чманы или вообще гардемарины, прекрасно знали, что никакой охраны у них теперь нет, и в любой момент можно ждать атаки хоть с севера, хоть с юга, и даже с востока, но в море шли охотно.
Обмен информацией с метрополией предполагалось поддерживать мобилизованными быстроходными судами, как и до этого отправляемыми дважды в ночь (сразу после заката и перед рассветом), или с помощью авизо «Тацута», оставшегося в Мозампо. Но, учитывая невозможность какой-либо помощи из-за недостатка сил, эта связь имела чисто информационный смысл. Рассчитывать на получение подкреплений не приходилось.
Получение сведений от агентуры на Цусимских островах уже с середины июля удалось отладить как хороший хронометр. Все суточные передвижения русских кораблей по рейду Озаки, в порту Такесики и между ними становились известны в Мозампо уже на следующий день. Свежая информация обычно приходила к утру, если ночью погода позволяла пересекать пролив под парусами небольшим шлюпкам и фуне.
Благодаря этому стало известно, что при разведочных операциях, выходах в море подводных лодок, контрольных тралениях или при встрече караванов судов или отдельных транспортов часто используется стоянка Окочи, гораздо хуже защищенная и потому более доступная для нападения.
Сразу после боя Огура надеялся, что русские броненосцы и крейсера задержатся там, для исправления повреждений или ожидания трального каравана. Уже в сумерках он начал выдвижение всех имевшихся миноносцев и наиболее мореходных судов из первого и второго отрядов «Кокутай» к северной оконечности Цусимы мелкими группами и несколькими разными маршрутами, чтобы в случае обнаружения избежать их полного уничтожения противником до окончания сосредоточения.
Могло оказаться, что в такую погоду вставшие на отдых корабли не будут ожидать нападения и, вполне возможно, ослабят дозорные линии. Сама стоянка Окочи имеет довольно широкий вход со стороны Корейского пролива, который невозможно контролировать с берега, поэтому скрытное проникновение в бухту представлялось вполне реальным.
Как и предполагалось, противник не ждал атаки. На берегу горело много огней, обеспечивавших круглосуточные работы по разгрузке барж. По самой бухте катерами буксировались лихтеры, перевозившие какие-то тяжелые грузы, переправлявшиеся сначала на побережье, а потом и в глубину острова. Столь оживленное движение на воде и суше позволило хорошо осмотреться. Однако два парохода передового дозора, посетившие бухту вскоре после полуночи, не нашли там ни одного боевого корабля или хотя бы транспорта. Не считая портовой мелочевки, только бывшие грунтовозы тральной партии и катера.
Когда разведчики вернулись к остальным судам, поджидавшим в проливе в пяти милях севернее, и сообщили о результатах своей вылазки, командиры отрядов старшие лейтенанты Кисика и Хитоми приняли решение вернуться в Фузан. Хотя имелась хорошая возможность напасть на тральную партию и буксирные пароходы, все еще державшиеся тросами за опустошаемые баржи с большими шансами на успех при минимальных потерях, это могло раньше времени встревожить противника и спугнуть более крупную цель. Решили подождать более подходящего случая.
После скрытного возвращения и немедленного доклада в штабе морского района Мозампо о результатах рейда, точнее об их отсутствии, контр-адмирал Огура одобрил это решение, сразу вернув назад терзаемые волнами в проливе миноносцы. Он был уверен, что продолжаемые по его приказу активные действия по блокированию северных подходов к Цусиме спровоцируют противника на атаку не прикрытых ничем дозорных линий уже в ближайшее время. Именно этим и предполагалось воспользоваться. Погода оставалась дождливой, но шторм явно стихал. Вполне возможно, что ждать оставалось не долго.
Новые распоряжения из Токио, полученные в Мозампо вскоре после рассвета, казалось, полностью рушили спланированную и довольно перспективную акцию. От начальника морского района требовали немедленной отправки в Броутонов залив всех миноносцев, вспомогательных крейсеров и крупных транспортов. Огура был вынужден немедленно заняться их исполнением, отказавшись от уже назначенного смотра всех «Кокутаев», призванного поднять боевой дух гарнизона.
Вместо этого их командирам было объявлено, что именно они на ближайшее время становятся единственной ударной силой Императорского флота в районе Цусимских островов. Воодушевившись такой постановкой вопроса, те, в свою очередь, решили любой ценой, не считаясь ни с чем, обеспечить максимальное повышение численности и боеспособности своих формирований, при сроках готовности к выступлению уже к ночи.
На берегу тем временем развернулись эвакуационные мероприятия, глядя на которые, смертники-добровольцы решили абсолютно ни в чем себя не ограничивать. В течение дня мобилизационным командам «Кокутаев» удалось значительно пополнить корабельный состав своих формирований. Планировалось поставить под ружье все, что не могло быть вывезено в метрополию и было способно самостоятельно передвигаться и нести хотя бы шестовую мину или хоть какой-то заряд взрывчатки. Однако времени на это не хватило.
Хотя всевозможных мелких, но довольно мореходных плавсредств имелось в достатке, так же как и людей для комплектования их экипажей, с вооружением оказалось совсем плохо. Не только современных скорострелок и пулеметов, но даже никому не нужного, давно списанного из арсеналов антиквариата в Мозампо и Фузане не хватало.
По этой причине в ход пошло абсолютно все, от пропитки уложенных в трюмы рыбных и прочих жмыхов отходами нефтепераработки до использования запасов трофейных или сданных с судов на берег порохов, в том числе бурого и дымного, ссыпаемого в бочонки для засолки рыбы с запалами из огнепроводного шнура. Это все предполагалось также обрушить на голову врага. Для этого уже даже имелись специальные приспособления.
Еще более месяца назад «творческая мысль» самоубийц-добровольцев дошла до устанавливаемых на палубе примитивных деревянных катапульт, с которых можно было забрасывать противника такими бочонками с полусотни или чуть более метров. Несмотря на «бредовость» идеи, оказалось, что к концу сентября этих устройств изготовлено уже более тридцати.
Дальнейшим развитием «проекта» стали носители емкостей с керосином или любыми другими горючими жидкостями, забрасываемые этим же способом, правда, на дальность всего в полтора-два десятка метров, поскольку керосиновые заряды стандартного размера оказались тяжелее. Тактикой предусматривалось скрытное проникновение на охраняемую стоянку с последующим сближением с атакованным судном или другой целью. Далее планировалось забрасывать его палубу бочками, которые, разбиваясь, просто зальют ее вытекающим горючим (после двух неприятных инцидентов с запалами, сопровождавшимися потерями, от них отказались).
После этого предполагалось ошвартоваться и пустить ракету или поджечь сам корабль-носитель таких катапульт с имеющимся и на нем изрядным запасом чего-нибудь способного жарко гореть. Считалось, что так гарантированно удастся спровоцировать пожар и на избранной цели, который обеспечит хорошую подсветку района атаки для остальных ее участников.
Поскольку керосин был довольно дорог и к тому же нужен и для других хозяйственных целей, широкого развития этот проект сразу не получил. Но теперь все изменилось. Уже к полудню были конфискованы все запасы керосина в окрестностях Мозампо и Фузана, а также принудительно «мобилизованы» еще более пятисот местных рыбаков, охрану семей которых на время их предстоящего плавания брала на себя японская армия. Склады флотских мастерских и ближайшего паровозного депо молниеносно избавились от залежей старой промасленной ветоши, чему были только рады, а заодно и от большей части запасов машинного масла, что обнаружилось не сразу и имело свои последствия.
Железнодорожное начальство, дрогнувшее еще при виде эвакуации флотских плавучих тылов, лишившись значительной части своих расходных материалов, решило, что участь Фузана уже решена, и ударилось в панику. По его распоряжению начали спешно перегонять севернее паровозы и подвижной состав, из благих побуждений лишить противника транспорта, обрушив все графики собственных перевозок.
А «Кокутай» вошли во вкус. В армейских арсеналах добыли бухты огнепроводного шнура, несколько сотен старых однозарядных винтовок Мурата[10], прельстивших «экспроприаторов» своим серьезным калибром, и все патроны к ним. Большая часть малокалиберной артиллерии и остатки трофейных китайских и корейских митральез, стрелявших еще патронами с дымным порохом, также перекочевала с внутренних противодесантных батарей острова Корджедо на спешно усиливаемые «ударные силы возмездия».
Сразу после получения известий об итогах погони контр-адмирала Като в Токио, несмотря на глубокую ночь, собрался совет Генро. А затем состоялось совещание штабов. В Главной квартире тоже прекрасно понимали, что удержать свои передовые базы в Корее теперь очень сложно, если вообще возможно, так что уже утром следующего дня через станции беспроволочного телеграфа на южных Готских островах передали кодовую телеграмму о начале эвакуации из бухты Чинхе крупных угольных транспортов и другого наиболее ценного имущества. Там предполагалось оставить только легкие диверсионные и дозорно-разведывательные силы на стоянках, укрытых в шхерах, с соответствующим, довольно скромным, береговым обеспечением.
В первую очередь, вместе с угольщиками Огура должен был отправить в Нагасаки все прочие суда обеспечения и специальные транспорты флота, для их последующего перевода на Тихоокеанское побережье. Поскольку русские крейсера уже утром следующего дня вышли в море и атаковали японские патрули у Цусимы, о дневном переходе столь ценного каравана не могло быть и речи. Предполагалось покинуть Мозампо после заката.
Весь день шла погрузка ценного оборудования и снабжения, что позволило к ночи сформировать конвой, отправленный вдоль самых шхер под эскортом последнего броненосного крейсера империи «Токива». Он нуждался в серьезном ремонте по корпусу и не мог быть использован в ближайшее время, поэтому отводился в Йокосуку, попутно обеспечивая хоть какую-то охрану на первом, самом опасном, отрезке перехода.