На третье утро, занимаясь кладкой кирпичей, Ван Чанчи и Второй дядюшка вдруг увидели, как из-за стоявшего в ущелье клена показались фигуры двух полицейских. Оценив их внешний вид и походку, Ван Чанчи показалось, что где-то он с ними уже встречался. Они подходили все ближе и ближе. Дойдя до колодца на околице деревни, они наклонились, чтобы попить, после чего прошли мимо домов Чжана Пятого и Ван Дуна с его женой. На какое-то время их силуэты скрылись за домами, после чего они вынырнули из-за угла дома, в котором жила Чжан Сяньхуа. Теперь Ван Чанчи уже точно опознал полицейского Лу и полицейского Вэя. Решив, что они раскрыли его дело, Ван Чанчи стремительно спустился со строительных лесов и направился прямиком к ним. Сделав строгие лица, они долго испытывали Ван Чанчи своим взглядом, точно искали на нем вшей. Наконец Ван Чанчи, извинившись, нагнулся и принялся отряхивать свои штаны. Строительная пыль взвилась вверх и накрыла его с головой, точно облако смога. Прикрыв носы, полицейские отстранились от него, и только дождавшись, когда ветер, наконец, развеет эту пыль, приблизились снова.
— Надо где-нибудь поговорить, — сказал полицейский Лу.
— Пойдемте ко мне домой, — предложил Ван Чанчи.
Полицейский Вэй кивнул, соглашаясь. Ван Чанчи привел их домой. Ван Хуай, Лю Шуанцзюй и Сяовэнь тоже подумали, что полицейские принесли им хорошую весть и поспешили на кухню готовить угощение.
Полицейские попросили найти для разговора какое-нибудь спокойное место. Ван Чанчи пригласил их в спальню. Проверив двери и окна, они обнаружили, что здесь нет никакой звукоизоляции, к тому же в дом набивалось все больше деревенских, все взоры были обращены к спальне, причем некоторые уже приложили свои уши к стенной перегородке. Полицейский Лу попросил подыскать другое место. Тогда Ван Чанчи повел их за дом на чайную плантацию. Они уселись под большой чайный куст, но любопытный народец стал толпиться за домом. Полицейский Вэй прогнал любопытных, и начался разговор. Они стали спрашивать Ван Чанчи, чем он занимался в последнее время, куда ходил, с кем общался. Ван Чанчи отвечал на каждый из этих вопросов. Но, похоже, полицейских это не удовлетворило и тогда они по новой стали уточнять, ездил ли он в уездный город, или нет. «Если я сказал нет, то значит нет, я ничего не сочиняю», — ответил Ван Чанчи.
По правде говоря, уже на половине допроса Ван Чанчи догадался, что приехали они вовсе не затем, чтобы их обрадовать. Отвечая на вопросы, он старался понять, куда они клонят, а потому выглядел озабоченным. Он хотел предупредить Лю Шуанцзюй и Сяовэнь, чтобы те прекратили готовить угощение, но не успел — из дома уже доносился аромат риса и мяса. Запах мяса подействовал на полицейских расслабляюще. Один из них повел носом и сказал: «До чего же, твою мать, вкусно пахнет в деревне!» Его напарник Вэй закрыл свой блокнот и объявил, что на сегодня допрос окончен.
— А что вы, в конце концов, хотите выяснить?
— Придет время — узнаешь, — ответил полицейский Лу. — А пока настоятельно просим сохранить сегодняшний разговор в тайне. В противном случае за последствия будешь отвечать сам.
— Вы задержали тех, кто на меня напал? — спросил Ван Чанчи.
Полицейские, словно сговорившись, отрицательно помотали головами.
Ван Чанчи пригласил полицейских отобедать. Он думал, что после этого они уйдут, но те по отдельности устроили допрос Сяовэнь, Ван Хуаю, Лю Шуанцзюй и Второму дядюшке. Они допросили всех членов семьи Ван, но этого им показалось мало, и тогда они пошли допрашивать Чжана Пятого, Чжан Сяньхуа, Ван Дуна и Лю Байтяо. Их интересовало только одно — находился ли все это время Ван Чанчи в деревне. Все деревенские, как один, отвечали, что после своего возвращения Ван Чанчи деревни не покидал. Второй дядюшка, боясь, что ему не поверят, показал на отстроенный наполовину новый дом. Тут полицейские заметили на стенах сделанные мелом метки, около каждой была обозначена дата. То был объем работы, который Ван Чанчи и Второй дядюшка обозначали для себя на день. Пересчитывая эти метки, полицейские обнаружили, что один из дней остался неотмеченным. Тогда они пошли допрашивать Ван Чанчи заново. Ван Чанчи объяснил, что в тот день он вместе с Сяовэнь ходил на сельскую ярмарку. Полицейский Лу рассерженно спросил:
— А почему ты про это ничего не рассказал? Ты намеренно хотел утаить этот факт?
Ван Чанчи, тоже рассердившись, ответил:
— Неужели мне нужно отчитываться перед вами за каждый пук?
— Никто из тех, кого мы допрашивали, не сказал нам, что ты был на ярмарке, — заметил полицейский Вэй.
— Про это все умолчали лишь потому, что никто не знает, какую связь может иметь ярмарка с делом, которым вы интересуетесь, — ответил Ван Чанчи.
— Вполне определенную, — заявил полицейский Лу.
— И какую же? — спросил Ван Чанчи.
— На следующий день, после того, как ты побывал на ярмарке, кто-то совершил покушение на жизнь Хуан Куя, — ответил полицейский Вэй.
Ван Чанчи словно огрели палкой по голове, он даже почувствовал боль, но это длилось лишь несколько секунд. Он вдруг захохотал и сказал:
— Наконец-то он сдох! Вы его к своим рукам не прибрали, зато прибрал Всевышний.
— Ты имеешь к этому отношение? — спросил полицейский Вэй.
— Мне бы очень этого хотелось, — ответил Ван Чанчи, — но у меня, черт побери, нет таких талантов, у меня, черт побери, нет такой смелости. Я, черт побери, слишком труслив, слишком слаб, и, черт побери, слишком ничтожен!
Наблюдая за его реакцией и словами, полицейский Лу, похоже, ничего подозрительного не заметил. Полицейский Вэй полистал свой блокнот и заявил:
— Хэ Сяовэнь рассказала, что у тебя были мысли его убить.
— И не только мысли, — подтвердил Ван Чанчи. — Если бы меня не остановили и если бы я не переживал за родителей, я бы и правда с ним расправился.
— А ты придумал, как именно ты бы с ним расправился? — спросил полицейский Лу.
— Придумал. Я бы повредил ему тормоза, чтоб он убился насмерть.
— А ведь с Хуан Куем именно это и произошло, откуда взяться такому совпадению? — спросил полицейский Вэй.
— Это за добро отплачивают каждый по-своему, а мстят все одинаково, — ответил Ван Чанчи.
По горизонту плыли белые облака, солнце уже клонилось к западу, и тени от чайных кустов становились все длиннее. Глядя вдаль на горную цепь, полицейский Лу сказал:
— Он подослал к тебе подручных, которые нанесли тебе два ножевых ранения, разбил инвалидную коляску твоего отца, унизил и обидел тебя. Любой бы человек за это отомстил.
— Это лишь объясняет, что я не человек, — огрызнулся Ван Чанчи. — Я даже не животное, у животных хотя бы есть злоба, не испытывают злобы только деревья, да и то неживые. Так что, твою мать, можете считать меня мертвым чурбаном.
— Твоя бурная реакция говорит о том, что ты не чурбан, а одержимый маньяк, — сказал полицейский Вэй. — Такого можно запросто посылать на захват островов Дяоюйдао[9].
— Жаль, что вы остудили мою горячую кровь, — ответил Ван Чанчи.
— Интересно, каким образом? — спросил полицейский Лу.
— Вы никогда не признавали, что Хуан Куй преступник и всегда заявляли, что у вас недостаточно улик для его ареста. Зато сейчас, чтобы доказать мою причастность к его убийству, вы наконец признали, что за теми, кто учинил расправу надо мной, стоял именно он. Раз вы знали, что он преступник, почему сразу не схватили его?
— Мы могли лишь догадываться об этом, — ответил полицейский Вэй.
— Силы небесные и те не согласились с вашими умозаключениями.
В это самое время налетел сильный вихрь, от которого скрипуче застонали ветки чайных кустов. Казалось, этот ветер несет с собой холод, уныние и леденящий ужас. Все трое затряслись от озноба.
На самом деле полицейский Лу и полицейский Вэй тоже находились под давлением. Они знали, что Хуан Куй конфликтовал с Линь Цзябаем и с теми, кому когда-то отрубал пальцы. Но у каждого из них имелся тыл, поэтому их было сложно не только задержать, но даже допросить. Таким образом, чтобы раскрыть преступление, у полицейских осталась одна-единственная возможность — обвинить во всем Ван Чанчи. Пошептавшись между собой и поразмыслив над превратностями человеческой жизни, они приняли решение взять под арест Ван Чанчи.
Ван Чанчи никуда идти не собирался, обеими руками он крепко уцепился в стоявший в главной комнате столб. Полицейские принялись его отцеплять, казалось, что столб не выдержит и вот-вот повлечет за собой черепичную кровлю. Разозлившиеся полицейские стали по одному отцеплять пальцы Ван Чанчи, но едва они отсоединяли один палец, как Ван Чанчи цеплялся другим. Когда их терпение лопнуло, один из них схватил табурет и запустил прямо в столб. Ван Чанчи от боли тотчас разжал пальцы. Полицейские надели на него наручники, после чего взяли его с двух сторон под руки и силой потащили за дверь. Лю Шуанцзюй рванулась к ним и ухватила Ван Чанчи за левую ногу, Сяовэнь последовала ее примеру и ухватила его за правую ногу. Раздираемый с двух сторон Ван Чанчи напоминал канат, который с одного конца тянули двое мужчин, а с другой — двое женщин. Ван Хуай же что есть мочи кричал: «Второй дядюшка, скорее сюда, на нашего Чанчи возвели поклеп! Чжан Пятый, прошу тебя, спаси Чанчи, я тебе в ноги за это поклонюсь… Ван Дун, ты много чего в жизни повидал, прошу, вразуми ты их! Байтяо, если ты сегодня не поможешь нашему Чанчи, то завтра они придут за тобой… Родичи и соседи, прошу вас, выходите, чтобы установить справедливость, не дайте им увести Чанчи! Если его уведут, то начнут пытать, и тогда, рано или поздно, его назовут убийцей. Земляки, я, Ван Хуай, готов встать перед вами на колени!..» С этими словами Ван Хуай выпростался из коляски и опустился на землю.
Деревенские по двое-трое выбежали из своих домов и стеной преградили дорогу. Полицейский Лу вытащил револьвер и со словами «Кто будет препятствовать, того пристрелю» направил его на людей. Он навел дуло на Чжана Пятого, потом на Ван Дуна, потом на Лю Байтяо, после чего пошел в обратном направлении, словно делал перекличку, не забыв отметить каждого. Тут подал голос Второй дядюшка: