— Как так можно… — я была растерянна и подавлена.
Встала, машинально отряхнула зад и пошла к дороге. Такси вызвать или просто сесть на первый подъехавший автобус? К маме в таком состоянии лучше не ехать, да и время будет уже позднее… Ну, как позднее. Для человека, две недели назад пережившего, мать его, инфаркт!
Встала возле дороги, так и не определившись, такси или общественный транспорт, без мыслей, с абсолютно пустой головой. Машина какая-то рядом остановилась, открылось окно со стороны пассажира, а я торопливо сделала шаг назад. Не хватало ещё нарваться на какого-нибудь извращенца или любителя придорожных приключений. Нахмурилась, мельком взглянула на водителя и, до кучи, ещё и поморщилась. Тимур.
— Подвести? — спросил сухо, как будто его вынудили остановиться, приставив к голове пистолет.
— Нет, — ответила резко. Пожалуй, даже слишком. Он слегка вздёрнул верхнюю губу, выражая всё своё презрение, начал закрывать окно и плавно трогаться с места, а я стиснула зубы и пересилила себя, сделав несколько торопливых шагов рядом с машиной. — Подожди! — он остановился и повернул голову, перестав закрывать окно, а я подошла чуть ближе, чтобы видеть не половину лица, а всё, и сказала искренне: — Спасибо. Ну, за врача… — он поморщился и состроил недовольную мину. — Я что-то неправильно поняла?
— Скорее он, — процедил в ответ.
— Я…эм… — я старательно пыталась подобрать слова, он смотрел с недоумением, но, на удивление, был терпелив, дав мне шанс, которым я не воспользовалась, брякнув: — Спасибо не достаточно? Как мне тебя отблагодарить?
Я реально не могла догнать, что ему нужно. И как он тут оказался вообще, хотя, конечно, до офиса рукой подать, мог и мимо проезжать, а я зависла и…
— Ну, можешь отсосать, — отвечает со смешком, а моё лицо вспыхивает, как спичка, поднесённая к огню.
Я с силой сжимаю кулаки, готовясь высказать ему всё, что я о нём думаю, но слышу хруст бумаги в руке. Опускаю взгляд, смотрю на анализы мамы и понимаю, что плевать я на него хотела. На все его слова едкие, на подколы, на его взгляд свысока.
Разворачиваюсь и иду к остановке, едва переставляя ноги. Надо бы вскинуть подбородок, бросив на него равнодушно-насмешливый взгляд на прощанье, грудь вперёд, жопу назад, но я даже плечи толком расправить не могла. Осунулась вся, как будто постарела ещё лет на десять, помимо тех, что накинула на лавочке в сквере. И как-то не до мудозвонов с манией величия.
И снова я мудак. Это уже четвёртый прокол, пора обнуляться, пока она не подкараулила меня в тёмном переулке с кухонным ножом. Почему-то кажется, что эта именно так и поступит.
Вылетаю из тачки, догоняю и хватаю её за руку, останавливая. Думал, влепит мне пощёчину, я стерплю, извинюсь сквозь зубы и дело в шляпе. А она стоит и смотрит. Слёзы по щекам текут, но она, походу, даже не в курсе. С пощёчиной косяк, извинения застряли в горле.
— Перегнул, — выдавил из себя первое, что пришло в голову.
А в ответ тишина.
Понимаю, что всё ещё держу её руку, тут же отпускаю и она разворачивается, продолжая идти по ранее намеченному курсу. А я стою и смотрю ей вслед. Ноги как будто вросли в асфальт.
Дошла до остановки, села на лавку и уставилась в мятые бумажки в своих руках. Подхожу ближе, но она даже не шелохнулась, то ли нарочно игнорируя, то ли в самом деле не замечая. Один автобус проехал, второй, а она всё сидит, роняя слёзы.
Рваный гандон внутри меня непрозрачно намекал, что надо сваливать, но тихий голос разума шептал, что извиниться всё же придётся, иначе командировка превратится в каторгу. А лететь со мной нужно именно ей, мать прооралась и вполне доходчиво пояснила, что в противном случае договор не заключить. Ибрагим каким-то макаром выяснил, что на моё имя билет был забронирован, а вот девушки по имени Диана на том же самом борту нет ни одной. Вот и думай, подфартило или нет. Прилетел бы я с другой переводчицей, он бы взбесился и о контракте можно было бы забыть. Ну и прочий головняк.
Подхожу и сажусь рядом. Носом шмыгает, мокрую бумагу пытается расправить, смазывая поплывшую краску. Чё-то там, похоже, вообще труба. Даже любопытно стало. Ладно, поднатужься уже…
— Извини, — говорю обычном голосом, а она вздрагивает и поворачивает голову.
Поначалу как будто не узнала. Моргнула, сфокусировалась и вскинула одну бровь. Киваю на бумажки и спрашиваю:
— Врач помог?
— Помог, — она немного сипит и тут же откашливается.
— Ты ничего мне не должна, — отвечаю на ранее заданный вопрос как нормальный, адекватный человек, которым уже давно себя не ощущал. В её присутствии. — Врач не должен был говорить, что через меня.
— Стесняешься делать добро? — слегка ухмыляется, а глаза становятся живыми. — Я никому не скажу, обещаю.
Ухмыляюсь в ответ. Забавно.
— И каков вердикт? — вновь спрашиваю, а она нервно хихикает и откидывается спиной на остановку, слегка запрокинув голову.
— Я — бесчувственная, бессердечная дрянь, — отвечает весело, а я начинаю подозревать, что совершил самую крупную ошибку, подойдя к ней. Сейчас начнётся шоу-программа под названием «истерия».
— Я случайно подсунул тебе психолога? — я осторожничаю, но чувствую себя канатоходцем на высоте с трехэтажный дом. Разумеется, без страховки.
— Гематолог, — отмахивается, вяло приподняв пальцы с ноги. Не бомбануло. Странно…
Ещё автобус подъехал, она проводила его взглядом, но так и не поднялась.
— Не знаешь, где хочешь оказаться? — вопрос за вопросом. Да мне премию «собеседник года» надо вручить! Самое странное, что ответ действительно интересен. Весьма непривычные ощущения.
— Почему? — удивляется переводчица и широко распахивает глаза, глядя прямо в мои. В штанах некстати зашевелилось, а она добавила: — Знаю, — и отвернулась.
Я выдохнул, но не на долго. Они продолжала сидеть в той же нелепой позе, с задранной головой, а мой взгляд приковала её шея. Хочу смотреть куда угодно, только не на неё, но просто не могу. В голове всплывает обрывок ночи, проведённый в её квартире. Я лежу на спине, крепко сжимая её ягодицы своими руками, она сидит верхом, запрокинув голову и упершись руками в мои слегка согнутые в коленях ноги. Грудь её перед глазами скачет, поза кажется неестественной, но ей, похоже, удобно. Регулирует положение меня в себе и тихо стонет, закусив нижнюю губу.
— Классно поболтали! — говорит неожиданно, по-братски хлопает ладонью по моей ляжке и быстро влетает в автобус, успев прямо перед тем, как двери закрылись. Как долбанный Индиана Джонс.
И вот сижу я на остановке один на один со своим мощным стояком. Классно, ага.
4.
Как ни странно, идиотский разговор на лавке привёл в чувство. По сути, одно его появление рядом раскачало хлипкий плот, на котором я балансировала, и я с размаху окунулась в ледяную воду, тут же вынырнув и глубоко вдохнув.
Дождалась нужный автобус, зачем-то похлопала его по ноге и стояла спиной к остановке, пока изрядно не удалилась, морщась от досады за свою несдержанность. Подумает ещё, что я к нему клеюсь…
К дому мамы я подошла ближе к одиннадцати. Решила так — если свет горит, поднимусь. Нет — заеду утром перед работой, она всегда встаёт рано. Но вот они окна, тёмные, почти чёрные, а уезжать совсем не хочется. Тревога за родного человека толкает под спину к подъезду, но ускорение не требуется: я бегом поднимаюсь на третий этаж и торопливо открываю дверь своими ключами.
Руки ходуном, как у алкаша со стажем, сердце долбит, в висках пульсирует, отдышка ещё какая-то, как будто я марафон пробежала. С бутылкой текилы в руке, не забывая периодически к ней прикладываться.
— Уймись! — шикаю на себя, убираю ключи и просто стою под дверью, медленно и глубоко дыша.
Разумеется, мою возню она услышала, дверь распахнулась, а мама вложила в свой взгляд столько удивления и недоумения, что мне стало немного стыдно, что я вообще её побеспокоила. Но это в первую секунду. Потом в её взгляде появилось беспокойство, а я сказала быстро:
— Со мной всё в порядке!
— Да как же… — неожиданно съязвила мама и отошла от двери, пропуская меня в узкую прихожую. — А глаза у кого заплаканные?
— А кто в больнице с инфарктом лежал, а мне нахально врал, что картошку на даче тяпает? — кривлюсь в ответ, скидывая туфли.
Мама демонстративно закатывает глаза и потуже затягивает пояс домашнего халата.
— Никто в гостях картошку не тяпает, — отвечает поучительно-деловым тоном и идёт на кухню, бросая через плечо: — Чай будешь?
Вроде и вопрос, но ответ может быть только один.
— Нет, — ворчу ей наперекор и послушно иду следом.
— Конечно, будешь, — отвечает мама с улыбкой и ставит старенький чайник на газовую плиту. — Медовик ещё есть. И селёдочка под шубой.
— Ага, и табличку на туалет с надписью «резерв» повесь заодно, — продолжаю ворчать, а она тяжело вздыхает и садится на стул рядом, взяв меня за руку. — Как можно о таком умолчать? — спрашиваю с обидой и быстро моргаю, прогоняя вставшие в глазах слёзы. — Как можно не знать?…
— Дина… — мама прикрыла глаза и опустила голову, но тут же собралась и сказала строго: — Прекрати сопли распускать.
Одним махом осушив все мои горючие, да ещё и до кучи довольно грубо вытерла остатки со щёк кухонным полотенцем. Поднялась и пошла наливать чай.
— Это не нормально, — заявила её спине, а она бахнула чайник на плиту и развернулась.
— Не нормально — это когда ты скачешь вокруг меня наседкой! — хмурится на меня и тут же возмущённо взмахивает руками, как пианист, готовящийся к финальному аккорду. — У тебя что, жизни своей нет?!
— Типа я тебя достала? — удивленно вскидываю правую бровь. — Простите, пожалуйста!
— Не утрируй, — морщится мама и продолжает воевать с чайником, — прошлого раза мне хватило за глаза. Я уже забыла, а ты всё душу себе терзаешь. А я не для того двенадцать часов тебя рожала.
— Ещё пару месяцев назад было девять… — замечаю, едва сдерживая улыбку.