– Душа моя, нет ли у тебя желания слетать в Норвегию?
– С детства мечтала там побывать. Ты же знаешь, как меня прельщает романтика викингов в полосатых штанах и рогатых шлемах. Что же в северном захолустье заинтересовало тебя?
– Берти прислал телеграмму, что скоро будет в Ставангере, я считаю, что это отличный повод встретиться.
– Ах, так эта телеграмма от Берти? Замечательно! Он такой прелестный мальчик! Я была очень рада, что ты его излечил от пагубной наклонности.
– Какой такой наклонности?
Агата небрежно отмахнулась, продолжая наливать в свою чашку чай:
– Да все знали, что Берти голубой, я тебе уже говорила, что у англичан это не считается предосудительным. Сначала в обществе решили, что ты – его очередной любовник, а я даже расстроилась, ведь я сразу тебя приметила. Ты тогда почему-то был очень похож на гомика, но как-то быстро стал нормальным мужчиной, даже брутальным. А после того, как вы подружились, Берти вдруг приударил за Одри Брукс, а потом всерьёз увлёкся Присциллой Уилкс и довольно быстро повёл её под венец. Кстати, у них родилась двойня. Когда начался их роман, мои девочки спрашивали Присси, не опасается ли она, что Берти вернётся к прежним увлечениям, а она рассказала, что ты направил её наречённого на истинный путь. Вот откуда я знаю подноготную этой истории.
– Ясно. Думаю, что необходимо пообщаться. Берти не такой человек, чтобы требовать встречи по пустякам.
– Разумеется, я с тобой. На чём полетим? На моей крылатой тёзке быстрее, но есть ли в Ставангере посадочная полоса?
– Я тоже не знаю, поэтому полетим на обновлённом «Фрегате». С новыми моторами его крейсерская скорость двести километров в час.
– Прекрасно. А каково расстояние до этой норвежской дыры?
– Без малого тысяча четыреста. Это по прямой – в Скандинавии есть довольно высокие горы, над которыми лететь сложно, и мы их обойдём, что добавит ещё километров триста, потому что пойдём только над морем. Мы ещё раз попрактикуем полёт вне видимых ориентиров.
– Восемь-девять часов в одну сторону? Что же, будем считать, этот полёт очередной тренировкой. Скажи честно: ты рассчитываешь получить от Берти какие-то важные сведения?
– И это тоже, но главное в том, что хочу повидаться. Он действительно славный парень, впрочем, уже женатый мужчина.
Чтобы долететь в Ставангер засветло коротким весенним днём, взлетать пришлось в темноте, при свете прожекторов: слава богу, ими уже оснастили Комендантский аэродром. Набрали высоту, встали на курс, и тут Александр вздохнул:
– Эх, жаль, до автопилотов ещё ждать и ждать!
– Что за автопилоты? – заинтересовалась Агата.
Общение за штурвалом во время длинного перелёта неплохо помогает справиться с приступами сонной одури из-за монотонной работы.
– Это такой прибор, который будет самостоятельно держать самолёт на курсе во время таких вот длинных перелётов.
– Разве в этом направлении ведутся какие-то работы?
– Да, ведутся. Я сразу после своего переезда в Россию заказал математическую модель прибора в Университете, и они прекрасно справились с задачей. Сейчас над автопилотом колдуют механики, физики и радиотехники.
– Да, это большое подспорье. А что ещё сможет автопилот?
– Ты же понимаешь, что любая техника начинается с примитивного уровня, а потом развивается до совершенства, и тогда ей придумывают замену, такую же неказистую, какой была предшественница на заре своего развития, но на новом, более высоком уровне.
– То есть, первый автопилот сможет выполнять одну лишь функцию, а тот, который появится в отдалённом будущем, станет производить взлёт и посадку?
– Совершенно верно. Следующее поколение сможет самостоятельно проводить прицельное бомбометание, а новое будет способно вести полноценный воздушный бой.
– Страшноватая перспектива. Найдётся ли в новом мире место для человека?
– Смотря кого считать человеком.
– Знаю твою сомнительную теорию: «Человек должен постоянно развиваться». Вот я подпала под твоё нехорошее влияние, и что?
– Что?
– Я стала читать не только художественную литературу, а какие-то глупые книжки по астрономии, механике, физике… Я, прости за неприличное слово, стала вольнослушательницей университета. Куда это годится?
– И куда же?
– Да никуда! Я читаю письма своих лучших подруг со скукой и отвращением: опять однообразное кудахтанье глупых куриц. Вот во что я превратилась!
– Во что?
– В синий чулок, вот!
– Вздор. Синие чулки, насколько я понимаю, некрасивые и одинокие. А ты красавица. И если ты меня выгонишь, тут же выстроится очередь из претендентов на твою руку и сердце.
– А ты уже возмечтал о свободе?
– Не-а. Я специально выдумываю разные глупости, чтобы ты не отвлекалась на всяких горячих парней.
– Кстати, о твоих глупостях. В курсе, что партитуру твоего Болеро отправили в Токио, его будет репетировать тамошний симфонический оркестр?
– А как отправили? Морем?
– Нет! С авиационной эстафетой, которая перевозит важные документы во Владивосток. Мне сказали, что по указанию самого Ивана Константиновича. Как ты думаешь, получится избежать войны с Японией?
– Невероятно сложный вопрос. Видишь ли, ситуация складывается так, что и нам и Японии придётся воевать в любом случае. Нам – либо против Германии и Австро-Венгрии, либо против Англии, а она может по нам ударить не на узеньком европейском фронте, а в тысяче других мест.
– Я помню наш разговор в обществе будущего императора. Лучше скажи о Японии.
– Японии тоже придётся биться, и выбор примерно такой же: на какой стороне воевать – против нас или Англии. Британия придёт со своим флотом, привлечёт французов, голландцев, а если они начнут проигрывать, в игру вступят американцы. И не забудем китайцев, которых можно вооружить старьём и бросить в бой на Ляодунский полуостров и в Корее.
– Серьёзно. А чем мы можем помочь Японии?
– Авиацией. Строить для них самолёты, помочь с возведением и запуском авиазаводов, ведь станкостроительные производства у нас стали выпускать продукцию.
– Кстати, это должно стать очень серьёзным аргументом в нашу пользу в глазах японцев, ведь британцы их не допускают к высоким технологиям. Но ты всё равно опасаешься, что Япония станет в ряды Антанты?
– Да. Японские моряки учились в Британии и САСШ, а те ребята умеют промывать мозги так, что глядя со стороны, становится завидно. Ведь что поразительно: японцев, русских и кого угодно англосаксы прямо в глаза называют дикарями и обезьянами, но это не мешает тем становиться преданными слугами.
– Это правда, и я сама много раз видела то, о чём ты говоришь. Только очень сильные люди способны сохранять ясность ума в этой машине по переформатированию мозгов.
Далеко за спиной засветилось небо, первые его лучи снизу подсветили облака, над которыми летел Фрегат. Розовые облака, сквозь которые пробивались красные и золотые лучи, пылали тёплым живым светом
– Алекс! Мы же попали в настоящий рай! – воскликнула Агата – Спасибо тебе! Господи, зачем я жила до встречи с тобой? Я же только с тобой начала жить!
– Будь справедливой, моя девочка. Ты родила дочерей, а потом дождалась меня, и я признателен тебе за это.
– Да, Алекс, ты как всегда прав. Признаюсь сама себе: боюсь, что в двадцать лет я тебя бы не заметила и уж точно не оценила.
Яхту Берти они увидели сразу, да и сложно было её не разглядеть – больше ни над одной посудиной не болтался ярко-оранжевый аэростат на тросе.
– Если хочешь совершить посадку рядом с яхтой, опасайся аэростата. – предупредила Агата – Кстати, аэростат можно сделать неплохим средством защиты объектов от бомбардировок. По крайней мере, можно заставить врага наносить удары с большей высоты.
Глава 2. Новый вираж
«Элегантный, как рояль» – оценил Александр картину «Бертрам Сирил Кавендиш направляется пожать руку другу, не виденному несколько лет».
Небольшой моторный катерок «Дюгонь», яростно сверкающий синей и красной краской корпуса, полированным металлом деталей, лаком дерева и бронзой названия, неторопливо переваливался с волны на волну. Упомянутый Бертрам Сирил Кавендиш стоял на носу катера, а легкий, но зябкий северный ветерок слегка теребил его безупречную причёску и полы пальто, отсылающего мысль всякого наблюдающего к мундирам Флинта, Дрейка и Нельсона. Прошедшие годы отразились на внешности Берти, причём явно в лучшую сторону. Худоба и нескладность сменились настоящей мужской мощью, разрослись и приобрели красивую форму усы. За спиной Берти, у надстройки, в лёгком плетёном кресле, кутаясь в шерстяное пальто с меховой отделкой, сидела юная женщина. Некрасивая, но с удивительно умными глазами. Когда она, с высоты борта, посмотрела в глаза Александру, стоящему в проёме люка гидроплана, его сердце пропустило удар. У каждого мужчины есть слабости: кто-то неравнодушен к блондинкам, кому-то дай да подай цыганок из ресторанного табора или балеринок из Мариинского театра, а вот он обожал умниц.
Матросы с катера привычно подали трап, Александр закрепил его со своей стороны и принял Присциллу на борт, а Берти подстраховывал её со своей стороны
Встреча после долгой разлуки всегда трогательна, хотя, как обычно, слов для выражения радости и счастья не хватает. Вот и приходится довольствоваться скупыми объятиями, похлопываниями по плечам и по спине, да обрывками фраз вроде: «Ты как?», «Всё нормально»…
– Добро пожаловать, дорогие друзья на борт нашего гидроплана – наконец, связно заговорил Александр – Хотите, я покажу вам наш самолёт? Помнишь, Берти, как мы с тобой учились летать на Блерио и даже не подозревали, насколько они убогие и опасные поделки. Вот работа настоящего коллектива конструкторов во главе с гениальным Гаккелем.
– У нас в Айсберге три Фрегата, один Альбатрос и десяток Агат. Я, чтобы получить лётную практику, научился управлять ими, и при случае сажусь за штурвал. – ответил Берти.
– Алекс, я слышала, что Гаккель работал по твоим эскизам. – Присцилла не пожелала быстрого завершения затронутой темы..