Перевал в середине пути. Как преодолеть кризис среднего возраста — страница 7 из 29

[22], то одна из причин его, вне всяких сомнений, заключается в том, что для многих работа является унизительной и деморализующей. Даже те, кто построил карьеру своей мечты, нередко ощущают странную опустошенность. Я знаю многих студентов, которые в качестве профилирующей дисциплины выбирают бизнес или становятся программистами, потому что того требовали родители (или опекуны), аморфное общество. И те, кто добился желаемого, и те, кто под давлением был вынужден реализовывать чужие мечты, часто устают от своей работы. На каждого честолюбца на карьерной лестнице найдется измученный руководитель, тоскующий по иной жизни.

Профессиональная карьера, так же как брак и воспитание детей, является основным средством проекции: 1) идентичности, которая, как принято считать, подтверждается реальным овладением знаниями и навыками; 2) заботы, которая опирается на убеждение, что человек будет сыт, если будет работать продуктивно; 3) трансцендентности, суть которой сводится к преодолению ничтожности духа посредством непрерывных достижений. Когда эти проекции ослабевают, а недовольство тем, как расходуется жизненная энергия, больше не получается вытеснять, человек вступает на перевал в середине пути.

Чем традиционнее брак, чем прочнее зафиксированы гендерные роли, тем выше вероятность того, что партнеров будет тянуть в противоположных направлениях. Он успел взобраться на вершину карьерной лестницы, но оттуда видно только корпоративную парковку. Он бы с удовольствием притормозил или вообще уволился. Она, посвятившая свою жизнь семье, чувствует себя обманутой, недооцененной и остановившейся в профессиональном развитии и хочет пойти учиться или найти работу по душе. У мужчин среднего возраста работа нередко служит причиной депрессии, угасания надежд и амбиций. Женщины, начинающие все сначала, переживают о своей профессиональной пригодности и конкурентоспособности. В подобной ситуации можно найти как положительное, так и отрицательное. Если говорить о минусах: оба супруга исчерпали главную составляющую спроецированной идентичности и желают начать с чистого листа. Плюсом можно считать то, что эта неудовлетворенность дает толчок истинному обновлению индивида, в результате чего раскрывается еще одна грань его потенциала. Но есть и еще один печальный момент: одна проекция попросту заменяется другой, но даже в таком случае человек приближается к встрече с самостью. Если кто-то из супругов, страшащийся перемен, пытается им сопротивляться, ему придется жить с обозленным и глубоко подавленным партнером. В жерновах брака перемены не всегда обязательно ведут к лучшему, но сами они неизбежны. В противном случае брак распадается, особенно если он препятствует росту одного из супругов.

В среднем возрасте должна ослабнуть еще одна проекция, связанная с ролью родителя как символического защитника. Обычно к тому моменту, как человек входит в средний возраст, его родители либо утрачивают часть своего влияния, либо умирают. Даже в случае конфликтных или холодных отношений с родителями их символическое присутствие возводит невидимый психологический барьер. Пока сохраняется родительская фигура, сохраняется и психологический буфер, отделяющий нас от неизвестной и опасной вселенной. С исчезновением буфера человек испытывает приступ экзистенциальной тревоги. Одна моя клиентка, сорока с небольшим лет, переживала панические атаки, когда ее семидесятипятилетние родители полюбовно решили развестись. Она знала, что их брак никогда не отличался прочностью, но он все равно служил ей невидимым щитом, закрывающим от огромной вселенной. Еще до их смерти развод вдребезги разбил незримую защиту – и стал еще одним поводом чувствовать себя одинокой и покинутой в среднем возрасте.

Несмотря на множество иных проекций, утрачиваемых после первой взрослости, наиболее примечательными являются разбившиеся ожидания касательно брака, детей, карьеры и родителя-защитника.

В своей книге «Проекция и возвращение проекций в юнгианской психологии» Мария-Луиза фон Франц выделяет пять этапов проекции[23]. На первой стадии человек убежден, что внутренний (то есть подсознательный) опыт в действительности внешний. На второй происходит постепенное осознание несоответствия между реальностью и проецируемым образом (к примеру, человек выходит из состояния влюбленности). На третьей стадии требуется признание этого несоответствия. На четвертой человек вынужден прийти к выводу о том, что изначально в чем-то заблуждался. И наконец, на пятой он ищет истоки проецируемой энергии внутри себя. Последняя стадия – поиски смысла проекции – всегда подразумевает углубленное постижение самого себя.

Размывание проекций, отказ от надежд и ожиданий, которые они собой воплощают, почти всегда происходят болезненно. Но это обязательное условие самопознания. Утрата надежды на спасение извне подводит нас к тому, что нам придется спасать себя самим. На каждого внутреннего ребенка, охваченного страхом и ищущего спасения во взрослом мире, находится взрослый, потенциально способный нести за него ответственность. Осознавая суть своих проекций, человек совершает огромный шаг к освобождению от детства.

Изменения в теле и в чувстве времени

Первая взрослость нацелена на то, чтобы проецировать юношеское высокомерие на туманное будущее. Очень легко упустить из виду момент, когда энергия начинает идти на спад. Представьте, что накануне вы не выспались. Потом вы работаете как прежде, но восстанавливаетесь уже не так быстро. Затем появляется небольшое недомогание и напряжение.

Молодежь обычно довольно легкомысленно относится к своему телу, думая, что оно всегда будет им служить, защищать их и что при необходимости можно вычерпывать из него все ресурсы и оно само их снова восполнит. Но приходит день, когда мы становимся свидетелями неотвратимых изменений, происходящих помимо нашей воли. Тело становится врагом, упрямым антагонистом в героической драме, на роль в которой мы сами себя назначили. Сердце продолжает питать надежды, но тело уже за ним не поспевает. Как сокрушался Йейтс: «Ведите мое сердце прочь; желанием больное, привязанное к умирающему зверю»[24]. То, что когда-то было покорным слугой эго, сейчас превратилось в сурового врага, человек чувствует себя в плену у тела. Сколь бы высоко ни стремился воспарить дух, то, что Альфред Норт Уайтхед называл «привязанность к телу»[25], зовет его обратно на землю.

Ловушкой становится и время, когда-то представлявшееся сценой для нескончаемой пьесы, далеким пространством с вечно сияющим светом. Внезапные, резкие изменения вынуждают нас признавать не только свою смертность, единый конец для всех, но и невозможность исполнить все мечты и задумки сердца. «Никакой цельности, только отдельные фрагменты», – заключил мой друг. Изящное тело, склеп; нескончаемое лето, падение в темноту – именно это ощущение ограниченности и незавершенности ознаменовывает конец первой взрослости. Дилан Томас описал свой переход прекрасными строками:

Я не тревожился этими белыми ягнячьими днями

О том, что время, ухватившись за тень руки,

Не дав оглядеться,

Утащит меня при встающей луне к ласточкам на чердак

И что однажды, скача в постель,

Я услышу, как оно удаляется вместе с полями,

И проснусь – а ферма навек улетела с земли:

И нет больше детства,

Когда я был мал и свободен

У времени в милостивых руках,

Когда оно берегло меня – зеленым и смертным

И пел я, как море поет, в легчайших его кандалах[26].

Угасание надежды

Когда струны души резко натягиваются и человек внезапно осознает свою смертность, он также понимает, что у каждой жизни есть предел и что это неизбежно. Магическое мышление детства и героическое мышление затянувшегося подросткового возраста, называемого первой взрослостью, доказывают свою несостоятельность, столкнувшись с реальной жизнью. Неуправляемое требовательное эго преломляет детскую неуверенность, превращая ее в манию величия. В песне, написанной для фильма «Слава», есть такие строки: «Я буду жить вечно, я научусь летать». Надежды новорожденного эго на бессмертие и известность прямо пропорциональны детским страхам и слабому знанию жизни. Аналогичным образом горечь и хандра среднего возраста напрямую связаны с объемом энергии, затраченной на несбыточные детские фантазии.

Эго нуждается в точке опоры в огромной и непознанной вселенной. Подобно коралловому рифу, который растет за счет отложений скелетов полипов, эго накапливает фрагменты практического опыта и формирует из них структуру, позволяющую крепко держаться в бурных водах. Естественно, эго-сознание приходит к выводу, что обязано защищаться от жизненных тягот и компенсировать свою неуверенность чувством собственного величия. В нашей неуверенности иллюзия величия помогает нам рассеивать тьму, когда ночами мы укладываемся спать. Но барахтанья в посредственности – кислая закваска среднего возраста. И даже те, кто снискал известность, кто называет гостиницы в свою честь, кто сводит с ума своих детей, не более чем все остальные освобождены от встречи с ограничениями, упадком сил и смертностью. Если бы такие атрибуты, как власть и привилегии, приносили душевное спокойствие, придавали жизни смысл или дарили вечное удовольствие, то проецируемые нами детские мечты имели бы под собой хоть какое-то основание.

Еще одна надежда молодости, порождение эго – это желание идеальных отношений. Несмотря на то что вокруг себя мы видим далекие от совершенства связи, нам кажется, что мы умнее, умеем грамотно выбирать и ловко избегать ловушек. Коран предупреждает: «Или вы думаете, что войдете в Сад блаженства без таких испытаний, какие выпали на долю тех, кто умер до вас?»