Об этом Маша помнила всегда, и потому чуть побледнела от сказанного ей тайком.
– Точно?.. ты не ошибся?
– Я эти вещи накрепко запомнил. Даже во сне ни с чем не спутаю.
– Как же ты ее оставил с этой дужкой?! Я сейчас в тебе разочаруюсь. Она ходит с ней – сколько уже? – и постоянно облучается! Надо было под любым предлогом отобрать, зарыть в песке, а потом вызывать Иванова!..
– Маша, нет там никакого излучения. Доказано. Метр-полтора от тела – и тип-2 засыпает, отключается. Его влияние – только на настроение, общительность и…
Борис убеждал – и сам себе не верил. Неспроста же особисты обращались с «типами» как с изотопами. Какие опыты они с предметами пришельцев ставили, какие результаты получали – тот же Виталий умалчивал, недоговаривал, отделывался шуточками.
И еще – ему ярко помнилось прикосновение взглядом, случившееся в вагоне узкоколейки.
Взгляд исходил от девочки, вооруженной – да! – активным типом-2.
А он, заряженный «еще чем-то», воспринял и почувствовал его.
«Значит, когда я это раньше ощущал – я встречался с носившими тип-2? Или тип-3? Получается, дужка из Мещеры – не первая находка после Таджикистана?.. И «пауки» не случайно потеряли и не выкинули вещи, ставшие ненужными, а подбросили? И поступали так всякий раз, высаживаясь на Земле?»
– …вообще я не хочу, чтобы это вносили в наш дом. Представь, она войдет, сядет с нами за стол, и мы окажемся накрыты полем дужки!
– Виталий привезет контейнер для нее.
– А врача для девочки?
– Если найдет. Сейчас все в отпусках, лето же.
– Чарусский выселять придется. – Маша вконец расстроилась.
– Вряд ли. Предметы лежат глубоко. Разве что огородить тот старый торфяник и все новые раскопы.
– В общем, надо заранее все разыграть по нотам. Чтобы дужка как можно меньше была открытой. Чем быстрей она окажется в контейнере, тем лучше. И я – именно я, – поговорю с Виталием, чтобы он обеспечил девочке обследование и помощь, столько же, сколько получил ты.
После некоторого смятения она успокоилась, точно наметив, что и как будет делать завтра.
К вечеру ее душевное равновесие совсем окрепло, и они вместе – под руку, словно встарь по Невскому, – отправились на спортплощадку, где уже развернулась кинопередвижка и натянули экран.
Молодец Гришка, не ударил в грязь лицом перед Машенькой. Другой бы нарочно вел себя небрежно и развязно, изображая бывалого. Но он предстал Маше Солдатовой именно как Григорий Борисович Лозовский – в отца долговяз, в мать синеглаз, опрятен, причесан и вежлив. Мать втайне удивлялась – впору под стол заглянуть, куда прежний Гришка спрятался?
Приоделась и Машенька. За завтраком их с Гришей посадили рядом, так что они смотрелись, будто смычка города с селом. И очень стеснялись друг друга. Даже собственный куршанский выговор казался Маше неуместным. Она пыталась говорить как остальные, но от этого смущалась еще больше.
А связывал всех воедино и дирижировал застольем Витя Иванов – невысокий, круглый, лысоватый, головой напоминавший сказочного Колобка. Такой же улыбчивый и толстоносый, в уютных очочках с роговой оправой. Слушая, как он балагурит и сыплет прибаутками, даже Борис забывал, что этот колобок зимой сорок первого месяц стоял под Тулой, в первой линии обороны, с 156-м полком НКВД отбивая танки Гудериана.
Пожалуй, сегодня Виталий был более словоохотлив, чем обычно. Сказывалась близость дужки.
«Должно быть, ее специально в руки мне давали, – подумал Борис. – Чтобы разговорился. Но ведь и сами без защиты были…»
– Оч-чень важная находка, Машенька! – нахваливал Виталий. – Ваше участие будет обязательно отмечено, я позабочусь об этом. А как успехи в школе?
– Так… четверки… – мямлила она.
«Даже дужка не властна над волей», – мысленно поддержал ее Лозовский.
– Борис Янович, что там ваша программа по отбору перспективных школьников?
«Какая программа?» – оторопел Борис, но в ответ степенно кивнул:
– Действует по плану.
– Я бы рекомендовал внести в список Марию Солдатову. Пока она на каникулах, может съездить в Рязань, пройти собеседование. Поговорите с ее родителями?
– Хоть сегодня.
– К чему спешить? Лучше завтра. А сейчас она может ознакомиться с коммуной. Гриша, вы готовы быть экскурсоводом?
Гриша вскочил, покраснел, одернул рубашку и дал петуха:
– Да!
Так удалили от дужки сразу двоих. Едва за ними закрылась дверь, Виталий тотчас извлек металлический короб. Тогда и Машу отпустило напряжение, и Борис вздохнул спокойно.
Настоящая беседа у мужчин сложилась ближе к ночи. Машеньку уже проводили, в коммуне стихло.
Выслушав новые соображения Бориса, Виталий покивал:
– Все исследуем. Кстати, вчера внес ваш запрос насчет научного поселка. Принято – особенно в свете последних событий. Думаю, за год выстроим такой «Мир труда» – вы Оборону не узнаете…
Закурив, он пустил дымок ввысь, к звездам:
– Не думал я, что выдумки о космосе штудировать придется. Но вот читаю. В том числе переводы западной фантастики. Есть ребята, следят за новинками… Надо держать руку на пульсе, а ухо востро – что издают, к чему исподволь готовят, куда ведут, а главное, кто это продвигает, наши или… Да, я бы рад был повстречаться с каллистянами, о ком Мартынов пишет. Хочется надеяться, что там, вовне – на Сириусе или еще где, – есть коммунисты, гуманисты, братья и так далее. Но даже ваша встреча с «пауками» настораживает, а уж американский опыт и подавно. Ясно одно – пока у нас есть время подготовиться. Чем мы и занимаемся все эти годы. Буквально день и ночь.
– Воевать с ними? – подавленно спросил Борис.
– Куда уж нам. Уровень слишком разный. Истребки по их «черным вертолетам» мало что не в упор били – только вмятины остались. Не атомной же бомбой их встречать! Это последний довод… Значит, в лучшем случае к нам отношение как к детям, что пуляют по танку камнями. Поэтому готовиться к войне – не главное. Тут нужна… кибернетика!
– Полагаться на ЭВМ – рискованно. По-моему, они пока несовершенны. И уязвимы.
– Я про другое – про искусство направлять, науку кормчих. Даже – «науку побеждать», как говорил Суворов. Сколько нас в СССР? По последней переписи – двести восемь миллионов. Задача состоит в том, чтобы любая группа – десяток, сотня человек, – могла действовать осознанно, самостоятельно, в интересах всех. Без понуканий и приказов свыше. Часть – как целое. Конечно, я описываю идеальный случай, но есть смысл к этому стремиться. Потому что двести восемь миллионов, вооруженные общим сознанием, способны на любой технологический рывок. Это непобедимое общество. И в верхах таки осознали, что наша цель – коммунизм. Вернее – наш единственный выход и шанс. Иного выбора нет. Или мы станем коммунарами и совершим прорыв за два-три поколения, или нас будут пасти «черные вертолеты», летающие тарелочки, кто угодно. Поймут ли это на Западе – как знать. Но мы – уже поняли и принимаем меры.
– Коммуны, – повернулся к нему Лозовский. – Коммунарское движение. Так?
– Вы же ученый, Борис Янович – рано или поздно должны были догадаться. Рассредоточение – способ минимизировать потери при атаке из космоса… А теперь, – Виталий усмехнулся, – вообразите, что вы пришли с этими догадками в журнал, в газету. Представляете, как вас там встретят? Все так просто, что поверить невозможно.
– И что же… в итоге? Общество на автопилоте?
– Все согласно Ленину. Государство отомрет или, скорее, растворится, как соль в супе. Жаль только, жить в эту пору прекрасную… – вздохнул Иванов на неоконченной цитате. – А хотелось бы увидеть сеть коммун по всей стране.
– Да, действительно, не верится.
– Это единственный вариант. Все остальные – проигрышные.
– И партия – тоже отомрет?
– А как же! Непременно отомрет, когда ей срок придет. Да вы не волнуйтесь за партию. Сами посудите – ну зачем она, если и без того все кругом коммунары.
– Все-таки должны какие-то организации остаться. Оборонная, ваша…
– Наша, Борис Янович. С этого момента – наша… если вы согласитесь. И вовсе не та, о которой вы подумали. То, что вам знакомо – фасад, оболочка, скорлупа, а внутри нечто новое. Нам сильно не хватает опытных ученых.
– Если не соглашусь…
– Продолжите занятия археологией. И работу в коммуне, конечно.
– Учтите, я против военных мер.
– Должен же кто-нибудь готовить мирный вариант!.. У нас три отдела. Оптимисты, кто надеется на лучшее. Пессимисты – эти рассчитывают на худшее…
– А третий?
– Реалисты. Они изучают автомат Калашникова.
– Мрачно как ночь, – буркнул Лозовский.
– За ночью следует рассвет, а перед рассветом тьма всегда сгущается.