Требуется немалое мужество, чтобы взглянуть в лицо своим эмоциональным состояниям и вступить с ними в диалог. Но именно в таком диалоге кроется секрет личностной целостности. На дне трясины души таится глубокий смысл и призыв расширять свое сознание. Принять брошенный вызов – вот наша величайшая обязанность. У штурвала корабля можем встать только мы. И как только мы возьмем управление в свои руки, испытываемый ужас окупится смыслом, достоинством и целью.
Великая диалектика
Для описания необходимого диалога с самим собой Юнг использовал одно из так называемых складных слов, Auseinandersetzung. Данное понятие можно перевести как «размещать одну вещь напротив другой», что в фигуральном смысле описывает дискуссию или диалектику. Это отношения, возникающие между психоаналитиком и человеком, подвергающимся психоанализу, и внутри бессознательного каждого из нас.
Как же можно поспособствовать этому диалогу? Уже предлагались ежедневные вопросы: «Кто я есть в данной ситуации, какие голоса (или голос) я слышу?» – а также ежедневная медитация и, возможно, более активная форма рефлексии, например ведение дневника.
В начале данной книги я упомянул о том, что наше мировоззрение можно уподобить взгляду через призму детства и культуру, линзу, преломляющую свет и искажающую наше зрение. Мы пропускаем через себя и подкрепляем определенный жизненный опыт, который затем откалывается и устанавливает контроль над настоящим, когда в форме комплексов проникает в наше сознание и овладевает им. У нас возникает очевидный вопрос: «Кто я такой, если я не мое эго и не мои комплексы?» Чтобы разрешить указанную дилемму, необходимо погрузиться в великую диалектику. Когда мы отступаем от оси «эго – мир», которая проходит через всю первую половину жизни и господствует в ней, нам предстоит вступить в диалог эго и Самости. Самость, как мы уже видели, проявляет свою целенаправленность в многочисленных подсказках. Являются ли эти подсказки физическими, эмоциональными или имагинальными, все они выражают нашу потребность вернуться в прежнее русло.
Самая, вероятно, полезная техника, помогающая нам участвовать во внутреннем диалоге, – работа со снами. Мы живем в культуре, пренебрежительно относящейся к внутренней жизни и поэтому пренебрегающей снами. Однако психика говорит с нами именно посредством образов, возникающих в снах, образов, которые кажутся эго слишком странными, но воплощают собой энергии и телеологию Самости. Если мы сумеем разгадать истинный смысл этих образов, нам откроется глубокая мудрость, подобной которой не сыскать ни в одной книге и ни в одном учебном заведении. Это только наша правда и больше ничья. Если мы сможем понять хотя бы некоторые сны, нам будет проще разобраться, что для нас правильно, к чему призывает нас наша истинная природа. Настолько точной информации о самих себе нам не удастся найти нигде, кроме как в богатой персональной мифологии, передаваемой нам из ночных глубин.
Юнг разработал метод под названием «активное воображение». Он отличается от метода свободной ассоциации Фрейда и не является формой медитации. Это способ активизации образов посредством рисования, лепки из глины, танца и других различных видов деятельности с целью установить связь с содержащимся в образе эмоциональным зарядом. Данная разновидность Auseinandersetzung не только помогает сознанию отыскать смысл в сновидениях, но и способствует развитию диалога между эго и Самостью.
В своей практике мне приходится слышать примерно о сорока сновидениях в неделю. Со временем учишься распознавать повторяющиеся мотивы. И все же, как раз когда эго начинает предполагать, что все ясно и понятно, психика выкидывает какой-нибудь фокус и ставит нас в тупик. Такая работа требует кротости и смирения, однако она приносит самые богатые плоды, ибо в этот момент мы напрямую связаны с душой, с таинственным замыслом космоса, действующим внутри и через каждого из нас. Из сотен сновидений, которыми может поделиться любой психоаналитик, я выбрал пример, более показательный, чем многие другие.
Тридцатишестилетнему мужчине приснилось, что он прибыл в красивый особняк, где ставился шекспировский «Сон в летнюю ночь» в жанре эротического балета. Ему предложили принять участие в постановке, и он танцевал до тех пор, пока не позвонила его мать с требованием приехать и разобраться с какой-то возникшей проблемой. В конце сна он пребывал в ярости, поскольку ему пришлось прервать увлекательное занятие, но при этом чувствовал себя вынужденным подчиниться требованию матери.
В реальности пациент отделил себя от матери целым континентом, но психологически он продолжал жить вместе с ней. Его мучила затяжная депрессия, засасывала трясина негативной анимы, пугали обязательства отношений. Самость предложила ему этот сон в качестве подарка, карты с очерченными границами его внутренней территории. Как бы далеко он ни уезжал, он продолжал оставаться «под жестким контролем» родителей, оставаясь жертвой сурового детства. Вместе с тем «танец жизни» проходил мимо него, что выразилось в ассоциации с балетом по Шекспиру. Сила образов подтвердила степень его травмированности и ее последствия. Если говорить кратко, сон выявил потребность избавиться от материнского комплекса и высвободить аниму, которую Юнг определял как «архетип самой жизни»[112].
Чем чаще человек видит подобные повседневные драмы, тем больше начинает верить в таинственную внутреннюю силу, которую Юнг именовал Самостью. В этой необъятной вселенной нас не лишают помощи, не прячут от нас смысл. Мы наделены богатым и звучным бессознательным, которое говорит с нами через симптоматику повседневной жизни, а также брызги сновидений и активное воображение. В период перевала в середине пути наша задача – прислушиваться к образам из сновидений: «Из каких уголков моей души они появились, с чем ассоциируются, что говорят о моем поведении?»
Единственный способ пересмотреть ощущение собственного «я» – начать диалог между эго и Самостью. Вовсе не обязательно проходить формальную терапию, достаточно мужества и ежедневной дисциплины, чтобы «прислушиваться» к себе. Когда мы научимся сохранять и собирать в единое целое все, что узнаем, мы больше не будем чувствовать себя одинокими наедине с собой. Когда мы сможем интериоризировать свой диалог, сохранив при этом контакты с внешним миром, мы сможем прочувствовать эту связь с миром души, которая ранее обеспечивалась за счет древних мифов и религий. Мы заново постигаем то, что было известно нашим предкам, что темнота наполнена светом, что тишина говорит. Если нам достанет мужества и дисциплинированности заглянуть внутрь, вступить в диалектическую беседу с душой, мы обретем прочную опору в вечности.
Momento Mori
Иеремию Бентама, жившего в XIX веке английского социолога, философа и экономиста, по праву можно считать человеком выдающимся. До недавнего времени, если вам довелось попасть в число избранных, вы могли бы с ним, так сказать, встретиться в Лондонской школе экономики. Господин Бентам завещал деньги на проведение ежегодного обеда в свою честь. Это, конечно, хорошо. Но в завещании имелось одно условие: Его Забальзамированное Величество должны были ввозить на кресле и усаживать во главе стола. Остается только догадываться, какие интеллектуальные беседы разворачивались во время такого обеда. Было бы слишком нетактично отметить, что хозяин сегодня выглядит бледновато?
История Иеремии Бентама типична для западной культуры. В результате размывания мифологического фундамента и привязки самооценки к материальным благам и социальному статусу современная культура стала изображать смерть как врага. Говорят, сегодня смерть – единственная неуместная тема для коктейльной вечеринки. Как отмечали такие публицисты, как Джессика Митфорд («Американский способ смерти»), Эрнест Беккер («Отрицание смерти») и Элизабет Кюблер-Росс («О смерти и умирании»), у Америки, в частности, имеется проблема с главным фактом жизни: все мы постепенно умираем.
Данный очевидный факт насыщен импликациями. В процессе прохождения перевала в середине пути и магическое мышление детства, и героическое мышление первой взрослости уступают место безжалостному осознанию времени и тленности. Нас поглощает та же сила, эрос, что наполняет нас жизнью. Дилан Томас выразился очень емко: «Сила, которая через зеленый фитиль выгоняет цветок, гонит мой возраст зеленый, а сила-тесак, корни деревьев секущая, – мой дровосек»[113]. Зеленый эрос молодости, подобно фитилю, сжирающему самого себя, в середине жизни сталкивается с обезоруживающим ощущением собственной смертности. Поэтому не стоит удивляться мужчинам в возрасте, сбегающим с молоденькими красотками, или женщинам, потеющим и кряхтящим в тренажерных залах, отваживающимся на коллаген, подтяжки и уколы, чтобы скрыть приближение старости.
Почему мы так стремимся остаться молодыми? Было бы неплохо заменить кое-какие части тела на более гибкие, но откуда это желание вернуться в незрелую, неопытную молодость? Ответ совершенно очевиден: мы желаем воспринимать жизнь не как динамичное развитие, а как нечто прочно зафиксированное, мы не готовы рассматривать ее как цикл смертей и возрождений, не готовы к странствию во всей его полноте, а предпочли бы знакомый и привычный комфорт. Вот почему пластическая хирургия стирает отпечатки жизненных баталий, а подростки формируют культуру.
Греческий миф о Тифоне повествует о человеке, который получил дар бессмертия, но продолжал стареть физически. Его тело увядало, и он взмолился богам о смертности. Те милостиво согласились. Это история об Иеремии Бентаме и обо всех нас. Течение времени несет нас к праху.
В середине жизни вполне естественно переживать из-за упадка сил и потери всего, что мы так старались сберечь. Но за этим душевным смятением кроется приглашение. Приглашение в следующей части пути перевести свою жизнь на новые рельсы, перейти от внешнего стяжательства к внутреннему развитию. Если смотреть с позиции первой взрослости, вторая половина жизни похожа на медленный аттракцион ужасов. Мы теряем друзей, супругов, детей, социальный статус, а затем и свою жизнь. Тем не менее, если, как утверждают все религии, замыслы богов подчиняются законам природы, нам следует принять высшую мудрость процесса. Вместо того чтобы руководствоваться позицией молодости, которая рассматривает безопасность сквозь призму эго, гораздо важнее обрести такую жизненную стойкость, которая бы позволяла нам настроиться на звучный ритм нашей жизни.