Вышел Васька из кустов, нагнал бегунью, взялся за член, приподнял шляпу и спросил за время. Девка обернулась, Василий положил шляпу на место. Была незнакомка прекрасна, как Столетняя война с чумой под руку, да и моложе немногим. Но скандинавская ходьба и на удивление не спёкшиеся яичники с гормонами сделали своё дело – со спины Вася обманулся лет на тридцать. Да-с, с женщинами так бывает, если смотришь со спины и пониже талии.
– У-у!.. – восхищенно прогудела старуха. Её первую обрадовало, что Васька онанирует в знак приветствия, и она с готовностью шагнула навстречу!
От столь неожиданного демарша Васька ахнул, резко потерял тягу к публичности и срочно подался с тропы в лес.
– Постой, эй! – воскликнула лыжница. – А время как же?
Чертыхаясь, Васька двинулся в чащу. За спиной послышались шаги: старуха двинулась следом. Этого ещё не хватало!
А эта курва опять:
– Стой, мо́лодец. А время-то?
– Около двух, – отрезал Василий и уточнил, чтоб отстала наверняка: – По Москве. В гости не приглашаю, чай кофе не держу, не пью, не курю.
– Тогда покажь ещё.
– Чего?!
– Член покажь, говорю. Не разглядела я, – более чем фамильярно обратилась старуха и ощутимо ускорилась.
Они уже едва не бежали вприпрыжку, а стрёмная бабища не только не отставала, но даже нагоняла – только проклятые палки свистели.
– Отвяжись, проститутка старая! – в надежде добром и честью отделаться от назойливой старушонки попросил Василий и перешёл на третью.
Не тут-то было! Бабка и не думала оставить гонку преследования и даже пригрозила:
– Ах ты щенок! Да я тобой подотрусь!
В ту же секунду Васька взвыл! В жопу клюнуло что-то острое. Старуха ловко метнула увесистую палку и шутя проделала в Васькиной заднице вторую дырку.
Более не раздумывая, он кинулся наутёк. Старуха шла как привязанная. Слышалось её размеренное мощное дыхание и ровный топот. Похоже, бабка играючи могла сдать ГТО. Не бабка, а просто олимпийский резерв СССР.
Васька был крепко напуган. Собаки за ним гонялись, бывало, но чтоб такие вот физически подготовленные упорные старушки…
– Стой, стрелять буду! – решила та взять на понт.
«Весёлые старты…» – невольно отметил Вася и смекнул – сейчас прилетит ещё пика, а с изрешечённой кормой не уйти.
Поддал и из последних сил прыгнул на берёзу, что белка. Обнял всем телом, ободрал живот, карабкаясь ввысь.
Мгновенье спустя подлетела ведьма и хищно уставилась снизу. Глаза её страшно горели, но дыхание на удивление не сбилось, тогда как Васька хрипел и обливался потом.
– Слазь, кобель голомудый! Внизу договоримся, – безапелляционно приказали снизу.
– О чём договоримся?! Окстись, бабка!
– Ну какая я бабка? – неожиданно миролюбиво сказала та, прищурясь на свисающие из листвы, точно бруньки, Васькины причиндалы.
– Мне всего-то сорок пам… ням… ам… А тебя как кличут, соколик?
– Генрих, – зачем-то соврал Васька и спросил: – А тебя… Вас?
– Генриетта Ивановна, – несомненно лгала эта чертовски опасная дрянь. – Слезай, я тебе тоже кой-чего покажу…
– Отвали! – отозвались с берёзы.
– Секунду… – не расслышала старуха (или сделала вид) и живо скинула с плеч рюкзак. Тот грузно брякнулся оземь.
«Ничего себе! – оторопел Вася. – Бегает с утяжелением. Во лошадь пожарная! Такая махом на запчасти разберёт!»
Избавившись от балласта, бабка задрала футболку и выудила из лифчика увесистые груди, хвастливо взвесила на ладонях:
– Глянь какие, голубь. А тут глянь… – она приспустила треники и похлопала себя по лобку, могучему, что бронемаска курсового пулемёта Т-34, заросшая диким волосом.
От таких живописных видов Васька крепче вцепился в ветви.
– Слезай, сокол. Договоримся. Растревожил женщину и в кусты? Не годится. Слезай, а? – ласково увещевала старуха, меж тем разминая грудные мышцы и гулко похлопывая подмышки, что штангист.
От подобных профессиональных ухваток Васька заскулил и полез выше.
Та прикрикнула:
– Ну?!
– Хрен гну. Шла бы ты домой, – едва не плача попросил Васька. – Вон, уже и дождь собирается, глянь.
– А почто тогда членом меня соблазнял, собака?! Мне-то теперь куда с этим? – корила бабка и красноречиво потерла лобок.
Васе стало несколько совестно:
– Я ж не знал, что ты… Вы такая…
– Какая?
– Старая и некрасивая.
Внизу так и заскрежетали зубами:
– Слезай, обезьяна хренова! Иль соструню!
– Нет. А не отстанешь – напишу заявление о попытке изнасилования, – пообещал Васька. – Отвяжись, крокодилище!!
В ответ, старуху обуял бес:
– Слезай, или стреляю! – рычит.
К счастью, густо закрапал холодный майский дождь. Васька повеселел, а на бессильное «стреляю» рассмеялся и продемонстрировал извращенке член. Прикрикнул:
– Катись отсюда, старая вешалк…
Не договорил. Ибо старуха выхватила из рюкзака… ружьё! Настоящий ствол! Это было столь непредсказуемо, что Васька завизжал и ну карабкаться выше.
Старуха навскидку пальнула. В Василия ещё никогда не стреляли. Боже, сколько крови! Красной, оранжевой, опять красной… Когда пошла зелёная, Васька понял, что палят шариками с краской. По нагому телу это чертовски больно. Старуха оказалась в прошлом биатлонисткой, а сейчас, на пенсии, набегается с палками и палит по банкам из ружья для пейнтбола.
Она гоняла Ваську по всему дереву, как белку, и испятнала, как мухомор. Размалёванный загнанный Васька уже готов был рухнуть наземь, но у старухи закончились шарики. Погрозив кулаком, она ушла.
Потрясённый жалкий Василий до глубокой темноты сидел на дереве, потому что ненормальная бабка запросто могла таиться в кустах. Он свято поклялся навсегда оставить опасное хобби. Лишь глубокой ночью вышел он из леса и, пугая припозднившихся прохожих диким видом, крадучись отправился домой. Больше в лесу его не видали…
В мире животных
«Хочу собаку!»
«Замучила. Купите собаку, хочу собаку, купите собаку. Нет, не хочу рыбок! Даёшь собаку! Не надо меня заваливать хомячками, завалите собакой.
Рисует собак, носит кофточки, маечки со щенками, чашка – с мопсом. При виде каждой собаки душераздирающе вздыхает, во сне скулит и перебирает под одеялом конечностями. Словом, руки выкручивает…
А собака не игрушка. Это шерсть, нечистоты и большая ответственность. У меня не было собаки, и не умер. Я, может, в детстве вообще ручным дельфином бредил, а получил по шее и войлочные ботинки на молнии. И ничего!» – так справедливо рассуждал Петров, шагая с работы. И вдруг…
«Чёрт! Клянусь Всевышним, если у Сатаны и была собачка для стиля и выхода к законченным грешникам, то это она…» – наткнувшись на собаку, решил Петров.
Голая, грязной масти, в розовых подпалинах. На башке какие-то перья, а под ними человеческие глаза, безвозвратно поражённые базедой. Один ещё и с бельмом. Из пасти болтается язык и вразброд торчат зубы (что-то трагическое с прикусом). Криво посаженные уши, лапы колесом. Ошейника нет.
Петров остановился, мгновенье подумал и…
– Фюить, фюить! Есть дельце для такого симпатяги. За мной.
Собака не заставила себя просить.
Попутно зашли в салон красоты для питомцев. Там собаку помыли бесплатно при условии впредь не дискредитировать бизнес. Можно было пустить пса в дом.
Дочь была на тренировке.
– План неплох, – согласилась жена, оглушенная валидолом. – Но спать на антресолях больше двух дней я не смогу…
– Всё закончится сегодня же, дорогая! – довольно потёр руки ликующий Петров.
– Взгляни на неё! Бракованная мама с помойки, папа неизвестен, но что-то из породы чернобыльский пятнокожистый зененхунд. Брр! И всё же это собака! И вот когда девчонка откажется… О-о!!..
– Ты знаешь, что она сказала, засыпая? – говорит жена перед сном.
– Ну? – буркнул Петров.
– Ты самый лучший папа на свете.
Петров неопределённо хмыкнул.
– А знаешь, как собаку назвала? Красавчик…
– Представляю, в кого девчонка влюбится… – вздохнул Петров.
Собака на полчаса
– Распишитесь, что не будете иметь претензий. Вот тут. А это, как и просили, справка из ветклиники, что собака привита от бешенства. Нет, точно не кусается. Толик очень добрый, мухи не обидит.
Иванова взглянула в справку и не без сомнений вручила хозяину собаки деньги. На часах было ровно двенадцать тридцать.
Мужчина открыл переноску. Скромно вышел йоркширский терьер и волооко и внимательно уставился снизу на Иванову. «Совсем человечий взгляд!» – отметила Иванова и пожалела, что отдала деньги вперёд, ибо ей самой захотелось немедля расцеловать и усыновить очаровательного сусального Толика. Кажется, эта авантюра с собакой попахивала откровенной авантюрой…
– Он гавкать-то умеет? – недоверчиво спросила Иванова, любуясь безмолвным золотисто-рыжеватым замершим Толиком, ухоженным, что Пэрис Хилтон.
Мужчина в ответ лишь криво ухмыльнулся.
– Толик, работаем. Ату! Ату! – приказал он этому собачьему метросексуалу, украшенному кокетливым бантиком на головёнке, и Иванова распахнула дверь в гостиную:
– Алло, сюрприз! – окликнула детей на диване.
Толик деловито просеменил в центр комнаты, остановился и огляделся с видом прораба: «Так-так. Ясно. Ну что ж…»
Впечатлительная дочура Ивановой, шестиклассница, застонала и невольно протёрла очки. У нежной примерной девочки наполнились благодарной влагой близорукие глаза.
– И ба… И ба… – заикаясь от счастья, не могла она выговорить: «И бантик, чтоб меня!..»
А радостный визг брата послужил сигнальной ракетой для начала секретной операции «Ну, и кто тут просил собаку?..».
Дети кинулись к желанной собачке, но та забрехала и кинулась наутёк. Спустя десять минут догонялок и неумолчного визгливого лая у Ивановой заболела голова и заныли пломбы. Толиком определённо можно было сверлить зубы в государственной поликлинике по бесплатному страховому полису. Или удалять известковый налёт с раковин, такие это были «приятные» уху звуки.