— Ребята, знаете что? Давайте отсчитывать время нашего путешествия не месяцами, а лунами, это гораздо романтичнее. И тогда вместо шестидесяти месяцев за пять лет наберется шестьдесят две луны! Целых две луны сверх плана в виде премии!
— А трассу распланируем так, чтобы раз в луну на нашем пути обязательно оказалось бы море, озеро или река…
Продолжать планирование нам помешал голос муэдзина — назойливый, плаксивый, хрипло-дрожащий. Позади нас, рядом с пятиконечной звездой, вставленной в полукружие жестяного полумесяца, вспыхнул столб из электрических лампочек: знак того, что настал час ашара — шестой молитвы. Лунный свет заливает похожую на луковицу верхушку и стройный ствол минарета с балкончиком-венчиком. Но где же муэдзин? Смотрите, вот как, оказывается, устроились с аллахом в современном Бейруте! Грампластинка, четыре репродуктора, по одному на каждую сторону света, — и забот как не бывало! Ранним утром, в начале пятого, игла в первый раз касается пластинки. Спустя два часа, после того как стихнет пение петухов, игла опускается снова, давая возможность кучке правоверных, занятых подвозом щебня и песка для стройки, отложить на минуту лопаты и поклониться Мекке. Третий сеанс — в полдень, когда преимущества микрофона перед простым голосом наиболее ощутимы. А через два часа после захода солнца, когда золотистый диск луны плывет высоко в небе, куда приятнее опереться о каменные перила балкончика на минарете и спокойно любоваться далью, чем надрывать голосовые связки вечно однообразным пением.
Наша июльская луна взошла над Эгейским морем. Она появилась на восточных подступах к Измирскому заливу, едва мы, усталые от целого дня езды и фотосъемок в каменном пекле античного Пергама, заглушили, наконец, моторы машин перед двухэтажным домом на Митхат Паша Джадесси.
Лунный свет играл в веерах пальм, мирно склонившихся над водой, и их тихий шелест напоминал нам шуршание камыша на берегу Поградецкого озера: предыдущую луну, июньскую, мы встретили на границе Албании и Югославии.
И еще один шаг назад, к Адриатике, на террасу отеля в Дурресе, где в ясную лунную майскую ночь мы строили планы поездки по южной Албании.
Только в нашу первую, апрельскую, луну муэдзина не было…
Бумагам не видно конца.
— Вот карнеты, мы подкололи к ним опись оснащения экспедиции на английском языке, одна опись заверена таможенным управлением, вот здесь страховые полисы машин на чешском, русском, английском и немецком. Это международные водительские права и технические паспорта машин, а это разрешение на право пользования радиопередатчиками, тоже на трех или четырех языках. Журналистские удостоверения вы уже взяли, да? А паспорта, черт возьми, где же паспорта, ведь минуту назад они лежали здесь…
Спокойствие, самое главное спокойствие, дышите глубже! До отъезда еще целых десять минут. В вестибюле шум, словно в улье. Маленькую площадь перед Домом научных работников Чехословацкой академии наук в районе Бубенеч, через которую за целый день обычно проходит с десяток людей, сегодня не узнать. Вокруг готовых к отъезду машин толпятся друзья и знакомые, пришедшие к самому началу, к неофициальному старту, к тому моменту, когда машины сделают первые метры долгого-предолгого путешествия.
Перед зданием автоклуба на Оплеталовой улице транспорт движется уже только в одном направлении. Народу здесь, правда, не так много, как было перед Техническим музеем на Летне, где мы сделали остановку, чтобы попрощаться со своим верным ветераном времен первого путешествия — с «африканской «татрой». Микрофоны, делегация пионеров из подшефной школы, рукопожатия.
— А меня вы, верно, совсем не помните, — загадочно улыбаясь, говорит парень в форме ефрейтора. — Я встречал вас здесь как делегат жижковских ребят, когда вы вернулись из Америки. Поэтому и сегодня взял увольнительную, чтобы пожелать вам ни пуха ни пера.
Тем временем шум снаружи нарастает, военный оркестр грянул первую прощальную мелодию, до десяти остаются считанные минуты.
— Шли бы уж, — подгоняют нас журналисты, — мы же должны написать, что после многолетней подготовки экспедиция стартовала в точно назначенное время.
Из разрозненных группок людей, собравшихся перед зданием, через полчаса образовалось людское море, дальний берег которого виднеется где-то возле угла проспекта Политзаключенных. Ограждение площадки для кинооператоров около ленточки старта давно снесено толпой, люди теснятся у самых машин. Так мы, пожалуй, не доберемся к ним, как же тут выехать вовремя?
— Пожалуйста, уезжайте же, — подгоняет нас старшина милиции, быстрым движением стирая пот со лба, и безуспешно пытается сдержать толпу, напирающую сзади.
Остается поднять на машинах чехословацкие флажки и кинуть жребий, чтобы решить, какая машина тронется первой. Одна монета куда-то закатилась, другая принесла выигрыш красной машине: она и будет стартовать первой. Бургомистр города Праги товарищ Свобода готов разрезать стартовую ленточку, люди нажимают со всех сторон, стараясь получше увидеть все, поднимаются на носки, держат над головами фотоаппараты-зеркалки, перевернутые видоискателями вниз.
И вот, наконец, старт!
Машины прокладывают дорогу в толпе, еле двигаясь вперед. Нога не отрывается от педали сцепления, левая рука за окном. Как нам поблагодарить всех этих людей за их бесконечное доверие, за чувства дружбы, за мимолетные рукопожатия и пожелания счастливого пути и счастливого возвращения?
На площади Франтишека Палацкого дороги расходятся. Ровно двенадцать лет назад на этом самом месте Иржи повернул руль «татры», взяв курс на Африку. Сегодня у нас другое направление — прямо. В Азию!
Еще раз оглядываемся на панораму Градчан. Прощай, Прага, расти и стань еще краше к тому времени, когда мы снова вернемся к тебе…
«Дайте полный свет!»
В запретную зону пограничники пустили сегодня половину Велениц. Пришли пионеры, чтобы хоть в короткие перерывы между совершением таможенных формальностей побеседовать с нами. Пришли наши читатели, чтобы получить на книге автограф, датированный двадцать вторым апреля 1959 года.
— Попросите их подъехать еще ближе, — командуют кинооператоры таможенникам. — Пусть остановятся вплотную у шлагбаума, между пограничным столбом и машиной еще два сантиметра. Только не бойтесь! Нам нужно взять в кадр государственный герб Чехословакии!
Путаясь в осветительных кабелях, стараемся побыстрей разделаться со всеми делами. Паспорта готовы в два счета, несколько дольше длится таможенный досмотр. Но вот первая печать поставлена на обширный перечень экспедиционного снаряжения. Сколько же таких печатей еще прибавится на нем, пока колеса наших машин не опишут всю трассу, проложенную по трем континентам? Гораздо больше времени отнимает подписывание книг. Количество их на столе в паспортном отделении не уменьшается, а растет. А тем временем перед нами один микрофон сменяется другим: «То же самое скажите еще по-английски и по-немецки, это для передачи на заграницу».
В этот момент кто-то принес тревожную весть: австрийцы опечатают наши передатчики, пользоваться ими не разрешено. Наскоро делаем прыжок в эфир на радиолюбительском диапазоне. На первый же вызов следует отклик. ЕТ2 US, старый знакомый. Это Кинг из Асмары. «Да, через пять минут покидаем территорию Чехословакии, можешь передать эту весть дальше? Если Австрия разрешит, то вернемся на диапазон еще этой ночью. Если же не удастся, то распространение этой вести ложится на тебя».
Нас еще успевают вызвать из Саудовской Аравии. «Разумеется, Иржи, сегодня вечером об этом станет известно по всему диапазону. А если Австрия не даст разрешения, будем ждать, когда ты откликнешься из Венгрии».
Солнышко давно зашло, у ребятишек, сгрудившихся возле шлагбаума, от холода синеют губы. Кучка друзей из Готвальдова, берлинский издатель, друзья из секретариата зябко переступают с ноги на ногу, кинооператоры озабоченно поднимают головы к небу, прячут по карманам экспонометры. Ну, вот и все! Австрийцы сжали щипцами пломбы на радиопередатчиках, alles, meine Herrschaften, angenehme Reise! Спасибо. И за пломбы тоже.
С нашей стороны еще раз машут нам, в последний раз. Теперь уже действительно в последний. К шуму моторов примешивается крик наших кинооператоров. Что они кричат?
— Дайте полный свет!
С удовольствием, на машинах это сделать несложно, достаточно повернуть выключатель. Но нам хотелось бы зажечь свет не только здесь, а повсюду, куда смогут добраться наши машины, чтобы он никогда не переставал освещать людям путь…
При рождении экспедиции она получила название, краше которого быть не может: Экспедиция дружбы, мира и взаимопонимания между народами. Такова наша родина. Такой будет и наша экспедиция.
У пограничного шлагбаума осталась кучка самых верных друзей. Машины жадно рванулись в темноту, оставив за собой щит с надписью: «Österreich». Австрия.
А из-за леса вдруг показался красноватый диск. Нулевая луна на нашем пути.
Африка в Вене
Восемьдесят километров и двенадцать ночных часов отделяют нас от границы родины. Первый утренний подъем, первые путевые впечатления. Рассвет открывает то, что не смогли разглядеть ночью фары. Мы гости автокэмпинга.
Что такое автокэмпинг?
Прежде всего это пейзаж, живописный и праздничный, где человек забывает о буднях. «Розенбург на Кампе» безусловно входит в этот пейзаж. Лагерь разбит на дне долины, окруженной старыми еловыми лесами. Здесь есть даже традиционный средневековый замок.
В приличном автокэмпинге воды должно быть столько, чтобы можно было купаться. В розенбургской речке Камп она хоть и доходит лишь до колен, но зато здесь имеется трактир на тот случай, если откажут дорожные примусы и котелки автокухонь.
Лагерь должен располагаться среди девственной природы. О Розенбурге этого не скажешь. В ста метрах от речки по дол