тность и подарить жизнь после смерти.
Вера в волшебника-Другого не несет в себе ничего, кроме жестокого самообмана. Если вам кажется, что такой человек есть, можно с уверенностью утверждать, что это проекция. Если по прошествии длительного времени мы все еще находимся под опекой Другого, высока вероятность того, что мы попали в зависимость, которая сознательно или бессознательно подпитывается и поддерживается Другим. Этими словами я вовсе не ставил целью принизить мощную поддержку, которую партнер может оказать нам в нашем странствии. Я лишь хочу сказать, что мы всегда бежим от колоссальной ответственности за свою собственную жизнь. Я был знаком с одной весьма компетентной в своей сфере женщиной, которая однажды утром выставила мужа за дверь и в тот же день «подцепила» следующего супруга. Несмотря на высокий профессионализм, она так и не рискнула жить своей жизнью и вести нелегкий внутренний диалог.
Когда человек набирается мужества обратить взор внутрь себя, он получает возможность открыть дверь, ведущую к заброшенным частям собственной личности. Сняв с партнера непосильное бремя – воплощать смысл вашей жизни, – вы получаете стимул активизировать свой потенциал.
Недавно мне удалось послушать, как разыгрывались классические гендерно-ролевые партии, записанные в раннем детстве на наши внутренние кассеты. Оказавшись на грани развода, муж и жена обвиняли друг друга в том, как сложилась их жизнь. Мужчина заявлял, что вкалывал изо всех сил, чтобы добиться успеха, построить профессиональную карьеру и обеспечить семью. Он ответственно трудился, но внутри него росло негодование, вызванное отсутствием личной жизни. Гнев его обратился внутрь, началась депрессия, и в конце концов он пришел к выводу, что ему придется либо развестись, либо умереть. На что жена возразила, что все это время играла роль хранительницы домашнего очага, заботилась о нем и детях, совершенно забросив свои профессиональные устремления. Она также пребывала в депрессии.
Очевидно, жертвами были оба супруга. Эти партии были прописаны за них, и они исполняли их в меру своих способностей так же, как делали их родители, копя все двадцать лет внутри себя раздражение. Каждый внес свою лепту в общее несчастье, но чего можно ожидать от двадцатилетних юнцов, кроме как разыгрывания сценария первой взрослости? Они хорошо послужили институту брака, а вот сам институт не очень-то им помог. Смогли бы они остаться вместе или нет, зависело от взаимной приверженности личностному росту.
Незыблемая истина психики: изменись или увязнешь в раздражении, расти или умри внутри. Опять-таки проблема брака в среднем возрасте заключается в том, что отношения настолько заражены раздражением, что возможности для возрождения поставлены под неотвратимую угрозу. Всегда возникают сомнения, можно ли воскресить добрую волю и убрать негативную проекцию на супруга.
Нельзя не признать, что очень нелегко найти баланс между обязательствами перед окружающими и перед самими собой, однако попытаться просто необходимо. Эта тема не нова. «Кукольный дом» Ибсена звучит на удивление современно. Когда Нора уходит от мужа и детей, муж напоминает о долге перед церковью и семьей. На что та заявляет о долге перед самой собой. Ее супруг в полном недоумении. «Сможем ли мы все исправить?» – спрашивает он. Нора отвечает, что не знает этого, так как, обнаружив, что понятия не имеет, кто она такая, и что, по сути, все это время она проигрывала записи первой взрослости, она не может предсказать, какого человека твердо намеревается открыть в себе. Когда столетие назад «Кукольный дом» поставили на сценах европейских столиц, на пьесу посыпались нападки – столь велика была скрытая угроза институтам брака и родительства. Даже сейчас перед людьми, намеревающимися уйти из семьи или хотя бы изменить сковывающий их традиционный уклад, встают препятствия в виде общественного мнения, родительских моделей и чувства вины. Нора покинула семейный дом, обрекая себя на общественное порицание и финансовую нужду, ибо закон лишал ее имущества, родительских прав и финансовой свободы. Но она понимала: ей придется уйти либо в противном случае она умрет.
Чем раньше каждый из партнеров осознает необходимость индивидуации как raison d’etre (цели) отношений, тем выше вероятность того, что эти отношения сохранятся крепкими и долгими.
Естественно надеяться на то, что время каким-то образом ослабит напряжение в голове, заполнит пустоту внутри. Когда я прошу пары представить свой брак через десять лет на том же самом месте, им сразу становится понятно, что нужно что-то менять. Если один из супругов препятствует переменам, будьте уверены, что он все еще находится под властью тревожности и цепляется за проекции первой взрослости. Вполне возможно, упорствующий супруг будет вечно противиться необходимой ответственности. В этом случае он лишается права вето на чужую жизнь. Ни у кого нет права мешать развитию другого человека, это духовное преступление.
Когда партнеры признают наличие проблем и открыто просят друг друга о поддержке, есть все шансы на восстановление этого брака. При данном раскладе ни один из партнеров не является ни спасителем, ни врагом, а только партнером. Возможно, идеальный вариант для парной терапии – индивидуальная терапия для каждого из партнеров, чтобы сосредоточиться на личных потребностях, плюс совместное посещение сеансов, чтобы разобраться не только с изжившими себя паттернами прошлого, но также с надеждами и планами на будущее. Таким образом, брак может стать генератором процесса индивидуации.
Чтобы сгладить конфликт и стимулировать сотрудничество, я нередко задаю определенные вопросы в присутствии второго супруга. Например: «Что в вашей биографии или поведении могло привести к конфликту или подорвать отношения?» Подобного рода вопросы приводят в недоумение тех, кто рассчитывал на то, что психотерапевт поможет им обосновать претензии к партнеру. Вопрос побуждает их заглянуть внутрь себя и взять на себя ответственность за сохранение и укрепление отношений. Еще один полезный вопрос: «Какие у вас были мечты в отношении самих себя и какие страхи мешали их осуществлению?» Когда супруг слышит о трудностях и разочарованиях спутника жизни, в нем пробуждается сострадание и желание протянуть руку помощи. Истинная близость заключается в готовности разделить неудачи, страхи и надежды, и мало какие пары, как бы долго те ни были женаты, могут ею похвастаться. Людей могут объединять секс или дети, но по-настоящему прочно цементирует отношение только глубокое понимание чувств и переживаний своего партнера.
Нам никогда не удастся полюбить инакость супруга, если мы не прочувствуем на себе, каково им быть. Может быть, любовь в действительности есть способность настолько ярко представлять переживания Другого, что мы можем признать данную реальность. Доверительная беседа способствует еще более живому представлению и спасает от нарциссической зацикленности. Меня не раз спрашивали, не является ли стремление к личностному росту само по себе проявлением нарциссизма. Нет, не является при условии, что человек твердо намерен реализовать заложенный потенциал и наделяет таким же правом Другого. Для этого требуются двойные усилия: способность нести ответственность за самого себя и мужество мысленно признать действительной реальность Другого. В нашей культуре отсутствуют модели и первой, и второго, так что нам предстоит научиться всему самостоятельно. Альтернатива – весьма плачевное состояние многих браков. Мы обвиняем супруга в своем несчастье, в глубине души подозревая, что тоже приложили к нему руку. И в таком прокисшем бульоне варится наш брак.
Многие, подобно Кэрол Гиллиган в книге «Иным голосом. Психологическая теория и развитие женщин», утверждают, что реализовать потребности в индивидуации женщинам куда сложнее, чем мужчинам. Всему виной избыточные требования, возлагаемые на них супружескими отношениями. Природа женского сознания может быть обозначена словосочетанием «диффузное сознание». Это означает, что женщина с исключительной четкостью осознает свое окружение и требования, предъявляемые ей другими людьми. Так, сообщает Гиллиган, участницы ее семинара выражали согласие с молодым Стивеном Дедалом, героем автобиографического романа Джеймса Джойса «Портрет художника в юности», заявившим, как в свое время сделал и сам Джойс, что отрекается от семьи, веры и страны в целом, ибо не может быть нужным тому, что не нуждается в нем. Но при этом им хорошо была знакома дилемма Мэри Маккарти, описанная ею в книге «Воспоминания о католическом девичестве»: когда ей захотелось совершить прыжок в неизвестное, ее останавливали и парализовывали чувство долга и стыд. Несмотря на то что современным женщинам чуть проще, чем их матерям, делать выбор в пользу собственного пути, на них все так же давят чужие требования. Следовательно, женщине приходится прыгать дальше, чем мужчине, чтобы заслужить право быть собой. Как и Норе из «Кукольного дома», ей приходится искать баланс между требованиями окружающих и долгом перед самой собой. В конце концов, из мучениц выходят плохие матери и плохие жены. У женской святости всегда есть цена, и платят ее и она, и окружающие.
Во взрослом человеке детская потребность в привязанности пускает очень глубокие корни. Можно даже утверждать, что она является естественной и нормальной. Но если основной критерий нашей самооценки и безопасности завязан на Другом, о зрелости говорить не приходится. Понятие «жажда привязанности» описывает паттерн, при котором естественная потребность в Другом выходит из-под контроля[47]. При этом, разумеется, забывается, что внутри каждого из нас как минимум теоретически живет всегда готовый прийти на помощь спутник.
Огромной проблемой многих мужчин является их эмоциональное онемение[48]. Приученный скрывать чувства, отмахиваться от инстинктивной мудрости и подавлять свою внутреннюю истину, среднестатистический мужчина остается незнакомцем для себя и окружающих, рабом денег, власти и статуса. В своих западающих в память строках Филип Ларкин описывает их как «мужчин, чей первый инфаркт случается как Рождество, которые беспомощно барахтаются, придавленные обязательствами и соблюдением необходимых традиций, затягиваются в темные аллеи возраста и недееспособности, лишенные всего, что когда-то дарило жизни радость».