Часто во время отсутствия воспитанников в спальнях делались обыски, и если у кого-либо в тумбочке, в подушке или под матрацем находили спрятанные антирелигиозные книги, виновные в хранении «недозволенной» литературы, как правило, исключались из семинарии.
Но почему-то не подвергались исключению воспитанники, которые вели аморальный образ жизни. Замеченным в пьянстве, сквернословии, в случайных связях с женщинами легкого поведения, даже в драках, обычно делали лишь словесные «внушения», и этим дело ограничивалось.
Было мне известно и то, что в семинарский котел попадает далеко не все из закупаемого, что главная экономка Вера Васильевна греет возле него свои пухлые руки, наживаясь за счет желудка воспитанников.
Ну что же, думал я с христианским смирением, видя все это, в семье не без урода, и в стаде не без паршивой овцы. И сам с еще большим усердием молился, зубрил церковные тексты. Я закрывал глаза и уши на все, что творилось, прикрываясь, как щитом, известной евангельской формулой: «Не судите, да не судимы будете».
Иногда мне случалось быть участником или свидетелем споров между «ортодоксальными» сторонниками церкви, религии, слепо веровавшими в непогрешимость «священного писания», и теми, кто не верил ни в бога, ни в черта. А таких среди воспитанников было большинство. Они поступали в семинарию, чтобы обрести себе легкую жизнь. Став служителями церкви, они оставались в душе неверующими. Это — самые бессовестные, самые беспардонные циники, которым все равно кому служить, лишь бы за это хорошо платили.
Здесь же упомяну, что отсев из семинарии был очень большой. Некоторые, осознав, что они поступают бесчестно, готовясь служить тому, чему не верят, сами ушли из семинарии. В классе, в котором учился я, вначале было тридцать пять воспитанников, а через четыре года, к моменту выпуска, осталось только одиннадцать.
Так вот насчет споров. Как-то, еще учась в первом классе, я услышал от одного старшеклассника такие «богохульные» слова:
— Так называемое священное писание — чушь и белиберда, во что могут верить только олухи. Там же нелепица на нелепице верхом скачет и бессмыслицей погоняет. Если вы не в состоянии понять это сами своими телячьими мозгами, — обращается он к «ортодоксам», — то почитали бы, что умные люди об этом пишут. Хотя бы «Библию для верующих и неверующих» Ярославского.
И он привел в пример одну из таких нелепиц. Согласно библейской легенде, первым человеком на земле был созданный богом Адам. Затем господь бог из его ребра сотворил ему Еву. У Адама с Евой родились сыновья — Каин и Авель. Каин занимался земледелием, Авель — скотоводством Однажды они поскандалили из-за жертвоприношения: жертва Авеля больше понравилась богу. Рассвирепевший Каин убил своего брата. Узнав об этом, бог проклял Каина.
Что произошло потом с Каином?
В четвертой главе библейской книги Бытия говорится так: «И пошел Каин от лица господа, и поселился в Земле Нод, на востоке от Эдема, и познал Каин жену свою, и она зачала и родила Еноха».
— Существа разумные! — с издевательской иронией обращается старшеклассник к «правоверным». — Покумекайте: на ком же мог жениться Каин, если в это время, согласно той же библии, на земле людей-то было всего трое — он да его родители — Адам с Евой?..
Взбудораженный этим старшеклассником, который, к слову говоря, вскоре ушел из семинарии, я стал спрашивать себя: а не прав ли он? Однажды, будучи за стенами училища, приобрел антирелигиозную брошюру под названием «Есть ли бог?» и украдкой прочел ее. Содержащиеся в ней мысли показались мне очень убедительными. Но… нам каждый день внушали: «Дьявол силен и коварен, бойтесь его, он умеет хитро подкрасться и посеять в уме человека сомнения в вере».
И я старался заглушить свои сомнения, удвоив усердие в молитвах и чтении религиозных книг. Но заглушить окончательно сомнения в правильности религиозных взглядов не удалось. Наоборот, они становились все более устойчивыми по мере того, как я взрослел. Незадолго до окончания семинарии я собирался уйти из нее и поступить в медицинский институт. Но все же не решился. Во-первых, в то время я еще не окончательно избавился от религиозных взглядов, а, во-вторых, нас, семинаристов, пугали наши наставники, говоря, что, мол, доступы в медицинские и другие вузы вам закрыты, поскольку вы учились в семинарии. Я примирился с мыслью, что придется всерьез посвятить себя служению церкви.
В 1952 году я окончил семинарию и вернулся в Оренбург. Здесь в течение некоторого времени проходил практику в Никольском кафедральном соборе, исполняя обязанности псаломщика, архиерейского иподьякона, а затем получил сан священника. Начался новый период в моей жизни.
Идя в церковнослужители, я полагал, что буду приносить пользу людям. Эта польза виделась мне в том, что, совершая богослужения, обряды крещения, венчания, похорон и другие, я тем самым буду удовлетворять духовные запросы верующих, способствовать нравственному совершенствованию людей.
Однако с каждым годом, с каждым месяцем жизнь убеждала меня, что как служитель церкви я приношу не пользу, а вред людям, так как способствую не просветлению, а затемнению их разума. Убеждение в этом росло по мере того, как постепенно рассеивался религиозный туман в моей собственной голове.
Что способствовало освобождению от этого тумана?
Сама жизнь и книги. Жизнь прежде всего заставила меня обратить внимание на тех, кто в церковных приходах возглавляет «паству» и кто в епархиях руководит самими духовными пастырями. Восемь лет отдал я служению церкви. Сначала был рядовым священником, а затем — настоятелем церквей в Медногорске, Орске, Бугуруслане. За этот срок достаточно нагляделся на «пастырей» всякого ранга, и у меня сложилось твердое убеждение, что редко кто из них сам верит в бога.
Перефразируя известные слова Сервантеса «Если встретите рясу, держите сто против одного, что под ней прячется олух», можно сказать: если вы встретите рясу, держите десять против одного, что под ней прячется безбожник. Например, из общения со священниками Виктором Утехиным, Александром Соседкиным, Петром Орловым, Михаилом Михайловым, бывшим настоятелем Никольского кафедрального собора в Оренбурге Павлом Бакурским, из многократных бесед с ними мне стало совершенно ясно, что сами они, как говорится, не верят ни в сон, ни в чох, служба в церкви соблазняет их лишь высоким и легким заработком, а над верующими они за глаза издеваются как над олухами.
Меня покоробило, когда я однажды услышал в алтаре, этом «святом» месте, такой разговор между двумя священниками:
— Как, по-твоему, каков будет сбор сегодня?
— Не думаю, чтобы он был хорошим, дождь портит нам дело, мало кто придет сегодня.
Затем духовные пастыри стали делиться своими ближайшими планами. Один сообщил, что ему не хватает только тысячи, чтобы купить «Победу», а другому недоставало всего лишь пятисот рублей на новое котиковое пальто попадье.
Но не только это открылось мне, когда, получив сан священника, я стал своим в кругу церковников. С первых же шагов в качестве церковного «пастыря» я начал делать открытия одно ошеломительнее другого. Открытия, которые переворачивали вверх дном представления о чести, морали, долге.
Я узнал, что все поголовно люди, занимающие в епархиях значительные посты, систематически, непрерывно, каждый на свой лад обманывают верующих. И обман этот грандиозен, ибо начинается он в мелочах, а простирается до святая святых всего церковного уклада.
Взять, к примеру, настоятеля Покровской церкви в городе Орске священника Липатова. Он ежегодно присваивал сотни тысяч рублей, вносимых благочестивыми старушками «на пользу божьего дела».
Подобными делами славился и священник той же церкви Никита Иноземцев. Этот забулдыга в рясе не проводил ни одной службы в трезвом виде.
Одно время в Никольской церкви гор. Орска был священником некий Блазма, или, как он именовал себя, отец Георгий. Ни сан священника, ни семейное положение не мешали ему пьянствовать, вести разгульный образ жизни. Он частенько проводил ночи в пьяных оргиях, а после кутежей шел в церковь, отсыпался в «святом» месте — алтаре. Такой же разгульный образ жизни вели и священники Дмитриев и Ионов. Оба эти церковнослужителя транжирили собранные церковью с прихожан деньги на кутежи. Размотав значительную сумму церковных средств, оба попа сбежали из Орска.
Алчность церковников вынужден был признать и настоятель Покровского молитвенного дома г. Орска Бобровников.
— Приходится признать, — заявил он, — что многие священники всю свою энергию направляют на то, чтобы быть поближе к денежному мешку.
Стремление «погреть руки» у церковной кассы создает, как правило, в церкви группы враждующих между собой людей, борющихся за право участия в дележе барышей.
В таком неприглядном виде вставало передо мной подлинное лицо священнослужителей, обманывающих верующих простачков.
Вскоре я убедился, что истинное стремление священников стать во главе церковной общины объясняется только желанием обеспечить себе условия бесконтрольности в финансовых делах. Об этом убедительно свидетельствовали многочисленные факты, о которых я узнавал чуть ли не ежедневно.
Приведу несколько достоверных фактов, свидетельствующих о том, как духовенство транжирит и расхищает церковные средства в своих личных интересах.
Например, в Акбулаке священник Войтин создал из неоприходованных средств так называемую «черную кассу», беззастенчиво присваивал себе церковные деньги. Вот почему Войтину удалось сколотить себе два дома.
Такие же операции производил священник Никольского молитвенного дома в Орске Дмитриев, который прихватил из церковной кассы не один десяток тысяч рублей и на эти деньги купил себе в Саратове дом за 20 тысяч рублей (в новом масштабе цен).
Беззастенчиво обворовывал церковную кассу и священник из Медногорска Титовец. Собранные в молитвенном доме деньги сначала передавались Титовцу, а затем поступали в кассу. Но поступали уже в «урезанном виде». Например, в один из религиозных праздников было собрано 573 рубля. Но после того, как выручка была пересчитана на квартире у Титовца, сумма уменьшилась до 268 рублей. Титовец не брезговал и тем, что все церковное вино держал у себя дома, а как оно расходуется, знал «только один всевышний».