– Вообще-то, думаю, что должен быть, – выпалил Павел то, что и впрямь думал.
– Вот и я так думаю, что должен, – хмыкнула «девушка». – Ан нет!..
– Что, и не было? – Павел попытался придать голосу как можно больше равнодушия. Получилось, видимо, плохо, потому что Полина коротко хихикнула и снова спросила:
– А сам как думаешь?
– Не могло не быть. В таком-то возрасте!.. – Сказал и смущенно прикусил язык. Но поздно...
– Ну, спасибо за комплимент, – кивнула Полина. – Так долго люди не живут, да?
– Да я же не это имел в виду! – стал оправдываться Павел.
– Ладно, я шучу, – стала серьезной «девушка». – А парень у меня был. Даже заявление подавать собирались. Но в последний момент он сказал: «Может, нам стоит получше проверить наши чувства?»
– И... что?..
– До сих пор проверяет где-то, – фыркнула Полина.
В Кулозеро они прибыли в третьем часу. Вообще-то насыщенный событиями день казался уже обоим бесконечным. Так что Павел, глянув на маленькие женские часики, даже потряс рукой и поднес к уху запястье. Часики тикали.
– Странно, – сказал он. – Я думал – уже вечер.
– А разве нет? – удивилась Полина, глуша мотор «девятки» возле желтого одноэтажного здания с синей вывеской «Кулозерский филиал областного краеведческого музея».
– Половина третьего! – гордо, словно это он, самолично, сотворил такой фокус со временем, провозгласил Павел.
– Ну и хорошо, – кивнула Полина. – Лишь бы музей в воскресенье работал.
– А когда ему еще и работать? В будни людям не до музеев.
– У меня такое ощущение, что и в выходные сюда народ не особенно тянется, – окинув взором абсолютно пустую площадь, сказала Полина. Правда, площадью называть пространство перед музеем было не совсем корректно – так, небольшой скверик, засаженный кустиками и рябиновыми деревцами, на которых уже начали созревать оранжевые кисти.
Павел первым вышел из машины и неспешно направился к широкой двери между двумя белыми выщербленными колоннами. Но не успел он поднести к ней руку, как дверь распахнулась, и из нее вышла женщина лет пятидесяти, в желтой вязаной кофте и простой коричневой юбке. Вид у женщины был самый что ни есть простецкий, как мысленно охарактеризовал его Павел – «сельский», поэтому он несколько опешил, когда «селянка» очень интеллигентным тоном спросила:
– Вы хотели осмотреть экспозицию, девушка?
Павел невольно оглянулся, ища глазами «девушку», но увидел лишь «дяденьку» в своем бывшем лице, идущего к нему от машины. Вспомнив таким образом, что «девушка» – это он и есть, Павел ответил:
– Да, хотела бы. Хотели бы. Мы, вот с ней… с ним, – кивнул он на Полину, которая, подойдя ближе, вежливо сказала женщине «здрасьте».
– Что ж, очень похвально, – радушно улыбнулась «селянка». – Молодежь, интересующаяся историей родного края, большая редкость в наше время. Только, прошу меня извинить, у нас сейчас обеденный перерыв. Вы не подождете меня полчасика? Я тут рядом живу…
– А где у вас можно пообедать, кстати? – спросил Павел, почувствовав, как призывно заурчал желудок, услыхавший фразу про обед.
– Да в общем-то… – призадумалась женщина, – и негде. Столовая есть, но сегодня вряд ли работает… А знаете что? Пойдемте ко мне?
Павел с Полиной стали отнекиваться, замотали головами, но в глазах женщины вспыхнули упрямые искры:
– Ничего неудобного в этом нет! Вы сегодня – мои гости. Я вас приглашаю на обед! Живу я одна, так что никого вы не объедите. Правда, и разносолов не обещаю. Кстати, раз уж я вас назвала своими гостями, не мешало бы познакомиться. Меня Евгенией Владимировной зовут.
– О! – подпрыгнула Полина.
– Вы – Исакова?! – изумленно-радостно округлил глаза Павел.
– Да… – слегка опешила женщина. – Откуда вы обо мне знаете?..
– Вам большой привет от Коготкова Георгия, – растянул в счастливой улыбке губы Павел.
– От Герочки? – также расцвела улыбкой Евгения Владимировна. – Как он?
– Уже лучше, – еще шире улыбнулся Павел. – В гипсе весь, но ковыляет помаленьку.
– В гипсе?! – ахнула женщина.
– А вы… не знали?.. – смутился Павел.
– Да, Паша, – укоризненно вздохнула Полина, – умом и тактом ты у нас не отличаешься…
К счастью, обеспокоенная Геркиной участью Евгения Владимировна не обратила внимания на странное обращение парня к девушке. Впрочем, данное имя встречалось иногда и среди женщин – та же Паша Ангелина, например, известная трактористка тридцатых… Но и знатные трактористки волновали сейчас музейную работницу мало.
– Так что все-таки с Герочкой? – воскликнула она, переводя встревоженный взгляд с Полины на Павла.
– Да все нормально, не волнуйтесь, Евгения Владимировна! – поспешил исправить свою оплошность Павел. – Он с дельтаплана упал… То есть, вместе с дельтапланом. Пару ребер сломал, ключицу, ногу чуть повредил… До свадьбы заживет! Я ж говорю – прыгает уже. Мы только что от него.
– Надо будет его навестить, – покачала головой Евгения Владимировна. – Завтра же съезжу! Как раз у меня в понедельник выходной. А сейчас – пойдемте ко мне. Тут совсем близко.
Оказалось и правда близко. Впрочем, и сам-то поселок был совсем небольшим. Хоть и являлся районным центром.
Обедали молча. Евгения Владимировна все еще переживала известие о травмах Коготкова, а Павел с Полиной не знали, с чего начать разговор. Самое главное, они так и не успели договориться – стоит ли рассказывать заведующей музея все, или следует ограничиться легендой о якобы вспыхнувшем интересе к саамской культуре.
Но первой о деле заговорила все же Евгения Владимировна:
– А что именно вас интересует? Что конкретно привело вас ко мне?
– Вообще-то сейды, – ответил Павел, прихлебывая чай с душистыми травами из большой кружки.
– Сейды? – удивленно переспросила женщина. – В таком случае, должна вас разочаровать…
– У вас нет в музее сейдов? – изумленно ахнула Полина. – Как же так? Ведь это так интересно!
– Видите ли, дело в том, – отставила чашку Евгения Владимировна, – что сейдов по определению не может быть в музее.
– Почему? – дуэтом спросили Павел с Полиной.
– Потому что это – священные камни. Их место – в Святилищах, там, где установили их духи. Перенести сейд – значит разрушить его силу, а еще хуже – навлечь на себя проклятье духов! Да к ним и подойти-то не каждому удается…
– Да уж!.. – вздохнул Павел, а Полина часто закивала головой.
– Что, пытались? – метнула на гостей женщина встревоженный взгляд.
– Угу, – кивнули оба.
– И?.. – нахмурила брови Евгения Владимировна. – Только не лгите, пожалуйста!
– Вы все равно не поверите… – пробормотал Павел.
– Я? – сверкнула глазами женщина. Теперь она ни коим образом не напоминала уже простую сельскую жительницу. Лицо приобрело упрямые, гордые черты представительницы свободолюбивого и самобытного северного народа. Павел сразу же вспомнил, слова Герки о том, что Исакова – наполовину саамка. Как раз это озвучила и сама Евгения Владимировна: – Мой отец – коренной саам, или лопарь, как еще недавно называли нас русские… То есть, не нас, я ведь и сама русская наполовину… Раньше такого произойти не могло – браки заключались только между своими. Но сейчас чистокровных саамов в России всего меньше двух тысяч. Причем, почти все они и живут здесь, в Мурманской области. Но это – судьба всех малых народов, вы и сами знаете. Но я не о том… Вот вы сказали, что я не поверю. Ребята, дорогие, я на своем веку повидала и узнала такое, что это вы не поверите и половине того, что я могла бы вам рассказать!.. Ведь для современной молодежи, да и для более старшего поколения, увы, тоже, древние народные сказания – это всего лишь легенды, сказки!.. Вы зачитываетесь фантастическими романами о далеких чужих мирах, а сами ленитесь поглядеть себе под ноги, оглянуться вокруг, увидеть и понять, что и окружающий мир полон тайн, загадок и чудес!..
– Как раз это мы уже поняли, – перебил Исакову Павел и, вопросительно глянув на Полину и дождавшись ответного кивка, сказал, невольно понизив голос: – Мы как раз с чудесами и столкнулись. Самыми, к сожалению, фантастическими. Роберт Шекли, продолжение следует…
– Почему «к сожалению»? И при чем тут Шекли?
– Вы его «Обмен разумов» читали?
– Наверное, читала. Хотя в последнее время я фантастикой не увлекаюсь. Но, судя по названию, речь там идет о пересадке мозга?
– Не совсем. О пересадке сознания, если точнее. Так вот, Евгения Владимировна, – подался к Исаковой Павел и перешел вовсе на шепот: – Нам с Полиной поменяли сознания. Или, наоборот, тела. Так что я теперь – Павел, а она – Полина. Вот так. – Павел снова откинулся на спинку стула и отхлебнул из кружки.
– Понятно. – Евгения Владимировна, кажется, и впрямь не удивилась, только чуть побледнела. – И кто это сделал, по-вашему?
– Или духи сейдов или колдунья, – страшным шепотом, по-детски округлив глаза, сказала Полина. Из уст взрослого мужчины, в чьем облике она сейчас пребывала, это прозвучало очень смешно.
Однако никто не засмеялся. Заведующая музеем, напротив, стала еще серьезней:
– Колдунья? Почему вы так решили?
– Мы ее видели, – сказал Павел. – Старая саамка. Мы повстречались с ней в лесу. И я, и Полина, независимо друг от друга. А я еще и во сне ее видел. Только, думаю, это не совсем сон был.
– А ну-ка, подробней, – по-учительски хлопнула в ладоши Евгения Владимировна. – Почему вы решили, что это была саамка?
– Ну, она была одета так… – Павел неопределенно повел руками в воздухе.
– Как? – нетерпеливо переспросила Исакова.
– Такой кокошник у нее на голове был, платком повязанный, – вспомнил Павел, – красный такой, круглый, высокий…
– Это шамшура, – пояснила Евгения Владимировна, – национальный женский головной убор.
– Вот! Я же говорил! – обрадовался Павел. – А еще у нее такое платье смешное было – словно кусок ткани свернули и сшили. Туника – не туника… Само серое, словно ткань некрашеная, а ворот, подол, рукава цветной тесьмой, узорами всякими, бисером украшены…