Переписка Виктора Сосноры с Лилей Брик — страница 9 из 21

Лиля

Москва, 30. 5

Только что говорила с Кулаковым. Передала ему Вашу просьбу.

Тел<елефон> Винокуровой — теперь: 231-22-17.

38

25. 6. 69

Дорогая Лиля Юрьевна!

Не писал Вам (не отвечал) так долго, потому что не хотел огорчать.

Но ничего не поделаешь, правда есть правда, и она, как бы ни была странна, должна быть сказана.

Весь тираж моей книги — 25 000 экземпляров уже отпечатан полностью. Он сброшюрован. Был сигнал. И вся книга пошла под нож.

Официальное объяснение сией истории — что портрет Кулакова (мой портрет на фронтисписе[135]) возвеличивание моей морды, что он создал великомученика из нормального советского человека средних лет.

Таково официальное объяснение, но ведь мы-то никогда не знаем и не узнаем истинную причину. ТАЙНА. ВЕЛИКАЯ ТАЙНА. Весь первый лист книги якобы перепечатывается, очевидно, за него будут платить «политически близорукие» редактора политически дальнозоркому директору.

СКУЧНО!

Нужно ждать, как мне говорят, а чего? По инстанциям ходить — делу вредить, как мне говорят. И — не хочу, и — не пойду. Пусть делают что хотят.

Вы даже не представляете себе, как мне было нерадостно, когда Вам не нравилась моя предыдущая проза, и как я был обрадован, когда Вам понравился мой роман. Помимо всего прочего, это все-таки многолетний труд с материалами.

Что делать с рукописью — не знаю. Кулаков с Битовым пытаются приладить ее в «Дружбу народов»… Не знаю. Еще мне сообщили, что в Москве есть симпатичный человек Гладков, который написал о Пастернаке[136] и имеет какое-то отношение к издательству «Прометей». Знаете ли Вы его? Я не знаю и ничего не читал. Но меня уверяют, что он охотно взялся бы за мой роман. Уверения… разуверения… СКУЧНО.

Простите за несколько траурный тон письма. Таковы дела. Давно минувших дней.

Я месяц жил в Комарово, осточертела эта (не богом данная) богадельня, со всеми ее полицейскими досмотрами и шампанским. Был единственный дивный человек Владимир Николаевич Орлов[137], которого Вы, конечно же, знаете, он — бывший главный редактор большой <серии> «Библиотеки поэта». Он, кажется, восстановлен, но я постеснялся спросить и не знаю. Он был в самом искреннем восхищении от моих опусов в рифмах, потому что до сих пор ничего, кроме напечатанного, не читал.

Я сейчас заканчиваю книгу стихов «Пьяный ангел». Послал бы, да не могу, поскольку она еще не совсем закончена, а нужно посылать все-таки не отдельные стихи, а книгу. Мне кажется, что это — лучшая моя книга и, так сказать, совершенно новый этап. Безнадежность. Очень освоенная и осмысленная. Но может быть, мне так кажется, как всем кажется, что все новое — очень уж новое.

С Парижем тоже все не ясно. Все обещают. И обещают чуть ли не наверняка. Но ведь и тираж книги был весь отпечатан…

Будьте ЗДОРОВЫ!

С рукописью — что же делать? Пусть пока будет у Вас. Зачем я буду тревожить еще и Вас своими делами? Делами — очень громко сказано, — безделье, муть какая-то. Да все образуется в этой счастливой современности.

И все-таки решил послать Вам три стихотворения. Тоже — не терпится.

Будьте ЗДОРОВЫ!

Обнимаем Вас и Василия Абгаровича. Надеваю перстень царя Соломона с надписью: «И ЭТО ПРОЙДЕТ». Так сказать, мужество. Иначе невыносимо.

Будьте ЗДОРОВЫ!

ВАШ — В. Соснора

39

Переделкино, 15. 7. 69

Дорогой Виктор Александрович,

получили оба Ваши письма и чудесные три стихотворения.

Не ответила сразу на первое письмо оттого, что 1) Захворал В<асилий> А<бгарович> — радикулит. Ни встать ни сесть. 2) Во время грозы испортился телефон. Мы отрезаны от Москвы. Некому даже опустить письма. 3) Из-за этого всего я сбилась с ног, которые еще и зверски болят. 4) Вася младший[138] в отпуску. Ина[139] с утра до ночи — на кинофестивале: опекает японскую делегацию. Некому нам помочь.

Сегодня, слава богу, Ина приехала, привезла почту (в ней Ваше второе письмо), еду и московские новости.

Французская виза обычно получается через 3 недели. Получать ее надо в Москве. Ну да это все Вам скажут в ОВИРе. (Не сглазить бы!)

Какие огорчения с книгой! Когда же она выйдет? А какая будет обложка? Что вместо портрета?

Когда будете в Москве, все о нас узнаете у Над<ежды> Вас<ильевны>.[140] Она сторожит квартиру. Если мы не в городе, то приезжайте в Переделкино. Если телефон до тех пор не починят — приезжайте без звонка. На всякий случай дачный телефон: 149-60-00, доп. 718.

В<асилий> А<бгарович> сегодня чувствует себя лучше. Какие бы ни были планы у Клода[141] — у Вас и у нас там много друзей, так что не пропадете.

Обнимаем вас обоих.

Лиля

40

21. 9. 69

Дорогая Лиля Юрьевна!

Первое — ЗДОРОВЫ ЛИ ВЫ? Я знаю, что Вам трудно писать, поэтому я спрашиваю не для ответа, а просто этот вопрос для нас сейчас самый тревожный и главный. Ведь я уезжал — Вы очень болели.

Не писал долговато, потому что ничего не было ясно, все выяснялось. Теперь (тьфу-тьфу-тьфу!) таковы дела.

Во французском посольстве мне дали визы до четвертого декабря. Я послал телеграмму Клоду, а на следующий день получил от него письмо — из Москвы. Я позвонил ему в гостиницу, и мы договорились, что приедем в начале октября. Теперь: у меня уже на руках два билета на 4 октября, рейс из Ленинграда один. Все деньги обменяли. Очень негусто, даже бедно: на два месяца на двоих — 2000 франков. Так что сидим сейчас на чемоданах и ждем с трепетом последней инстанции: аэродром.

Я Клоду написал тоже в гостиницу обо всем, но не знаю, получил ли он мое письмо и откликнется ли. Он обещал приехать на денек, это было бы превосходно, потому что на месте обо всем и договорились бы.

На всякий случай передайте ему, пожалуйста, при случае, что билеты у нас на 4 октября, а мы еще пошлем в Париж телеграмму.

Вот и все.

Будьте ЗДОРОВЫ! Обнимаем Вас и Василия Абгаровича!

Ваш — В. Соснора

41 (машинопись)

3. 10. 69

Дорогие Мариночка и Виктор Александрович,

мы в полном омерзении от случившегося. Думаю, что это не столько из-за вас, сколько из-за Клода.

Всю ночь сегодня мне снились кошмары — погром: проверяли мою национальность. Я просыпалась, засыпала и кошмар продолжался. Ну да что говорить, когда нечего говорить.

Только что звонила Арсению.[142] Он еще не вернулся из командировки. Будет в понедельник. Жду Вашу книгу. Я без нее как без рук. Ни одной душе не говорила о том, что Вы собираетесь ехать, и только избранным скажу о том, что не поехали. О господи! Что же делать? А мы никуда и не просимся. Не хочется писать обо всем том, что я передумала за вчерашний вечер, за сегодняшнее утро… У меня давно не было такого огорчения. Как обращаются с таким поэтом! Как не щадят!

Пишу на машинке, оттого что рукою пока утомительно. Вася — лечится — почти не пишет «Воспоминания». А жаль. Я готовлю наш архив к сдаче. Но окончательно еще не решила — кому. В ЦГАЛИ? Лучше бы, конечно, в Музей[143], но вокруг Музея — такое! Боимся. Хочется повидать вас. Понимаю, что в Москву вам пока ни к чему. Может, выберемся в Ленинград.

Каренинские деньги[144] скоро кончатся. Надо думать о заработке.

Мы оба обнимаем вас обоих.

Ваши до гроба Лиля, Катанян

42

10. 10. 69

Дорогая Лиля Юрьевна!

Спасибо Вам за такое письмо и за все хлопоты.

Теперь все на месте: не нужно никуда собираться и планировать нечего. Уехал бы на месяц на свой эстонский хутор, прочь отсюда, писать роман, ходить в лес, с собакой — выть.

Да уехать пока нельзя: составляю и пишу текст к альбому по истории Ижорского завода. Занятие — вдохновенное.

Со мной еще поступили снисходительно, пожалели: отправили главой делегации в Гомель. В прошлый раз, когда я не поехал в Будапешт, было менее интересно: был отправлен по путевке ЦК Комсомола в Тюмень. Красота!

Я-то что, плевать, в конце-то концов, и ждать нечего давно-давно и насовсем. Марина валялась в истерике двое суток — идеалист, девушка, дитя. Оказалось, во всем виноват — я. Да ведь так оно и есть.

Я несколько не понял, какой архив Вы хотите сдавать: только Маяковского или вообще — весь? Маяковского — понятно, но весь — не убежден. Я много лет работаю с архивными материалами и ох как превосходно знаю, как делается из подлинного архива все, что прикажется.

Не следует ли в таком случае перефотографировать наиболее ценные бумаги? В Ленинграде есть замечательный критик А. А. Урбан[145], он мой друг, и если нужно что-то перекопировать, он с трепетом взялся бы за дело.

Хотел бы подарить книгу Солженицыну, это должно быть ему небезынтересно, да не знаю его адреса и дойдет ли?

Будьте здоровы. Не болейте, ради бога! Большой привет Василию Абгаровичу. Обнимаем Вас!

43 (машинопись)

18. 10. 69

Дорогой Виктор Александрович,

что будет с архивом, мы еще не решили окончательно. Во всяком случае ничего не предпринимаем, не посоветовавшись с Вами, коли Вы такой специалист. Вы посеяли во мне зерно сомнения!.. Вот новости… «Комсомольская правда» заказала Кирсанову рецензию на «Всадников». Но Кирсанов кончает свою поэму о дельфинах