Мюнхен
P. S. к сегодняшнему письму.
Дорогой господин Шёнберг,
Пипер собирает манускрипты. Начало этому делу положил его отец. У него есть рукописи Бетховена, Листа и т. д. Он большой поклонник Вашей музыки и с некоторой робостью спросил меня, не согласитесь ли Вы передать ему рукопись «С[инего] Вс[адника]». Я пообещал ему спросить об этом у Вас, отчего он пришёл в восторг. Естественно, я сказал, что охотно попрошу её, но не знаю, насколько охотно Вы на это отзовётесь. Прошу, не забудьте об этой просьбе, когда будете писать мне письмо, которого я с нетерпением жду.
Ещё раз поклон,
33. Шёнберг — Кандинскому08 марта 1912 г
Берлин-Целендорф
Дорогой господин Кандинский,
хочу сразу сказать, что Ваша статья о моих картинах доставила мне просто несказанное удовольствие. Главное, что Вы сочли их достойными Вашего труда. Ну и то, что́ Вы о них пишете. И что́ Вы пишете помимо этого — Вы столь наполнены как человек, что малейшая рябь выводит Вас из берегов. Вот и по моему поводу Вы расточаете всю полноту прекрасных идей. Я горжусь тем, что привлёк Ваше внимание, и безмерно счастлив быть Вашим другом.
О моём пражском концерте. Мне о нём почти нечего сказать. Я исполнил его в полубессознательном состоянии, проистекавшем из страха и усталости. Страх меня не оставлял перед самим процессом дирижирования, а усталость накопилась от бесконечных вечерних и ночных светских раутов, которые полностью лишили меня привычного покоя. Так что никаких сильных впечатлений у меня не осталось. В глубине души я верю, что исполнение прошло отлично. Публика была до крайности возбуждена. Более двадцати минут отчаянного шиканья и аплодисментов! То же самое было 5 марта в Берлине, когда Розе исполнял мой Первый струнный квартет. Я здесь в тяжёлом раздоре с берлинской критикой, начавшемся из-за двух моих статей в Pan (от 20 и 27 февраля), направленных против Леопольда Шмидта. Вся остальная критика набросилась на меня в отместку за своего понтифика. Но похоже, что баталия ещё не закончена!{41}
Шёнберг с детьми Гертрудой и Георгом. Фото Генриха Шёнберга. Берлин, Целендорф. 1912
Что же касается выставки, то я очень благодарен Вам за чрезвычайно лестное приглашение, но не знаю, смогу ли принять в ней участие. Г-н Вальден когда-то опубликовал разносную критику моих «Пеллеаса и Мелизанды» (тоже месть!), и мне было бы неудобно принимать участие в выставке без его личного приглашения{42}. Но и больше того: думаю, с моей стороны будет не очень выигрышно выставляться рядом с профессионалами. Что ни говори, я человек посторонний, любитель, дилетант. Да и вообще пристало ли мне выставляться — большой вопрос. А вот выставлять ли свои картины в составе группы художников — этот вопрос уже почти закрыт. Но как бы то ни было, мне кажется, совсем нехорошо выставлять картины, в которые [я] сам не верю! А между тем мне пришлось бы показать 10–12 работ — если ещё отберут те, что я сам укажу.
Поэтому очень прошу, не сердитесь, что я пока не хочу принимать участия в этой выставке, — Вы ведь прекрасно знаете, как я к Вам привязан и как не люблю делать что-либо вопреки Вам.
И чтобы не забыть: если г-н Пипер хочет получить рукопись моей статьи, мне доставит удовольствие ему её предоставить. От себя я бы попросил несколько (5–10) штук оттисков, возможно черновых. Рукопись песен я бы тоже ему предоставил, но лишь при условии, что мне дадут несколько оттисков (это нужно для моих выступлений)…
К сожалению, я ещё не успел ответить на письмо г-жи Мюнтер. Совершенно завален делами. Лишь только выкрою время, напишу подробный ответ. Пожалуйста, передайте ей от меня самый тёплый и сердечный привет.
Сейчас мне предстоит готовиться к лекции, которую прочитаю в Праге. О «Густаве Малере»{43}. С большим удовольствием прочитал бы её и в других городах, для меня эта тема много значит. Я бы хотел и считаю это своим долгом как человека искусства повсюду отстаивать его творчество. Не поможет ли «Синий всадник» организовать эту лекцию в Мюнхене? Впрочем, не хочу загружать Вас новыми делами. Я написал лишь потому, что мне вдруг пришла в голову эта мысль, и не буду возражать, если Вы тотчас о ней забудете.
Я был абсолютно уверен, что Вы с г-жой Мюнтер навестите нас в Берлине! Это по-прежнему возможно? Или у Вас изменились планы? А как было бы хорошо! С какой радостью я бы проводил время рядом с Вами!!!
Когда появится «Синий всадник»? Я горю нетерпением его увидеть.
А пока самые горячие приветы от Вашего
34. Мюнтер — Шёнбергу09 марта 1912 г
СРОЧНО!
Дорогой господин Шёнберг!
Это короткое деловое письмо. Кандинский очень приветствует Вашу лекцию на «С. вс.», он и раньше хотел просить Вас, если будете здесь, прочитать её на нашей выставке. Д-р Штадлер, историк искусства, прочёл на выставке короткую лекцию, за которой последовала острая дискуссия. Теперь лекция переработана, расширена и сегодня будет прочитана снова. «M. N. N.» отказалась помещать заметку об этой лекции, объяснив это тем, что однажды уже печатала подобное и во второй раз не желает! Итак, объявление будет лишь на афишах, и люди придут. Д-р Штадлер говорит о выставке. Й. А. Люкс, журналист и писатель, которого Вы, наверно, знаете, вызвался прочесть на выставке лекцию о литературе{44}. Это будет 13-го. Выставка закрывается 18-го марта. Когда бы Вы могли прочесть Вашу лекцию? Разумеется, не обязательно назначать её на время выставки. Сегодня вечером мы обсудим это с Гольцем{45}. Это очень толковый и симпатичный человек и с удовольствием всё устроит — в своих залах или где-то ещё. Лекцию Люкса можно и передвинуть, если Вы заинтересованы именно в его времени. Вообще говоря, мы надеялись, что Вы приедете в Мюнхен для исполнения своего сочинения. Это намечено на 14? Мы с К[андинским] очень обрадовались Вашему милому письму. Я сейчас с большим интересом читаю книгу «Арнольд Шёнберг»{46}.
Дело спешное, пожалуйста, сообщите о Ваших намерениях. К., возможно, прольет свет на всё недостающее в моём описании.
Сердечно,
Я буду с нетерпением ждать Вашего письма, только обдумайте всё хорошенько! Кандинский очень опечален, что Вы не хотите выставлять свои картины на «С. вс.» в Берлине, потому что очень их ценит и к тому же как раз на «С. вс.» отстаивает свой принцип полной свободы и разнообразия. Но делать нечего! Ваши доводы ясны. Очень любопытно, как обернётся всё дело. Вальден, кажется, весьма ценит искусство К[андинского]. Как-то он отнесётся к «С. вс.»? Прошу Вас, ответьте незамедлительно, чтобы К. всё точно знал о Вашей лекции! От него тоже большой привет.
35. Мюнтер — Шёнбергу15 марта 1912 г
Мюнхен
Глубокоуважаемый господин Шёнберг!
При просмотре самой последней корректуры мне снова бросилось в глаза одно место, которое снова показалось мне забавным, а так как я думаю, что появилось оно по недосмотру, позвольте спросить, правильно ли, что Кокошка по-прежнему упоминается раньше Кандинского?{47} Я слышала, что он ещё очень юн, и, насколько мне известно, кроме исключительно талантливых картин, многого сделать ещё не успел да и вряд ли имел время для серьёзного развития. Если Вы сочтёте нужным и ответите срочно, можно будет всё исправить — т. е. в случае, если Вам самому это кажется неправильным{48}. Буду Вам очень благодарна, дорогой господин Шёнберг, за возможно скорый ответ. К. напишет Вам в ближайшее время.
36. Кандинский — Шёнбергу28 марта 1912 г
Дорогой господин Шёнберг,
недавно я получил известие, что Ваши фортепианные пьесы были исполнены в объединении АРС (Петербург) и произвели «глубокое и сильное» впечатление. Очень рад. Я сразу спросил, не сможет ли АРС устроить Ваш концерт. — Оттиски Вашей партитуры и статьи Вам непременно пришлют вместе с двумя книгами «С[инего] вс[адника]», который как раз находится в печати.
Василий Кандинский. Эскизы обложки альманаха «Синий всадник». 1911
37. Кандинский — Шёнбергу25 апреля 1912 г
Мюнхен
Дорогой господин Шёнберг,
как Ваши дела? Вы нас совсем забыли. Вы ездили в Прагу читать лекцию о Малере? Гольц не решается придать Вашей лекции широкую гласность, а его большой зал (выставочный) сейчас не в его распоряжении. Он полагает, что лучше всего было бы воспользоваться помощью концертного бюро. — Сам я чувствую себя неважно: у меня был серьёзный приступ ревматизма, и последствия сказываются до сих пор. Я две недели с лишком просидел взаперти и долгое время не мог повернуть голову ни вверх, ни вниз, ни вправо, ни влево даже на миллиметр. Полная неподвижность. И вот только теперь я вновь принялся за работу. По счастью, «Син[ий] всадник» закончен и уже в печати. Сейчас его переплетают, брошюруют и т. д. Через две недели он должен выйти! Посылаю Вам два корректурных оттиска, которые были неправильно сброшюрованы, потому что типограф решил, что их нужно вставить в