ретивого парня. Голос звучал уже спокойно. Еще бы, спорили-то битый час!
– А вот что…
Утро для ребят из рыбнадзора началось затемно.
Перетаскали в моторку собранный с вечера бутор[17] и, подустав, сели попить свежего, только что вскипяченного чайку.
Крупные куски хлеба на алюминиевой армейской тарелке соседствовали с сагудаем[18], гранеными стаканами в подстаканниках и закопченным, в прошлом наверняка белым, чайником.
Погода намечалась отменная. Идеально ровную поверхность Байкала нарушали только всплески хариусовой мелочи, кормящейся на воде мотылями. Откричался последний поселковый петух.
Стоя на пирсе, старший поджидал напарника и раздумывал о превратностях судьбы.
Чувства были противоречивыми.
Обстоятельность и неторопливость, пришедшие с возрастом, безуспешно боролись с молодым задором и охотничьим азартом, пронесенным через годы опасной профессии.
Дело в том, что, по старой традиции, ведущейся на Великом озере с царских времен, рыбнадзор набирался из браконьеров. Те и уловки хитрые знали, и контакт с местными жителями имели. Всем лучше, когда государев человек на должности свой.
«Сдавались» те, конечно, не сразу. Куда деть лихость, что еще в детстве «советчики» в голову заложили? У тех за плечами жизнь «вольная»: по лагерям да пересылкам (за то же браконьерство). Сидеть самим больше не хочется, вот и забивают мозги мальчишкам.
В приозерных поселках вольница да безденежье. Родители жалкие копейки, где могут, для семьи зарабатывают, а пацаны с пяти лет на лодках. Вот там, на пристанях, в беседах о рыбалке и закидывают свои «крючья» «старшие товарищи», матерые браконьеры.
«У нас-то сегодня все срывается, – бросают вскользь, переглядываясь. – Поможете, пацаны, втихаря за рыбой сгонять? Пары человек всего не хватает». Вариантов заинтересовать мальчишек полно, к тому же личности известные.
Мамка с батей (если есть) общаться с ними строго запрещали. Но кто когда кого слушал?
Вот так из года в год и из века в век: пацанов – в браконьеры, а браконьеров (что в тюрьму не попали) – в рыбнадзор.
Мысли неспешной вереницей тянулись в голове Николая. Череда сменяющихся образов прервалась скрипом досок пирса.
Подошел сегодняшний напарник Юрка. На первый взгляд мальчишка совсем, хотя в прошлом браконьер матерый.
Ознорский говорит, восемнадцать ему, а Николай не больше пятнадцати дал бы. Но не боится парень никого и ничего, только одного Ивана Ознорского слушает. Тот, пока его на свою сторону не перетащил, устраивал Юркиной команде несколько раз полный разгром. Кое-кто даже получил в суде различные сроки. Все воспитанники покойного Ромахи.
Последний, еще в советские времена, вернулся из лагерей со статусом уголовного авторитета и милицейским надзором на год. Оценив, что самому больше попадаться не резон, быстро организовал небольшую команду из отчаянных пацанов, среди которых и оказался Юрка.
С той поры много воды утекло. Ситуации бывали разные, но Ромахина империя процветала.
Вот после такой «школы» и умудрился Ознорский перетащить на свою сторону бесшабашного и умного парня. Но случилось это лишь после смерти Ромахи. Прочих же авторитетов для Юрки не существовало.
У пестрой рыбацкой братии парень был на особом счету, а как начал стажировку, многие призадумались. Никто не знает, в какую сторону поменяет человека власть.
Все это Николай вспомнил, глядя на шагающего по пирсу Юрку.
– Ну что, пошли?
– Сейчас.
Николай всматривался в налитое низкой облачностью свинцовое небо. Не уловив тревожных признаков, он шагнул в лодку и повернулся к Юрке лицом:
– Подавай!
Тот быстро, без суеты, сунул ему зачехленные ружья, мешки с продуктами и сумки с личными вещами в дорогу.
Зачавкал на малых оборотах добротный «японец».
– Погреем минутку. – Николай распихал добро по лодке. – Подумай, может, забыли чего?
– Да нет, вроде как сказали. Припасов на десять дней, оружие…
– Не нравится мне эта затея с походом через долину. Взять бы их на мысе и досмотреть. Все основания для этого есть! Там даже причаливать запрещено – заповедник!
– Значит, не просто так Ознорский спутниковый телефон свой дал и сопровождать их распорядился.
– А пойдет кто, если явятся?
– Я и пойду! – быстро ответил Юрка. – Ни разу на той стороне не был.
– Да там лучше вообще на берег не сходить. Сколько народу погибло! Даже буряты те места стороной обходят.
– «Бог не выдаст – свинья не съест», – улыбнулся парень. – Я про это место как раз месяц назад в отчете у геологов читал – случайно в кабинете Ознорского наткнулся. За 1984 год. Нет там никаких аномалий, никакой радиации. Прошли они по долине до предгорий почти десять километров. На входе где-то каменные стены старого города стоят, долина грязевыми потоками перепахана, и больше ничего.
– Говорят, люди умирают, когда оттуда выходят, лет через пять-шесть. Но это разговоры все. Сам такого не знаю.
– Ладно, туда еще дойти надо, – сказал Юрка, отвязывая лодку от пирса. – Рули давай.
Ровный рокот мотора сопровождал выход лодки на глиссер[19].
Испуганно тявкнула ничейная собачонка, недоуменно виляя огрызком отмороженного хвоста. Налетевший ветерок с озера шевелил прядки свалявшейся шерсти. Карие, вечно голодные собачьи глаза грустно провожали первую на сегодня возможность поесть, которая почему-то уплывала.
Глава тринадцатаяСпециальные предложения
Поселок Усть-Баргузин: появление колоритного персонажа
Застолья с гостями, на которое надеялся сторож пирса Трифоныч, не получилось. Поговорить тоже. Странные они оказались. Затаенные.
Когда мужчина с женщиной ушли к шаманке по «большому кругу», мальчишка перетаскал оставшиеся вещи и улегся в заежке[20] с книгой.
Попытки хозяина выяснить цель приезда потерпели неудачу.
Не помогло даже предложение попить чайку с саган-далёй.[21]
Следующая попытка – угостить молочком – наткнулась на заложенную изнутри дверь. Может, спал парень, а может, просто общаться не хотел.
Потоптавшись на дощатом помосте возле порога, Трифоныч предпринял попытку заглянуть в маленькое окошко слева от дверей, но оступился и чуть не разлил двухлитровую банку с молоком. Плюнув в сердцах на собственное хитроватое гостеприимство, он емко выругался и подался восвояси дожидаться возвращения парочки.
Времени прошло много. Сторож успел посмотреть «стандартный» усть-баргузинский сон без видений.
Глянул, что там по телевизору, но задремать еще раз не успел: хлопнула калитка, запуская вернувшихся гостей.
Хозяин молодо вскочил и уверенно попал ногами в калоши из старых резиновых сапог. Почесываясь, он прихватил банку с молоком и вывалился наружу.
Парочка уже прошла половину пути к своей «гостинице».
– Молочка? – с надеждой на начало отношений заговорил Трифоныч.
– Нет, спасибо! – сухо «треснул» электрическим разрядом ответ женщины.
– Чайку? – наступал хозяин.
– Надо что, попросим. Спасибо. А молочко я, пожалуй, возьму. Сколько? – грубым голосом спросил мужчина и направился к старику.
– Я… Мне… – растерялся Трифоныч.
Банку он брал как предлог, надеясь пообщаться. Деньги, конечно, неплохо, но…
– Ста рублей хватит?
– М-мы-ы… – только и промычал незадачливый продавец, принимая смятую бумаженцию. – Спасибо…
Женщина с порога недоуменно смотрела на вполне адекватного до этого деда, а потом переключилась на заежку. Постучала костяшками пальцев по стеклу.
– Заснул, что ли? Открывай!
Дверь дернулась, заклацала и скрипнула под сильным, но бесполезным напором изнутри.
«Заложку не надо было до конца закрывать!» – мстительно подумал Петр Трифонович, запихивая сторублевку в карман. Почесал правый бок и, не обращая внимания на слетающие калоши, прытко сократил дистанцию.
– Ты не рвись, не дергай! – начал хозяин «спасательную операцию», тесня от двери обомлевшую от такой лихости женщину. – На себя тяни и вверьх.
– «Вверьх»! – тихонько передразнил мужчина за его спиной, насмешливо разводя руками.
Женщина, осознавая комичность ситуации, тоже улыбалась.
– Вот! Теперь глядите. Нужно вот так: заложку до конца не доводить – и всё! – удовлетворенно гудел Трифоныч в распахнувшуюся дверь.
Старик победно глянул на гостей и гордо вздернул подбородок с реденькой седой бороденкой.
Закончив тираду, Трифоныч резво шагнул назад, отчего едва не слетела калоша. Он, пытаясь удержать ее, вынужденно подпрыгнул и попал ногой в живот «каркающему» мужчине.
Тот к схватке оказался готовым и быстро среагировал: присел, поймав ногу деда в локтевой сгиб. Встал, не разжимая захвата, и другой рукой легонько толкнул Трифоныча. Удивленно спросил, не отпуская:
– Ты чего? Каратист, что ли?
– Поскользнулся, – только и смог вымолвить дед, пытаясь удержать равновесие и сознавая – дружеской беседы теперь не состоится. Кто же всерьез воспримет безумного старика, прыгающего на подворье да еще нападающего на приезжих кормильцев?
Сильно обидно стало – провалиться на этом месте! Даже слеза его прошибла. Но вроде никто не заметил, и слава богу! Не хватало еще после таких подвигов разрыдаться…
– Аккуратнее надо, – отпустил его мужчина.
– Мы сейчас вещи разберем, отоспимся, а завтра пообщаемся, – миролюбиво добавила женщина.
– Мы… Я… – только и выдавил из себя стоящий посреди двора Трифоныч.
Стук захлопнувшейся двери привел хозяина в чувство. Повернувшись на сто восемьдесят градусов, он зашаркал в направлении дома.
Гости некоторое время молча разбирали вещи. Из тюков на свет появились: туристическая газовая плитка с баллонами, небольшая сковорода и чайник. Следом – яйца из местного магазинчика, растительное масло, вареная колбаса.