось "биржа", и вот нечто подобное он теперь наблюдал вживую.
– Добро пожаловать в Догму, Синдзи Икари, – произнесла Мисато. – Это настоящее сердце NERV.
Подошедшую охрану Мисато отправила прочь одним жестом и потащила Синдзи к ступеням центральной башни, попутно объясняя:
– Сейчас отыщем доктора Акаги, пойдем с ней в зал для брифингов, и все-все объясним тебе, честное слово!
Искомая женщина обнаружилась быстро. Ее фамилию громко, жалобно и многократно повторяли сотрудники на втором уровне башни, которые, похоже, проштрафились и теперь молили о снисхождении. Окруженная молящейся на нее толпой, невысокая блондинка недрогнувшим голосом эту самую толпу распекала в очень неизысканных выражениях. Синдзи прислушался: опуская ругательства, речь шла о системе охлаждения чего-то важного под названием "МАГИ". Мисато нетерпеливо отбивала пальцами дробь по перилам. Вскоре доктору Акаги надоело, она разогнала техников по местам и, наконец, обратила внимание на Кацураги и ее спутника.
– Мисато? Здравствуй, дорогая.
– Привет, Рицко. Знакомься – Синдзи Икари. Парень, который не знает, зачем он здесь.
Синдзи захотелось съежиться под пристальным взглядом зеленоглазого доктора.
– Синдзи, значит… Рада встрече, молодой человек. Что ж, идемте. Мне уже сообщили о маленьком недосмотре службы внешнего информирования. Пора кое-что прояснить.
Они покинули Догму и оказались в маленьком зале с десятком кресел и кучей средств вывода информации – от панелей до голо-проектора. Рицко Акаги села в кресло у доски и буквально воткнула острый взгляд в Синдзи. Заерзавший было парень замер.
– Синдзи, что такое сон?
Он задумался. С одной стороны, изучение сна стало косвенной причиной смерти родителей. С другой стороны, для него самого единственно это состояние означало гарантированное отсутствие изматывающей головной боли. Плюс ко всему его собственные странные сны… Поэтому с каким-то болезненным удовольствием, в ущерб многому другому, он уже два года много читал о сне. Не по годам много. Стоило ли это рассказывать? Видя, что Рицко уже надоедает созерцать его раздумья, Синдзи решил ответить честно:
– Ответов столько, сколько ученых. Есть Сеченов. Есть Кастанеда. Есть Фрейд. Есть Юнг. Есть Вейн. Чью точку зрения вы хотите услышать?
Мисато выдохнула, по-новому взглянув на парня. На какую-то секунду в выражении лица Акаги тоже появилось изумление, но оно быстро сменилось мягкой улыбкой:
– Молодец. Я бы хотела услышать твою.
Синдзи вновь задумался, и вдруг понял, что, не смотря на кажущуюся сложность, ответ был вполне очевиден для него.
– Лично для меня сон – это время без боли.
Акаги кивнула.
– Хорошо. Позволь еще один вопрос. Что, по-твоему, с твоей головой?
– Она на месте, – мрачно ответил Синдзи. – И почти всегда она болит. Врачи не знают, почему. ВСД – это бред. Как и все прочие диагнозы… Подождите… – сообразил он, – Кацураги-сан дала мне какую-то вашу разработку, и боль на время ушла… Вы знаете, что со мной не так?
– Да, Икари-кун, увы, знаем, – Акаги откинулась на спинку кресла, явно довольная разговором. – И именно из-за этого мы тебя позвали.
Синдзи подался вперед, весь немалый для его лет опыт по сдерживанию боли и страхов смыло отчаянной надеждой:
– Это лечится? Скажите, лечится?!
Акаги с сожалением улыбнулась.
– Увы, нет, – видя, как из парня будто выпустили воздух, она поспешила продолжить, – но боль купируется нашими средствами более чем эффективно. Эти разработки…
Синдзи вновь поднял голову и сузил глаза.
Парень был зол. Они знали о нем все, но не пошевелили пальцем, чтобы сделать его жизнь легче. Проще. Нет, не так. Они ничего не сделали, чтобы его жизнь была жизнью. Чтобы подраться и ощутить подбитый глаз, а не раскалывающийся череп. Чтобы улыбаться и краснеть, когда смотришь на соседку, а не когда надо скрыть, как тебе больно. Чтобы…
Он сжал кулак, глядя себе под ноги. Сердце колотилось в висках.
– Синдзи, – тон доктора Акаги остался холодным, хотя она заметила на его лице следы бушующей в мыслях бури, – извини, но ты не понимаешь, насколько это маловажно.
Мисато вздрогнула.
Удивительно, но эта ледяная фраза и правда остудила Синдзи. Очень уж подростку без детства хотелось узнать, что может быть важнее боли.
Мисато смотрела на совсем другого человека: взгляд Синдзи будто забирал лицо Акаги в сетку прицела, мягкий мальчишеский профиль окаменел: "Рицко умеет общаться с людьми. Хвала небу, она не менеджер по кадрам".
– Намного важнее твоей боли сон. Хоть он и напрямую связан с твоей головной болью. Будешь слушать?
Парень кивнул: по-прежнему звучали самые интересные в его жизни слова. Доктор встала и подошла к доске, изобразила на ней маркером круг.
– Мы привыкли называть сон своим: "МНЕ сегодня приснилось", "МОИ сны стали меня пугать", "Я летал во сне"… Отчасти это так, – доктор Акаги дорисовала кругу треугольные лучи, много лучей. Получилось этакое детское солнце. – Но лишь отчасти. Вот это – модель сна.