Рассказывая о деятельности проанглийских организаций в России, нельзя не сказать о М. М. Ковалевском. Это весьма незаурядная и влиятельнейшая личность, крупный землевладелец, высокопоставленный масон. Ковалевский родился в 1851 году, происходил из потомственных дворян, с золотой медалью окончил гимназию. Высшее образование получил в Харьковском университете, в 21 год стал кандидатом права, затем доктором.
Работал в Берлинском университете, занимался в Британском музее, лондонских архивах, лично знал Маркса. В 1879 году участвовал в работе первого земского съезда. Получил широкую известность на Западе, был членом-корреспондентом Французской академии наук, членом Британской ассоциации наук. В 1901 году Ковалевский создал Русскую высшую школу общественных наук в Париже и начал приглашать туда лекторов. Среди них были Ленин, Плеханов, Милюков, Чернов (революционер, к тому времени уже отсидевший в тюрьме), Грушевский (разработчик идеологии независимости Украины) и многие другие общественно-политические деятели.
С 1905 года Ковалевский возвратился к активной земской деятельности, начал издавать газету «Страна», где вместе с ним сотрудничали масоны Трачевский, Иванюков, Гамбаров, Котляревский, член революционной партии «Дашнакцутюн» Лорис-Меликов и прочие.
Как отмечает историк масонства Серков, в 1906 году Ковалевский, в то время масон 18-й степени Древнего и Принятого Шотландского устава, получил от совета ордена Великого Востока Франции разрешение на открытие лож в России. В руководство первой «ложи Ковалевского» вошли, в частности, известный адвокат В.А. Маклаков и выдающийся драматург В.И. Немирович-Данченко. В 1907 году от Великой Ложи Франции Ковалевский получил патент на открытие лож в Петербурге и Москве. В 1908 году состоялся масонский конвент (первое заседание вел Ковалевский), на котором было решено организовать ложи в крупных городах по всей стране.
Параллельно Ковалевский руководил Партией демократических реформ, много публиковался в самых известных газетах России, избирался в Думу, причем в 1906 году возглавил делегацию депутатов на Межпарламентской конференции в Лондоне. В 1907-м вошел в Государственный Совет, издавал журнал «Вестник Европы», вел отдел политических и юридических наук в «Новом энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона», был редактором «Энциклопедического словаря Русского библиографического института Гранат». В 1912–1914 годах — член ЦК Партии прогрессистов.
По степени оппозиционной неугомонности Ковалевского вполне можно сравнить с Гучковым, и вот в 1915 году Ковалевский начинает новый проект: создает Общество сближения с Англией (ОСА). Современный историк С.С. Колотовкина ввела в научный оборот устав этой организации, и благодаря этому мы можем судить, какие цели декларировались обществом. В тексте устава есть красноречивые моменты:
«Общество устраивает с подлежащего разрешения лекции, доклады, беседы, курсы, съезды, выставки, справочные бюро, музеи, организует экскурсии в Англию и оказывает всякое содействие экскурсиям в Россию, организуемым в Англии; издает книги, брошюры, периодические издания; возбуждает соответствующие ходатайства пред подлежащими правительственными и общественными учреждениями»[6].
Под председательством Челнокова ОСА официально открылось 22 мая 1915 года. Возглавил организацию Ковалевский, а его заместителями стали пять человек, среди которых были Коновалов и Милюков. Разумеется, представители британского посольства не остались в стороне от такого начинания, почетным членом общества стал Бьюкенен, и это неудивительно, ведь ОСА стало рупором англофильской пропаганды. Под эгидой общества организовывались публичные лекции и доклады, в которых неизменно подчеркивалась прогрессивная роль Британии. Иногда степень преклонения перед Лондоном переходила все мыслимые границы. Так, например, в речи Кокошкина в конце 1916 года прозвучал призыв создать после войны всеевропейскую конфедерацию под руководством Англии.
Едва началась деятельность ОСА, Ковалевский взялся создавать еще одну проанглийскую структуру — Общество английского флага (ОАФ), позже переименованное в Русско-английское общество. Председателем ОАФ стал Родзянко, а на первом же собрании опять выступил Милюков, на последующих мероприятиях к ним присоединился Шингарев. Отмечу, что в Русско-английское общество входили также Гурко, Маклаков, Терещенко и, конечно же, Гучков.
ОАФ наладило сотрудничество с помощником английского военного атташе Блэром, морским офицером Гренделем, членом палаты общин Геммердэ, секретарем британского посольства Линдлеем и, как и следовало ожидать, с Бьюкененом.
Помимо Бьюкенена, бурную деятельность в России развел Локкарт. Он наладил дружеские отношения с Челноковым, князем Львовым, Кокошкиным, Маклаковым. О первых трех я писал выше, а Василий Маклаков благодаря Февральской революции стал комиссаром Временного комитета Государственной думы. Локкарт был настолько своим для российских оппозиционеров, что ему регулярно доставлялись секретные постановления Земского союза и Союза городов, а также Московской городской думы. Из британцев, находившихся в России, особо стоит отметить главу специальной миссии контрразведки Сэмюэля Хора. Он отличался высоким профессионализмом в сфере обработки информации, располагал широчайшими связями в России.
Естественно, в нашей стране работали и журналисты английских газет. Так, например, Гарольд Вильямс поставлял в британское посольство сведения от высокопоставленных российских оппозиционеров, находился с ними в дружеских отношениях и даже был женат на Ариадне Тырковой, входившей в руководство кадетской партии. Корреспонденты «Таймс» Вильтон и Вашбурн вместе с писателем Уолполом активно вели английскую пропаганду, причем Уолпол сотрудничал с Гучковым. Стоит упомянуть писателя Грехэма. Классиком мирового уровня не стал, зато объездил Россию вдоль и поперек. Корреспондент «Дейли телеграф» Пэйрс был официальным осведомителем британского правительства.
Пэйрс был профессором и по совместительству матерым волком спецслужб. Как отмечает Колотовкина, именно Пэйрс в 1916 году устроил Милюкову поездку в Англию под видом чтения лекций, а на самом деле для налаживания связей между российской оппозицией и британским истеблишментом. Знакомство Пэйрса с высокопоставленными политиками России не ограничивалось Милюковым. Он знал Витте, Родзянко, Гучкова и многих других.
Вот какова была степень вовлеченности Британии в российскую политику, и это только вершина айсберга.
Глава 6. Хитрый лис Шарль де Голль
«События 1958 года во Франции во многих отношениях были похожи на переворот», — утверждал бывший советник Рональда Рейгана Эдвард Люттвак[7]. Согласитесь, звучит необычно. В общественном сознании перевороты не ассоциируются с экономически развитыми странами Европы. Конечно, все знают, что во Франции свергали монархов, и не раз, но это было очень давно. А чтобы во второй половине XX века и чтобы сам Шарль де Голль вдруг оказался путчистом — это воспринимается с недоверием. Тем не менее Люттвак — профессионал и бросать слов на ветер не станет. Поэтому давайте присмотримся внимательнее к тому, как символ французского Сопротивления стал президентом страны.
В 1944 году де Голль занимает пост председателя Совета министров Франции, однако уже в 1946 году теряет власть, но не сидит сложа руки, а вскоре создает партию «Объединение французского народа». Де Голль делает ставку на участие в парламентских выборах. Но даже в лучшие времена, в 1951 году, партия проигрывает коммунистам, набрав лишь 21,6 % голосов. В 1953 году следует новая неудача — 10 % на муниципальных выборах и роспуск партии. Де Голль удаляется в свое поместье в Шампани, где и проводит несколько лет в самоизгнании, дожидаясь своего часа. И этот час пробил в 1958 году. Но чтобы разобраться с обстоятельствами триумфального возвращения де Голля к власти, надо обратиться к предыстории.
Французская политика середины XX века была прочно завязана на «алжирском вопросе». Алжир был оккупирован Францией еще в 1830 году, и в течение многих лет Париж проводил политику офранцуживания этой страны. В результате к 1950-м годам в Алжире проживала огромная французская община. Из 9,5 млн населения Алжира 1 млн — это выходцы из Европы и их потомки. Статус Алжира тоже был особым: он не считался колонией, а рассматривался скорее как продолжение континентальной Франции. Поэтому когда в 1954 году Фронт национального освобождения Алжира (ФНО) начал войну за независимость, французы это посчитали сепаратистским мятежом и решили во что бы то ни стало его подавить. При этом целый ряд политиков во Франции считали, что нужно не просто расправиться с повстанцами, но и стимулировать дальнейшую интеграцию Алжира в состав Франции. Однако ни переговоры, ни репрессивные меры никак не могли решить «алжирский вопрос» в том смысле, о котором мечтал Париж. Движение за независимость усиливалось, а французское руководство все больше впадало в растерянность. Недолговечные кабинеты министров сменяли друг друга, война затягивалась, пожирая огромные средства и человеческие жизни, а «положительного» результата не было. Действия власти все больше раздражали армию, в которой стали считать, что с таким руководством и при такой политической системе победа и вовсе недостижима. Не бесконечная парламентская говорильня, не слабые министры, а только сильная личность, облеченная значительными полномочиями, может привести к успеху. Такая идея получала все больше сторонников.
Голлисты, в числе которых находился бывший министр-резидент (генерал-губернатор) Алжира Жак Сустель, развернули широкую пропагандистскую кампанию за возвращение де Голля к власти. Считается, что сам де Голль относился ко всему этому с большой долей равнодушия. Да, почти все время он проживал вдали от Парижа, писал мемуары, поправлял пошатнувшееся здоровье. Тем не менее он не забывал наведываться в столицу и там продолжал общаться со своими сторонниками. Трудно поверить, что столь амбициозный политик, при первой же возможности занявший пост главы государства, вдруг впал в апатию. Скорее, его демонстративная безучастность была тонкой игрой. Он просто ждал, когда «народ попросит его на царство». И вот тогда он триумфально сядет в президентское кресло «выполнять волю народа». Об истинных намерениях пожилого генерала можно судить по очень красноречивой фразе, которую он сказал в 1958 году своему соратнику Мишелю Дебре: «Что нам этот договор, мы его возьмем и разорвем, когда вернемся к власти». Речь шла о соглашениях по созданию Общего рынка