Точной гарантии, что в Гензане хотя бы попытаются разбирать депешу, шифрованную немецким кодом, никто дать не мог. Поэтому в самом ее начале поставили личные позывные наместника для привлечения внимания. Ждали в напряжении. Ретрансляция самого приказа и доклада о его получении в Корейском заливе вместе со всеми промежуточными шифрованиями и перешифрования-ми заняла около часа. Но дальше «Ганзы» сообщение так и не ушло. К пяти часам пополудни Притвиц сообщил, что, несмотря на постоянные повторы послания каждые полчаса, до адресата, судя по всему, оно не дошло.
Уже после войны стало известно, что в Гензане так и не услышали вызовов с германского крейсера. Скорее всего, горы не давали проходить радиоволнам. Их более крутые восточные скаты давали мертвую зону, в которой и оказался Гензан с его окрестностями, в то время как сигналы гензанской станции оставались доступными для приема в акватории Корейского залива.
К всеобщему разочарованию, единственным итогом переговоров стала лишь тренировка минных квартирмейстеров в перешифровке депеш. А с Гензаном удалось связаться напрямую только к вечеру 30 сентября. Еще до наступления полной темноты 1 октября на «Грозном» прибыл Иессен. Вместо него старшим на отряде малых броненосцев временно оставался командир «Адмирала Ушакова» капитан первого ранга Миклуха. В Озаки это решение одобрили и оформили соответствующим приказом как постоянное. Этот приказ и несколько срочных телеграмм во Владивосток и Петербург отправили с тем же эсминцем обратным рейсом.
К прибытию Иессена все помехи в эфире прекратились. Это казалось странным. На переходе в темное время суток с «Грозного» не менее пяти раз видели довольно крупные суда, следовавшие в восточном либо в западном направлении, недалеко от скалы Лианкур. Их приняли за дальний блокадный дозор, удивившись его плотности, и не атаковали, опасаясь ввязываться в бой с превосходящими силами противника, имея совершенно другую обязательную для исполнения задачу.
Поскольку сейчас обмен оперативной информацией между главной базой, Гензаном и Озаки стал возможен, с этого момента все флагманы и большая часть командиров буквально квартировали на «Орле», так как расширенные совещания штаба прерывались только на обеды и сон. Терять время на ежедневные переезды с корабля на корабль никто не решался.
В числе прочих решался вопрос и о переводе «Авроры», нарвавшейся на торпеду в Сасебском заливе, во Владивосток. Дело в том, что основательная ревизия повреждений выявила, что они оказались меньше ожидаемого, даже в сравнении с пострадавшим от точно такой же торпеды «Жемчугом».
Как показал осмотр водолазами, у крейсера второго ранга попадание пришлось в нижнюю кромку пера руля, что инициировало взрыв боевой части почти в четырех метрах от обшивки, причем под кормой с ее острыми обводами. Только благодаря этому разрушения обшивки оказались не столь масштабными и фатальными. Набор корпуса пострадал мало. При последующих осмотрах, уже в Озаки, обнаружилась только значительная прогибь нескольких первых шпангоутов и сквозные трещины на рулевой раме и ахтерштевне в районе дейдвуда среднего винта. А все затопления вызваны разрывами стальных листов обшивки и разошедшимися заклепочными швами, хотя и на довольно большой площади.
На «Авроре» же удар пришелся прямо в борт на четырехметровой глубине со стандартным срабатыванием взрывателя самоходной мины. Но при этом образовалась сравнительно небольшая пробоина, а площадь деформации обшивки оказалась минимальной. Внутренние переборки совершенно не пострадали. Судя по всему, деревянная обшивка подводной части сильно смягчила воздействие взрывной волны. Остатки брусьев по краям пробоины казались буквально размазанными по металлу, с растянутыми на всю длину волокнами.
Инженерным корпусом отмечалось, что примерно такая же картина наблюдалась и при осмотре повреждений однотипной «Паллады», полученных ей в самую первую ночь войны. Тогда разрушения корпусных конструкций также оказались меньшими, чем на пострадавших подобным образом двух броненосцах.
Сроки докового ремонта «Авроры» в заводских условиях главной базы флота, по оценкам специалистов, не превышали пяти недель, так что у «богини утренней зари» еще был шанс повоевать под занавес кампании. Но для успешного перехода требовалось провести довольно трудоемкие разгрузочные мероприятия, вплоть до снятия большей части артиллерии и запасов, и дополнительно укрепить как заделку самой пробоины, так и переборки примыкавших к затопленным отсекам помещений. А ни людей, ни средств для этого не хватало. Могли не успеть.
Когда вечером того же 1 октября вернулся «Безупречный», стало известно, что наша армия в Маньчжурии перешла в наступление. Точных сведений пока добыть не успели, но по слухам и другим признакам выходило, что там наметился явный успех. Это радовало, однако работы у штаба только добавилось.
Изначальный план действий, утвержденный Дальневосточным Военным советом во Владивостоке, пришлось дополнять и изменять с проработкой вариантов возможной реакции, японцев, а теперь еще и англичан. С этой скрытой, но реальной угрозой тоже приходилось считаться. В том, что джентельмены, не сумев выиграть даже по своим правилам, будут эти правила активно менять под новые нужды, сомнений не было.
Среди доставленных из Шанхая телеграмм имелось донесение вице-адмирала Дубасова о начале планового послепоходового ремонта всех кораблей. Предполагалось закончить все к концу первой недели октября. На шестое число предварительно назначалась дата готовности к переходу к месту общего сбора. Запрашивались время и точки рандеву с флотом, либо другие инструкции по прорыву во Владивосток.
Он сообщал также, что на эскадре имеется в достаточном количестве всех видов снабжения, но вследствие интенсивных тренировок комендоров появился некомплект по боеприпасам, особенно для скорострельных шестидюймовых пушек, достигающий 23 процентов от нормы. Это было вполне решаемо. Главным являлось то, что наш флот теперь гарантированно получал столь необходимые ему подкрепления раньше японцев.
Но, как обычно, с почтой из столицы прибыли и проблемы. Из Министерства иностранных дел уведомили, что барон Розен секретным циркуляром отозван с должности посла в САСШ для участия в переговорах о мире. Включение его в состав делегации считалось обязательно, поскольку он длительное время до войны успешно работал в Японии, имеет опыт ведения переговоров с ними, полученный при заключении договора по Корее Кисо – Розена в 1898 году и пользуется там определенным уважением.
Сам факт награждения его японским орденом Восходящего солнца первой степени в 1899 году являлся лишь косвенным тому доказательством. Да и доказательством ли вообще?! Кому только такие ордена не вручали. Но эти сведения подтверждались по линии французского МИДа. Стало известно, что в ходе ведущихся переговоров между японскими, американскими и английскими представителями о посредничестве в заключении перемирия упоминалась именно эта фамилия в качестве наиболее желательного кандидата со стороны России. До приезда Розена во Владивосток высочайшим указом запрещалось начинать активные действия.
Это распоряжение неизбежно вело к потере времени и набранного темпа, что грозило обернуться утратой инициативы, но игнорировать его тоже было нельзя. Так что помимо боевых операций пришлось планировать еще и срочную доставку бывшего посла из Америки. Так как ждать во Владивостоке всем флотом приезда столь значимой персоны из-за океана можно было до самого замерзания бухты Золотой Рог, приняли решение встретить его непосредственно в точке сбора, минуя все промежуточные пункты. Так должно было получиться гораздо быстрее.
Для барона Розена составили секретные инструкции, следуя которым, он инкогнито должен был как можно быстрее добраться до Сан-Франциско, где сесть на пассажирский пароход и отправиться на Гавайи. Оттуда его уже будет можно забрать любым зафрахтованным быстроходным судном или даже яхтой, отправленной туда заранее. Связей Гинсбурга, привлекаемого к этому делу, для максимально скрытной и поспешной организации такого рейса вполне должно было хватить.
Наконец, к полудню 3 октября был окончательно составлен и согласован общий план отвлекающе конвойной операции. Тем же вечером в Циндао отправили эсминцы «Быстрый» и «Блестящий» с пачками штабных телеграмм и последних инструкций для Дубасова. Там, по согласованию с Труппелем и начальником штаба Восточно-Азиатской эскадры Сушоном, их должны были осмотреть немецкие специалисты на предмет возможности максимально быстрого восстановления главных механизмов. Ведомость желательных работ уже отправили по радио.
Любыми способами уложившись с осмотром и необходимыми замерами в отведенные нормами нейтралитета время, после этого им предстояло метнуться в Шанхай для передачи прочей штабной почты, а также инструкций для консулов и наших представителей. Отбункеровавшись там, снова вернуться в Циндао, где к этому времени силами морского арсенала подготовят все для экспресс-ремонта. Немцы уже ответили, что готовы и ждут, обещав в этом случае управиться даже быстрее, чем с «Безупречным». Все необходимые материалы имеются в наличии, а для сложных работ изготавливается специальная оснастка. Затем эсминцам предписывалось доставить пакеты с распоряжениями штаба наместника к ожидающим их конвоям, после чего оставаться при них кораблями связи.
Таким контрабандным способом надеялись существенно повысить боеспособность скудных минных сил. Качество ремонта, выполненного в большой спешке на «Безупречном», инженерный корпус эскадры более чем устраивало. Достичь подобного на Цусиме сейчас нечего было и мечтать. Плавмастерская «Камчатка» едва справлялась с обслуживанием крейсеров и восстановлением броненосцев, которые, уже традиционно, большую часть работ вели своими силами. А портовые мастерские Такесики, постоянно латавшие в течение трех месяцев всю мелочевку, базировавшуюся на передовой базе или забегавшую на постой, больше не располагали запасом котельных трубок и прочих машинных материалов. Все, что было из трофейного и привозного, за прошедшее время уже благополучно израсходовали.