Действительно ли вы живете в своей истории?
Он был воплощением всеобщего представления об идеальном мужчине: по-калифорнийски красивый, глава собственного многомиллионного бизнеса, гарвардское образование, замечательные жена и дети, превосходный гольфист, лицензированный пилот, человек с безграничной энергией. Казалось, он преуспевал во всем, за что брался. Бизнесмен, семьянин, настоящий мужчина. У многих он возбуждал зависть, потому что воплощал все самое-самое – наполненную жизнь, о которой мечтает каждый из нас.
Когда Стив Б. приехал к нам в декабре 2005 года, мы с ним моментально подружились. Он был одним из тех редких людей, с которыми приятно просто находиться рядом.
Но я прочитал его биографию, которую он, как и все, предоставил нам, и на второй день во время перерыва не мог не поделиться с ним своим наблюдением.
– Должно быть, я где-то заблуждаюсь, Стив, – сказал я. – Я увидел все твои достижения, твои мечты и твою потрясающую способность упорно добиваться цели. Я нашел все. Но никак не могу найти радость.
Ему будто бы перерезали артерию. Он молчал, и в его глазах отражался страх. Позднее, переварив мои слова, он сказал, что они, словно лазер, прожгли его кожу, кости, сердце и попали прямо в душу. Когда в ближайшие два дня мы находили возможность пообщаться, мы говорили об отсутствии радости в его жизни. Я говорил, что надо максимально научно подходить к этому: добраться до настоящих причин отсутствия радости, прежде чем применять какие-либо осмысленные корректирующие действия. Я сильно давил на него. Я удивлялся, почему при такой очевидно счастливой и впечатляющей жизни он временами как будто бы не испытывает никаких чувств. Внешнее и внутреннее просто не совпадают. «При том, чего он достиг в свои пятьдесят три года, – спрашивал я себя, – почему бы ему не сидеть с большой кубинской сигарой и не размышлять о радости в его жизни?»
Я давил еще больше. Что-то за этим крылось. Я был знаком со множеством успешных, энергичных людей и в большинстве случаев довольно быстро мог уловить источник напряжения. Оно могло пришпориваться низкой самооценкой, или отвратительным разводом родителей в самое неподходящее время в детстве, или плохими взаимоотношениями с родителями, или тем, что не взяли в Команду всех звезд[9]… В случае Стива ничего подобного не было. Что же тогда? По мере того как он говорил, а я давил, я вспомнил, что он писал в своей биографии о своем отце. Стив постоянно находил способ упомянуть отца в разговоре. Его отец был его наставником, ролевой моделью, лучшим другом; кажется, в его жизни не было человека, к которому он питал бы большее уважение и любовь. Они вместе играли в гольф, у них были общие друзья. Стив работал в бизнесе по вулканизации резиновых изделий, основанном отцом тридцать пять лет назад, и в конце концов возглавил его. За двадцать лет после того, как отец Стива умер от рака в шестьдесят восемь лет, бизнес значительно вырос, но едва ли можно сказать, что Стив, президент и глава компании все это время, сделал для компании очень многое, – определенно не столько, сколько сделал для нее его покойный отец.
– Стив, – спросил я, снова погружаясь в размышления, – чей голос постоянно дает тебе советы?
Снова перерезанная артерия, снова взгляд раненого оленя.
– Что ты имеешь в виду? Чей голос? – сказал он слабо.
– Этот властный голос, этот безжалостный критик, – сказал я. – Он идет откуда-то.
Нам пришлось прерваться, так как у их группы по расписанию были занятия в спортзале, и Стив, дрожа, ушел на спорт. Через полчаса, когда я работал в своем кабинете, Стив просунул в дверь голову. Он был на грани того, чтобы разрыдаться.
– Это голос твоего отца, – сказал я настолько мягко, насколько это было возможно.
– Да, это он, – ответил Стив и заплакал.
Он тяжело сел. Я осторожно высказал мнение, что он либо слишком боится посмотреть в лицо факту смерти его отца и поэтому пытается прожить за того золотые годы его жизни, либо он делает это ради премии «Оскар», которую ожидает получить на небесах за чужую роль, которую играет все эти годы. Голос его отца довлел над ним и в конце концов стал внутренним голосом Стива, не дающим ему испытывать радость или веселье. Отец Стива не был ужасным человеком, но когда он умер, его сын убедил себя, что единственное, что имеет значение, – это поддержание успешности семейного бизнеса. Стив был психологически мертв духом, потому что при всех его невероятных достижениях он жил жизнью, в основе которой была некорректная цель, хрупкая основная сюжетная линия, которая никогда не приносила и не могла принести ему радости. Я вспомнил историю, которую мне легко и непринужденно рассказал Стив, о недавнем турнире по гольфу, в котором он участвовал. Один из лучших гольфистов среди любителей, Стив занял второе место, но не озаботился тем, чтобы прийти на торжественный обед с награждением. Для любого другого человека единственным объяснением такому поступку мог бы быть проигрыш.
– Если ты будешь продолжать в том же духе, – сказал я Стиву, – боюсь, ты умрешь глубоко нереализованным человеком. Несмотря на все твои достижения. Ты должен начать жить своей жизнью.
Манипуляции с нашей жизнью многообразны, часто их невозможно опознать или определить масштаб, и совсем не обязательно, что они всегда или полностью деструктивны. Но так как внешнее влияние может получить полную, временами парализующую власть над нами и над тем, как мы живем, необходимо (как минимум для большинства из нас, тех, кто когда-либо ощущал «разрегулированность» своей жизни, сверлящую нехватку вовлеченности и радости) стараться понять, как мы пришли к тому, что мы делаем и кем мы стали. Я не призываю вас посещать психотерапевта четыре раза в неделю (хотя в этом нет ничего плохого), но упражняться в самоанализе может каждый, и это приносит большую пользу. Однажды мы просыпаемся и понимаем, что деградировали, – не зная, что невосприимчивыми к изменениям и даже к свежим идеям сделали нас наша категоричность и негибкость нашей истории. Мы глядим в монитор, раскладываем по полочкам свою жизнь, и нас не волнует, что каждое важное решение в ней подчинено единственной цели – избежать боли и риска, как в личной, так и в профессиональной жизни. Мы смотрим в иллюминатор самолета и тихо пересматриваем нашу твердокаменную систему убеждений, не замечая, что фактически это система антиубеждений, отрицание всего святого. Мы лежим ночью в постели и думаем: «Приверженность моральным принципам всегда была для меня непререкаемой… Я работаю в Enron…» – и не понимаем, когда успел закончиться очередной флакон таблеток от несварения желудка.
Говоря словами песни «Talking Heads» – «How did I get here?» («Как я мог дойти до этого?»)
Во многих случаях это происходит потому, что мы стали объектом манипуляций. Не имеет значения, намеренны ли внешние воздействия на нас или случайны, совершаются ли они со злым умыслом или из лучших побуждений. Мой опыт работы с самыми разными людьми (будь то спортсмены или топ-менеджеры, кардиохирурги или специалисты по продажам) свидетельствует о том, что самые ужасные ловушки, в которые мы попадаем, изъяны в наших историях, просто не возникнут, если мы не позволим им возникнуть. И мы позволяем им возникать, теряя бдительность, часто сознательно. Мы смотрим в другую сторону до последнего. «Как вы обанкротились?» – спрашивает один герой другого в романе Хемингуэя «И восходит солнце». «Двумя способами, – отвечает тот. – Сначала постепенно, а потом сразу». «Скользкая дорожка», которая служит метафорой для чего угодно – морали, хода времени, обязательств, – оказывается незаслуженно обвиненной. Мы видим гору, часто издалека, но когда «внезапно» обнаруживаем, что уже скользим по ней вниз, виновата, конечно, «скользкая дорожка». Ваш начальник просит вас оказать ему маленькую, крошечную услугу, которая вам не очень нравится: например, не докладывать о чем-то, о чем, возможно, следовало бы доложить, но что технически даже еще не случилось, – и вы делаете это… И вскоре вы уже совершаете действия, переходящие границы дозволенного, даже преступления. Дамы и господа, добро пожаловать в Белый дом времен президента Никсона. Но не будем возлагать вину на своего начальника. Скажем, вы – журналист, ищущий сочную цитату для своей истории, и вы начинаете манипулировать словами вашего респондента; если вы сделали это однажды, какая разница, делаете вы это второй или сотый раз? Вскоре вы начинаете на самом деле фабриковать мысли, персонажей, события. Дамы и господа, познакомьтесь с Джейсоном Блэром, корреспондентом New York Times, который стряпал истории о красочных событиях и ярких героях, часто просто сидя в своей бруклинской квартире и заимствуя события из других газет или просто сочиняя всякую всячину. Как он мог дойти до этого?
Этим людям хотя бы повезло, что их поймали. Их поймали потому, что им встретились те, у кого было достаточно желания поймать их. Есть ли у вас кто-нибудь, кто будет распекать вас за дутые, тормозящие ваш рост части вашей истории? Есть ли у вас кто-нибудь, кого вы достаточно волнуете, чтобы делать это, и кто не втянут в вашу историю? Кто видит вас и окружающий мир с достаточной долей объективности? Кому вы доверяете и кого уважаете? Очень хорошо, если у вас есть такой человек или люди. Просто здорово, на самом деле! Но даже если такие люди есть, то вы не хотите полагаться на других для того, чтобы контролировать самого себя. Личные и коллективные катастрофы случаются, когда мы не оцениваем нашу историю на предмет того, действительно ли она все еще наша, когда мы не проверяем, не просочился ли кто-то или что-то в нее без нашего сознательного согласия. Если вы не активировали ваш встроенный датчик ерунды (об этом дальше в этой главе), если вы не начали прислушиваться к своей интуиции, вы подвергаете свою историю угрозе захвата, насильственного изменения маршрута, перепрограммирования. Вот почему жизненно важно работать над пониманием того, как внешние силы помогают нам формировать наше восприятие и ценности. Вот почему жизненно важно знать о блестящих, изящных, зачастую бесчестных приемах, которые люди и учреждения (будь то родители, корпорации, СМИ, церковь, школа) используют, чтобы внушить нам что-либо. В конце концов, мы легко внушаемы, невероятно легко; и, что хуже, после того как нам однажды что-то внушили – или «заморозили» (термин, придуманный Эдгаром Шейном, автором исследования динамики межличностных отношений в корпоративной Америке), – крайне тяжело разучиться обратно. Разморозиться. Хотя понятие «внушение идей» чаще используется в отрицательном смысле, не всегда оно заявляет о себе как о темной силе. Скорее наоборот. Контроль над разумом может приносить пользу, например, при лечении людей от наркотиков. Его преподобие Джим Джонс, который позднее повел за собой почти тысячу человек на совершение массового самоубийства в Гайане, начинал как консультант для наркоманов. Родители пользуются внушением ежедневно в благих целях: чтобы научить детей никогда не садиться в автомобиль к незнакомым людям; всегда смотреть по сторонам, переходя дорогу; не пробовать наркотики; любить музыку и искусство. (Конечно, негативных примеров процесса внушения не меньше: врожденная расовая ненависть или расовые предрассудки; вера в то, что намеренное убийство женщин и детей в результате взрыва террористом-смертником оправданно и даже благородно; что обман клиентов – не что иное, как успешное ведение бизнеса, и т. д. и т. п.)
Для того чтобы оставаться, сегодня и всегда, не испорченным посторонним влиянием (tabula rasa), человек не обязательно должен излишне беспокоиться сам или учить других беспокоиться о стороннем влиянии с помощью сверхактивных датчиков на всякую чушь. Как скучно и безрадостно было бы это! Ведь в конечном счете Эрл Вудс, по сути, манипулировал своим сыном Тайгером, чтобы тот воспринимал мячи в высокой траве, за деревьями, в бункерах с песком не как прискорбную неудачу, а скорее как повод стать великим, выполнить удары, которые останутся в истории. Эрл Вудс воспитал эту «положительную иллюзию» в Тайгере как любящий тренер и отец. И в этом не было ничего плохого.
Таким образом, важно понимать поразительную силу влияния и внушения, чтобы быть готовыми отвергнуть дьявольские парадигмы и теории (или покончить с теми, что уже присутствуют в нашей системе убеждений), новые истории, которые обычно выглядят как панацея, как обещание вечного счастья, как изменяющие жизнь откровения спокойствия и проницательности. Важно оставаться в реальности и сохранять способность оценивать, какова наша история – разумная либо невротическая или психотическая иллюзия. Важно абсолютно четко все осознавать, чтобы не обнаружить однажды, что мы слепо верим чужим внушениям и живем историей, которую кто-то создал за нас (вечный потребитель, винтик в корпорации, религиозный фанатик, чрезмерно заботливый сын и т. д.).
Конечно, делать то, что я предлагаю: точно знать, что хорошо для вас, а что плохо, – далеко не просто. Часто резкий ответ «Это моя история, и я не отступлюсь от нее» свидетельствует именно об этих сложностях. Колкие комментарии означают одновременно две вещи: во-первых, «мою историю менять нельзя», и, во-вторых, «может быть, моя история и неправильна, но я не откажусь от нее, потому что это моя история». Цепляние за «мое» просто дело чести – лучше приумножать фальшивые иллюзии, которые можно назвать своими, чем одалживать правду, принадлежащую кому-то другому. В культуре, в которой эта идея считается достойной уважения, концепция правды может изредка замутняться.
Чтобы понять процесс внушения, потребуется больше, чем просто беглое подтверждение: мол, да, внушение действительно существует. «Если бы мне, молодой женщине, кто-нибудь когда-нибудь объяснил, как работает внушение, – говорит Дебора Лэйтон, – моя история, возможно, была бы не такой».
Вы, наверное, спросите, кто такая Дебора Лэйтон. Она – одна из тысячи тех, кто последовал за основателем «Народного храма» Джимом Джонсом в Гайану, где в 1978 году 914 из них умерли, выпив шипучку с цианистым калием. Дебора Лэйтон выжила, но мы можем только догадываться о том, чего это ей стоило; и она никогда больше не следовала за кем-то, если подозревала, что ею манипулируют.
Большая битва за маленький голос
Прямо сейчас у вас есть история, которая по определению является историей вашей жизни. Кто владеет ею? Это история, которую дали вам ваши родители? История, которую дал вам ваш дядя или проповедник? История, которую дали вам ваши сверстники? Кому принадлежат миллиарды нейронных путей, которые определяют вашу личную реальность? Кто главный архитектор реальности, которую вы знаете, и историй, которые вы рассказываете в поддержку этой реальности? Если это не вы, комфортно ли вы себя чувствуете, отдав контроль над вашей реальностью силам вне вас, особенно с учетом того, что ставка – ваша жизнь?
Если ваши ценности и убеждения – это призма, сквозь которую вы смотрите на мир, и направляющая сила для решений, которые вы принимаете, то откуда они происходят? Была ли ваша мать среди «детей цветов» в шестидесятые и ее ценности неизбежно повлияли на ваши? Повлияло ли отношение вашего отца к деньгам, обусловленное Великой депрессией, на ваше мировоззрение и на то, что вы не путешествуете так много, как могли бы, нечасто радуете себя хорошей пищей и вином, никогда спонтанно не звоните брату или сестре, живущим в других городах, как бы вам этого ни хотелось (только после одиннадцати вечера, когда тарифы резко падают)? Кто или что влияет на ваше представление о семье, женщинах, мужчинах, любви? О сексе? О морали? О добре и зле? О своей стране? О том, что важно в жизни?
Маленький сокровенный голос внутри вас, который, кажется, был там, сколько вы себя помните, – который настаивает, например, на том, что у всех все лучше, чем у вас, или что женщины плохие, или что когда-нибудь в неопределенном будущем все заметят вас, – откуда он берется?
Неважно, насколько замечательно вы боретесь, чтобы раскопать причины этих ваших представлений, – ответ постоянно ускользает. Влияние обычно действует под пеленой бессознательного.
Но есть одно, в чем вы можете быть уверены и что вы можете осознавать: кто-то всегда соперничает с вами за власть над вашей историей. Многие люди заинтересованы в том, чтобы завладеть частью вашего серого вещества, частью мозга, который является источником сырья, из которого рождается и живет ваша история. Мир полон людей, чья единственная профессиональная задача – заставить вас согласиться на их предложения, просьбы, приказы. И если они завладевают вашим серым веществом (то есть конфигурацией и направлениями ваших нейронных путей), тогда они могут определять силу или слабость ваших историй, и в конечном счете – успех или неудачу вашей жизни, вашей судьбы. Если ваше серое вещество принадлежит вам, тогда контроль у вас; если им владеют другие, то контроль принадлежит им. Контроль над тем, что мы думаем, чувствуем, говорим, делаем. И если это случается, тогда мы становимся соучастниками в краже индивидуальности… Единственная индивидуальность, которую мы можем украсть, – наша собственная!
С точки зрения тех, кто стремится завладеть вашим серым веществом, их мотивация благородна; с точки зрения остальных – вредна. В вас заинтересованы политики. Корпорации. СМИ. Друзья и враги, конкуренты и продавцы, родители, учителя и духовенство, телевизионные продюсеры и управляющие казино, начальники и полководцы – список можно продолжать и продолжать. Все борются за то, чтобы ваша система убеждений соответствовала их потребностям и желаниям. Как они собираются завладеть ею? Часто при помощи обмана и обольщения (обольщение – просто подтип обмана или, что еще точнее, его более симпатичный, но не менее манипулятивный двойник). Давайте сначала разберемся с обманом. Вокруг так много сил намерено ввести нас в заблуждение. Возьмем, к примеру, основной источник повседневной информации. У каждой газеты, которую мы читаем, есть свой предвзятый подход к подаче информации, очевидный нам или нет. У Wall Street Journal – один, у New York Times – другой, у USA Today – третий. Они знакомят вас не с фактами или новостями, а со своей версией их; они дают вам свою историю. «Если вы не читаете газет, вы не информированы, – говорил Марк Твен. – Если вы читаете газеты, вы информированы неправильно». Независимо от того, сознательно ли мы воспринимаем искажение истории, то, что в одной газете – главный материал номера, сопровождаемый цветным фото на первой полосе, в другой газете – один абзац на шестнадцатой странице рядом с объявлением о большой распродаже белья. Каждый журнал, ТВ-канал, радиостанция и сайт имеет свою предвзятую точку зрения. Своя точка зрения есть у каждой книги. У этой книги есть точка зрения – знаете вы об этом или нет, знаю ли об этом я или нет. Точка зрения – это просто тема для обсуждения, и она есть везде.
Но из-за значительных идеологических различий все источники внушения, перечисленные выше, стремятся придать свою форму вашей реальности. Все они хотят влиять: влиять на то, что вы цените, думаете, чувствуете, говорите или делаете. Для наших родителей главной темой может быть наше счастье и благополучие, для начальника – командный дух и производительность, для управляющего казино – наши деньги, для политиков – наши голоса, для телевизионных продюсеров – наша лояльность, для духовенства – наши религиозные убеждения, обряды и еженедельное посещение богослужений.
Очень часто, к сожалению, «права на владение» нашими умами продаются открыто за деньги. Многие из нас сами очень хотели бы продать их как можно дороже. Наши ценности, убеждения, мысли и действия достаются тому, кто предложит самую высокую цену. Мы выбираем друзей по их положению; работаем в компании, с ценностями которой мы не согласны, но где компенсация позволяет нам идти на этот компромисс; занимаем позицию, которую терпеть не можем, потому что мы получили финансовую поддержку от сторонников этой позиции; женимся по расчету.
Что же происходит, если заинтересованные стороны не могут купить ваше серое вещество напрямую? В этом случае им приходится искать альтернативные пути.
Наилучшим образом описывает весь спектр этих стратегий слово «внушение».
Согласно определению, внушение – это процесс влияния, в ходе которого целенаправленно изменяются ценности, убеждения, мышление или индивидуальность. Успешное внушение изменяет нашу неврологическую структуру. Вообще составление карты мозга показывает, что нейронная архитектура изменяется в результате каждого воздействия раздражителей. Многие нейронные пути оказываются «хорошо протоптанными», потому что по ним регулярно и часто проходят электрические импульсы: в ответ, например, на лица нашей семьи, на то, что мы делаем на работе, на наши привычки или хобби. С каждым повторением этих знакомых воздействий (часто по привычке, бессознательно) допустимые нагрузки на путь все больше увеличиваются.
Пока эти пути будут активно использоваться, они будут продолжать определять, кто мы такие, пока не сформируется новый путь, по которому энергия будет перемещаться проще, который привнесет изменения в наши чувства и действия, в нашу реальность и в конечном счете в историю, которую вы рассказываете.
Процесс внушения может быть полностью осознанным или неосознанным, управляемым нами или другими. Если мы будем оставаться в стороне, процесс внушения может начать действовать против нас, не ослабевая.
Хотя некоторые типы внушения, согласно психологам Филиппу Зимбардо и Сьюзен Андерсен, используют «"экзотические" технологии, такие как гипноз, наркотики и воздействие напрямую на мозг, большинство форм контроля сознания – более приземленные». В общем случае убеждающий хочет, чтобы физическая обстановка и социальные взаимоотношения оставались максимально нормальными, а вы постепенно запутывались, после чего от вас потребовался бы определенный отклик. Очень часто убеждающий апеллирует к эмоциям – это способ воздействия большинства религиозных проповедников. Некоторые внушающие пытаются воздействовать через вину и страх. В большинстве случаев убеждающий пытается замаскировать свои намерения, втираясь в доверие, увеличивая вероятность того, что его аудитория будет относиться к его словам серьезно, тогда как сначала она не собиралась этого делать. Таким образом, культ сравним с карточным шулером, который дает новичкам выиграть несколько игр, чтобы потом обобрать их до нитки. Показательно, как начало известного обращения Марка Антония к римлянам в трагедии Шекспира «Юлий Цезарь» – «…Не восхвалять я Цезаря пришел, а хоронить»[10] – блестяще обезоружило тех, кто считал Антония непреклонным защитником убитого Цезаря. Только затем, незаметно втершись в доверие толпы – отождествив себя с ними, – он уверенно выложил свой настоящий аргумент, который был именно в защиту Цезаря. Только тогда он смог превратить их в толпу которая чувствовала то же, что и он: что Брут и прочие заговорщики, убившие Цезаря, заслуживали смерти.
Конечно, некоторые организации бессовестно используют «нечестные психологические приемы», говоря словами Зимбардо и Андерсен. К примеру, политика сайентологов относительно «подавляемых личностей» (тех, кто де-факто отошел от группы, например, перестал ходить в церковь, не пройдя обширную проверку безопасности, такую как крайне докучливое интервью при уходе) не дает прежним членам рассказывать истории об организации, кроме тех, что рассказывает сама церковь. Иногда при промывании мозгов блестяще используются базовые человеческие психологические и психические потребности: например, людей могут заставлять не двигаться или не пользоваться ванной длительное время, отказаться от еды и питья (одно из последствий – падение сахара в крови); в результате люди становятся совершенно неспособными действовать, говорить и даже думать логично. Подсудимые, подозреваемые по ошибке, в конце концов ломаются и признаются в том, чего не совершали. «На самом деле мысленную деятельность легко можно привести в беспорядок у любого человека, – пишет Дениз Уинн в книге „Манипуляции разумом“.[11] – Никакая сила воли не сможет предотвратить это». Говоря короче: неважно, насколько мы верим в самих себя, в свою независимость, в свою стойкость; оказывается, что наши убеждения и действия на самом деле находятся под сильным влиянием обстоятельств, в известной степени они продаются. Как еще объяснить феномен Стокгольмского синдрома, согласно которому заложники часто начинают отождествлять себя с захватчиками, неважно, насколько нелогично и потенциально опасно может быть это отождествление?
Но есть удивительная и непривлекательная правда о действительно хороших «промывателях мозгов»: большую часть времени они не врут вам, а, напротив, рассказывают вам только ту часть правды, которая, как они считают, будет приемлема для вас. Убеждающий говорит или делает то, что должно повлиять на ваши убеждения, хотя действительный контроль над разумом осуществляете вы, субъект. Таким образом, термин «контроль над разумом» может ввести в заблуждение: он предполагает, что мозг человека автоматически подвергается манипуляциям со стороны каких-то внешних агентов или что мысли каким-то образом гипнотически внедряются в мозг. Но на самом деле все происходит не так. При религиозном контроле сознания существует система убеждений, которая сама по себе является активным агентом; религия эффективно использует энергию и стремления человека против него самого. В 1960-е годы социальный психолог Стэнли Милгрэм провел свой легендарный эксперимент, в ходе которого добровольных помощников просили нанести испытуемым почти смертельный удар током, – и большинство из них делали это (или думали, что делают). Он сделал вывод, что эксперимент доказывает не стремление человека причинить боль ближнему, а покорность авторитетам и боязнь стать объектом манипуляций под давлением группового мышления. Эксперимент демонстрирует, что чистая вежливость, желание сдержать обещание и избежать неловкости при отказе от участия, а также дискомфорт нахождения в одиночестве многим мешают совершить логичные, независимые, совершенно доступные действия. В данном случае – отказаться от участия в эксперименте и сделать то, что человек считает нужным.
Дамы и господа, добро пожаловать в культуру Tyco, WorldCom, Enron.
В конце концов, «промыватели мозгов» и проповедники очень часто просто позволяют нам – правда, под их контролем – осуществлять изменения самостоятельно, обычно маленькими, постепенными шажками. Они используют наши глубоко укоренившиеся представления об этикете, протоколе и традициях против нас. Они используют обман – бесспорно; но обман не подействовал бы, если бы человеческая натура не была такой, какая она есть. Но достаточно ли это убедительное объяснение наших действий или бездействия? К примеру федеральные чиновники не предупредили американцев о риске выпадения радиоактивных осадков во время испытаний ядерного оружия в Неваде в 1950-е годы. Но подтверждения тому что произошло что-то очень плохое, существовали: «изморозь» на поверхностях, которые не были холодными на ощупь, участившиеся случаи рака и смертей среди жителей региона. Тем не менее многие жители, подавив тревогу и закрыв на это глаза, оставались в регионе очень длительное время – с дальнейшими трагичными последствиями.
Некоторое время можно наслаждаться неведением. Но жизнь требует, чтобы мы оставались бдительными и сознавали существование мощных невидимых сил, действующих, чтобы повлиять на нас и даже украсть наше чувство того, кто мы есть, наши ценности, наши убеждения, наши представления о будущем. Проще говоря, мы боремся против самой трагической формы воровства индивидуальности.
Базовый курс по созданию историй: коммунистический Китай
Чтобы понять реальный процесс формирования мнений, взглянем на пример его реализации, затрагивающий десятки миллионов человек. Чем лучше мы изучим, как совершается эта идеологическая обработка, тем лучше вооружены мы будем как для того, чтобы самим ускорять процесс (когда это хорошо для нас), так и для того, чтобы сплотить все свои силы против него (когда это для нас плохо).
В своей книге «Промывание мозгов в красном Китае»,[12] вышедшей в 1951 году, Эдвард Хантер очень детально описал, как Коммунистическая партия Китая реформирует сердца и разум всей нации. В сентябре 1949 года правящая партия Китая приняла мощную идеологическую программу предназначенную для реструктуризации мышления каждого человека – мужчины, женщины, ребенка. Под руководством Мао Цзэдуна была спроектирована программа, изменяющая реальность китайского народа в трех направлениях, которая: 1) заставляла их полностью принять коммунизм советского образца; 2) запрещала религию, особенно христианство; 3) развивала чувство ненависти и недоверия ко всему американскому.
Была ли программа успешной?
Хорошая новость в том, что надежный, безотказный способ промывания мозгов, включая те, что используются в ЦРУ, еще не найден. Плохая новость – большинство людей поддаются идеологической обработке. Какой же метод выбрало китайское правительство для трансформации базовых убеждений и ценностей своего тогда полумиллиардного населения?
Создание историй
Процесс идеологической обработки в Китае в основном был сфокусирован на двух вещах: 1) контроле того, что люди говорят другим, то есть их публичных историй, и 2) контроле того, что люди говорят сами себе, то есть их личных историй. Контроль личных историй считался гораздо более важным. Как правило, процесс контроля начинался с «Идейного тренинга» (Idea Training). Именно на нем в форме насыщенных историями лекций систематически закладывались основные представления о коммунизме, религии и Америке. После каждой лекции «посвящаемые» (как я их называю) разбивались на небольшие группы, и каждый должен был передать идеи, только что рассказанные ему. По сути, они должны были пересказать только что услышанную историю. Затем им надо было написать отчет о лекции, который оценивался за точность содержания и искренность изложения; плохая оценка вела к повторному посещению лекции – до тех пор, пока история не будет «правильной».
Мне кажется, поистине хитроумной была идея ставить оценки за искренность. Таким образом, правительство могло получить контроль над внутренним голосом человека.
Идейный тренинг был создан для того, чтобы сформировать нейронные пути, которые глубоко изменили бы убеждения и ценности каждого «посвящаемого», независимо от содержания или кажущейся силы его старых историй. Другая стратегия контроля внешнего и внутреннего голосов человека и появляющихся у него новых историй требовала от каждого вести детальный дневник. Дневники также собирались и изучались на предмет точности содержания и искренности изложения. Несоответствие стандартам означало возврат к идейному тренингу, к новым лекциям, к новым отчетам. «Посвящаемые» приходили в трепет от перспектив новых идейных тренингов.
От «посвящаемых» также требовалось регулярно делать публичные признания в виновности. Стоя перед своими товарищами и партийными чиновниками, они должны были признаваться в мыслях и чувствах, противоречащих интересам коммунистического движения и китайского народа. Эти публичные признания открывали доступ к «ошибочным» старым историям «посвящаемого» и к внутреннему и внешнему голосам, которыми он пользовался для поддержки этих историй. Страдая от публичного унижения в момент вытаскивания остатков его старых историй на поверхность, «посвящаемый» вскоре сам заглушал их в себе. Успешная идеологическая обработка требовала, чтобы старые «неправильные» истории о коммунизме, религии и Америке были полностью уничтожены и заменены тщательно созданными новыми догматами.
Еще одним хитроумным компонентом процесса идеологической обработки была политика создания из каждого «посвящаемого» стража чужих мыслей. Их инструктировали внимательно слушать, что говорят окружающие; и если какая-либо высказанная идея или мысль противоречила линии партии, следовало немедленно поправить говорившего. Если же нарушения продолжались, требовалось уведомить партийных чиновников, и несговорчивого человека заставляли вновь вернуться в школу идеологической обработки. Внушающие также использовали сатиру для усиления процесса перестройки мышления. «Посвящаемые» писали и разыгрывали такие сценки, как «Глупость религии» или «Отвратительный эгоцентричный американец». Несмотря на топорность и нескладность актерских и писательских талантов «посвящаемых», сатирические сценки вызывали сильные эмоции как у актеров, так и у аудитории, что подкрепляло желаемые изменения в нервной системе. Повторяющиеся песни и речовки, частый элемент в сценках, ускоряли процесс внушения.
Последним, но, пожалуй, самым важным шагом в получении контроля над мыслями «посвящаемого» было постоянное связывание коммунистического движения и этой новой методологии мышления и действия с благородной целью, которая выходила за рамки личных интересов. Коммунистическое движение было «для народа Китая», чтобы все китайцы смогли жить «лучшей жизнью». Нужно было чем-то жертвовать и терпеть лишения ради благополучия будущих поколений. Таким образом, люди чувствовали, что все, что они делают, делается ради благополучия и счастья их собственных детей. Новая история настраивалась таким образом, чтобы ничто не было более благородным и достойным борьбы, чем коммунизм.
Насколько успешной была программа идеологической обработки?
Многочисленные интервью, которые взял Хантер для своей книги, подтверждали мощь правительственных техник. Вот отрывок интервью, взятого у человека, который подвергался воздействию всего девяносто дней:
«Я окончательно пришел к выводу, что религия – это совершенная чушь. Нам она не нужна. Наконец-то я избавился от этой отравы. Я убежден, что религия эгоистична. Поэтому наконец через два-три месяца я отказался от своей религии, от того, что я считал священным и лелеял всю свою жизнь… Наступило Рождество, и впервые оно не имело для меня никакого значения… Я всегда очень благосклонно отзывался о Соединенных Штатах… Теперь я чувствую к Америке невероятную ненависть и считаю ее худшей страной в мире».
Очевидно, что программа работает в краткосрочном периоде. А как насчет долгосрочного? Каждый, кто так же, как я, провел некоторое время в Китае, может ощутить, что спустя более чем полстолетия результаты этой всеобщей идеологической обработки продолжают пронизывать китайскую культуру, особенно среди представителей старшего поколения. Взгляды многих китайцев на религию (особенно христианство), коммунизм и американскую культуру все еще перекликаются с убеждениями, насаженными поколениями ранее.
Внушения в обыденной жизни
Китайская система идеологической обработки основана на некоторых принципиальных элементах, которые важны и для других экстремальных программ контроля над разумом (таких как эст[13] или пирамиды). Но также они являются основой тренинговых и обучающих программ (которые большинство из нас едва ли посчитает чем-то запредельным) важных и честных социальных и культурных учреждений, преследующих благородные цели. Все мы сталкивались с такими учреждениями. Доверие к ним и их принципам может быть здоровым, конструктивным, преобразующим.
Но сходство с программами идеологического воздействия, которые мы только что обсуждали, производит впечатление.
Высшее образование:
– Идейный тренинг (подготовка новой истории и контроль внешнего и внутреннего голосов) через лекции, обсуждения в малых группах; требование, чтобы каждый человек высказывал идею и затем писал отчет, который оценивается за точность и (в некоторых случаях) за искренность.
– Если вы не усвоили программу обучения, то должны вернуться к начальной подготовке (если студент проваливается на экзамене, он должен пройти курс заново).
– Связь процесса внушения с высокой целью; образование уже само по себе благородное начинание.
12 шагов «анонимных алкоголиков»:
– Публичное признание: идентификация старой истории, встреча с правдой.
– Поддержка товарищей, персональная поддержка со стороны инструктора, давление со стороны товарищей.
– Публичное представление новой истории.
– Духовное якорение:[14] поддержка и помощь Высшего существа.
– Каждый вылечившийся алкоголик становится стражем мыслей своих братьев.
– Повторяющиеся собрания, еженедельные или ежемесячные, на протяжении всей жизни.
Военная подготовка:
– Моментальный контроль внешнего и внутреннего голосов: быстрое наказание за проявление какого-либо несогласия, негатива, цинизма, гнева или страха (новая история).
– Повторение (новая история).
– Поддержка и давление со стороны соратников.
– Идейный тренинг (формирование новой истории).
– Связь процесса внушения в целом с высокой целью – защитой семьи и страны.
Религиозное обучение:
– Идейный тренинг: использование священных книг в качестве базового содержания для новой истории; основные центры идеологического внушения – церкви, храмы, мечети и синагоги.
– Публичные и непубличные признания (старые истории).
– Повторение: чтение, обсуждение, пение, хоралы (новые истории).
– Каждый человек становится стражем мыслей своих братьев.
– Поддержка и давление со стороны соратников.
– Внушение начинается непосредственно после рождения, чем раньше, тем лучше: например, в мусульманских медресе, на католических уроках катехизиса, в церковно-приходских школах.
– Связь с причиной вне нас – Высшим существом.
Далее идет корпоративное обучение, принципы которого, хотя и в чем-то более разнообразные, чем перечисленные выше, также следуют мощным принятым традициям.
Корпоративное обучение:
– Идейный тренинг: корпоративное ви́дение, миссия, ценности, этика, превосходство продукта, правила деятельности (новая история).
– Тренинг лидерства: лекции, обсуждения в малых группах, отчеты; совершенствование требует успешного вовлечения в политику компании и принятое в ней мышление (новая история).
– Поддержка (наставничество) и давление со стороны коллег.
– Руководители отделов обучения – главные специалисты по внушению, которые помогают распространять ключевые составляющие обучения.
– Корпоративные мероприятия (специальные мероприятия, нацеленные на идеологическую обработку) создают благоприятные условия для обновления и повторения (шутливые сценки, постановки, игры, веревочные курсы,[15] приключенческие мероприятия).
– Дневники: многие фирмы нанимают коучей, которые рекомендуют использовать практику ведения дневников; периодически коучи изучают эти записи для подтверждения эффективности обучения и обеспечивают конструктивную обратную связь.
Я не хочу сказать, что, так как вышеперечисленные учреждения используют множество методов, применяемых в культах, они являются моральным эквивалентом культа. Я хочу сказать, что понимание этого сходства позволяет нам увидеть, как меняются наши истории и как мы сами часто превращаемся, обычно незаметно, в то, что нам не нужно, или то, что нам не нравится.
Возьмем мир бизнеса. Руководители, с которыми я встречаюсь каждую неделю, вряд ли потеряют сон от страха превратиться в идеологических монстров типа Мао Цзэдуна или Джима Джонса. Но те, кто стремится сделать лучше себя и свою корпоративную среду, осознают (все больше) свое потенциально фанатичное поведение. Да, именно фанатичного: в конечном счете корни фанатизма лежат в обычной нетерпимости, нетерпимости к любому мнению или убеждению, противоречащему вашему собственному. Например, «Я знаю, что я прав, и не позволю устраивать дискуссии на этот счет». Слышали ли вы когда-либо руководителей, высказывающих такое мнение явным или неявным образом? Высказывали ли вы его? Чувствовали ли вы так? И какое сообщение достигает ушей сотрудника или слушателя? Возможно, такое: «Усваивайте наши методы без вопросов или убирайтесь из организации».
Если в своей профессиональной жизни вы высказываете другим или даже самому себе что-то из нижеследующего, возможно, стоит рассматривать это как признак надвигающейся проблемы:
– Рост нетерпимости к убеждениям и ценностям, не полностью совпадающим с вашими.
– Рост ригидности и негибкости в мыслях и действиях.
– Частое применение страха и угроз наказания, если то, что вы говорите, не воспринимается серьезно или на это не реагируют соответствующим образом.
– Рост неспособности увидеть ценность в противоположных точках зрения.
Вышеприведенные примеры, конечно, легко могут быть применены к жизни за пределами рабочего места и зала заседаний. Фанатичное мышление и принуждающее поведение живы не только в официальных местах, таких как учебный класс, офис, церковь, но также и в очевидно менее структурированных средах. К примеру, в чем, собственно, разница (сравнивая чистый результат): принуждающее коммунистическое правительство, использующее технологии промывания мозгов, с одной стороны, и коварная проникающая корпоративная культура, использующая массовую рекламу для продажи никому не нужной недвижимости, – с другой? Если первые убеждают нас делать вещи, которые в другом случае мы делать не стали бы, вещи, которые нам не подходят, то последние как минимум… Хотя подождите, разве они не делают то же самое? Я не открою Америку, если скажу, что без гипнотической силы телевизионных рекламных объявлений и других видов рекламы мы не стали бы покупать многие (возможно, почти все) продукты, которые мы покупаем. Мы, возможно, были бы менее терпимы к физическому насилию, к жестокому обращению любого рода. Но может ли самая большая разница между этими двумя культурами, производящими идеологическую обработку просто быть содержанием сообщений, впрыскиваемых в «посвящаемых»? Возможно, я преувеличиваю для большего драматического эффекта; но, в конце концов, технически каждый может отказаться от телевидения (хотя многие маленькие дети, которые однажды услышали зов сирен, уже знают, как выглядит пульт и как самостоятельно включить телевизор; и мало кто из подростков избежал этого). В то время как у китайских мужчин, женщин и детей, которые считают, что правительственная программа и сообщения просто не подходят им, нет пульта для их выключения.
И снова я не преувеличиваю. Известно, что многие культы пытаются контролировать все формы коммуникации, которые могут донести конкурирующее сообщение до их аудитории; с другой стороны, те, кто самодовольно считают себя независимо мыслящими, не будучи лишенными информации, попадаются в ее ловушку: более половины топ-менеджеров, с которыми мы работали, прямо говорят о том, что используемые ими средства коммуникации и информации – смартфон, мобильный телефон, электронная почта, Интернет, ТВ – контролируют их. Я не уверен, что различия между техниками контроля мыслей настолько существенны, как мы хотели бы думать. Влияние одного человека – это социализация другого; контроль над разумом одной женщины – убеждение другой женщины.
Однако одно известно наверняка: называется ли это убеждением, контролем над разумом, социализацией или внушением, но заставить людей формулировать или менять свои ключевые убеждения и ценности – чтобы изменить историю их жизни – можно, только если это поддерживается невероятно мощными предпосылками. Вот здесь начинает использоваться приманка.
Обещания
Джим Джонс организовал массовое самоубийство более чем девятисот человек в Джонстауне (Гайана). Что он обещал жертвам? Искупление. Муниты, возглавляемые корейцем Мун Сон Мёном, уводили тысячи людей из семей в свои Церкви Объединения, обещая духовное очищение и просветление. Дэвид Кореш создал свою собственную религиозную секту восемьдесят членов которой в итоге погибли в результате самоубийств и самосожжений в коммуне «Ветвь Давидова» в Уэйко (Техас). Он также обещал духовное искупление. В Иране аятолла Хомейни отправлял детей на смертельные задания против иракских укреплений, обещая им, что они попадут прямо в рай. Маршалл Эпплуайт обещал ту же награду – прямое попадание на небеса – своим людям в секте «Врата Рая», тридцать девять человек из которых совершили массовое самоубийство (которому предшествовала кастрация у мужчин), когда приближалась комета Хейла-Боппа – сигнал для них, что время пришло.
Процесс внушения постоянно начинается с истории обольщения, одного из величайших обещаний.
«Следуйте за мной и моей верой, и вы обретете долгожданные мир, смысл и надежду.
Эта вера и обряды приведут вас к добродетели, очищению, целительному просвещению и возрождению.
Этот путь откроет доступ к вечному счастью и радости».
Чтобы привлечь сторонников, прельщающий человек (или организация) должен дать чертовски хорошее обещание; также его называют исходным условием или целью прельщающего – по крайней мере если задействованы обольщаемые. Исходная цель прельщающего – власть, престиж, деньги, слава, послушная аудитория – может сильно отличаться от того, что этой аудитории предлагается. Обещание обладает несколькими типичными характеристиками:
– Оно всегда преподносится под видом чего-то хорошего.
– «Дверь», в которую обычно входит процесс внушения, – духовная дверь.
– Чем глубже вы погружаетесь в веру, тем меньше подвергаете сомнениям ее достоверность и истинность.
И снова мир бизнеса предлагает богатый выбор примеров. Уязвимость к введению в заблуждение и нереалистичным обещаниям способствовала как впечатляющему подъему, так и катастрофической гибели гигантских корпораций, таких как Enron и WorldCom. С самого начала они открыто заявляли (как это делают и должны делать практически все открытые акционерные общества), что будут ответственно и этично обращаться с деньгами, инвестированными в них. Я не верю, что управляющие этими компаниями люди начинали, имея намерение обмануть сотрудников и акционеров или разворовать пенсионные накопления сотрудников, как они сделали в итоге. Я считаю, что они были в целом неплохими людьми, которые соблазнились обещанием больших денег и славы – постепенно, потом внезапно. Несмотря на эти получившие широкую огласку провалы, каждый день другие руководители других компаний соблазняются изменить свою историю в том, что такое хорошо и что такое плохо: от утаивания важной информации до вводящих в заблуждение бухгалтерских процедур и фальсификации квартальных отчетов для акционеров. Каждый день с помощью создания историй сотрудники соблазняются на то, чтобы изменить свою фундаментальную этическую позицию и тем самым подвергнуть себя моральной опасности. Каждый день организации и их сотрудники ищут и находят короткие пути, соблазнившись идеей, что за это не придется расплачиваться, что каким-то образом им повезет и они избегут этого. Каждый день огромные прибыльные компании изыскивают хитроумные способы для увольнения сотрудников, проработавших у них девятнадцать с половиной лет, чтобы не платить им пенсию, которую надлежит выплачивать после двадцати лет стажа. Компании рассказывают им историю о том, что этого нельзя избежать (хотя это не так), что ушедшие сотрудники получают щедрое выходное пособие (хотя и это не так), что компания не виновата в том, что не оправдала обещаний, которые она сделала почти два десятилетия назад (хотя должна была). Некоторые сигналы могут свидетельствовать о повышенной подверженности соблазнам:
– Возрастающая озабоченность сохранением славы, власти или финансового благосостояния.
– Недостаток ясности в ваших ценностях, цели и духовности в жизни.
– Тенденция к поиску ответов на самые важные вопросы жизни вовне себя.
– Очень ограниченная способность к самоанализу и рефлексии.
– Плохо развитое чувство индивидуальности.
– Внутренний беспорядок, ощущение несчастья и неудовлетворенности.
Из анализа сотен семинаров, которые я провел, и историй тысяч человек, с которыми я работал, я понял, что просить людей выйти за свои рамки и выяснить, что же работает, а что нет в их жизни, как они проживают ее, как складывалась их история все эти годы, – непростая задача. Рыба проводит всю свою жизнь в воде, не зная об этом. Мы знаем о себе больше, чем рыбы, и поэтому должны предпринимать более активные действия. Когда Стив В., о котором шла речь в начале этой главы, у которого, казалось, есть все, в пятьдесят три года осознал фундаментальную ошибку в своей истории – что его внутренний голос принадлежал не ему, а его отцу, что десятки лет он жил не своей жизнью, что он испытывает так мало радости, хотя поводов радоваться более чем достаточно, – он не выдержал. Он плакал как маленький ребенок. На довольно долгое время он оказался дезориентирован. Он потерял одну из самых важных составляющих жизни – свою индивидуальность. Очень многие из тех, с кем я имел честь работать, испытывали столь же бурную реакцию, когда впервые понимали, насколько «некорректной» стала их история, что маршрут создавался не ими самими, хотя они и следуют по этому ошибочному пути. На второй день семинара я спрашиваю группу, обнаружили ли они предыдущей ночью, когда делали свое домашнее задание (описание своей старой истории), подлинный голос, который диктовал им, что писать, и был ли это их голос. Практически в каждом классе несколько человек поднимают руки, чтобы подтвердить, что они нашли этот голос, и сообщить, что он принадлежит их матери или отцу (иногда проникающий голос принадлежит учителю, священнику или другим членам семьи, но в большинстве случаев это родительский голос). «Наш мозг – ценный выдумщик, ткущий ковер воспоминаний и ощущений, детали которых настолько убедительны, что их недостоверность выявляется редко, – пишет психолог Дэниэл Гилберт в своей честной и проницательной книге „Когда наступает счастье“.[16] – Каждый из нас – фальшивомонетчик, который печатает фальшивые долларовые банкноты и затем счастливо расплачивается ими, не зная, что он и преступник, и жертва хорошо налаженного мошенничества».
Вам может показаться, что все исходящее от вас является вашими собственными формулировками, но, возможно, это не так. Лучше относиться осторожно даже к собственным идеям и словам, пока не выяснен их источник. Нам было бы полезно обратить внимание на подкупающий скептицизм литературного критика Маршалла Маклюэна, который однажды сказал: «Я отнюдь не всегда согласен со всем, что говорю».
Как ваши ценности и убеждения влияют на ваши истории
Перед тем как писать новую лучшую историю, вы должны узнать, кто вы есть.
Ничто не свидетельствует лучше о том, кто мы есть на самом деле и как мы воспринимаем мир, чем наши основные убеждения и ценности. Эти убеждения и ценности неизбежно выступают объективами или фильтрами, через которые мы рассматриваем наш сенсорный опыт. Многие из наших наиболее часто встречающихся историй, не говоря уже о самых безапелляционных и негибких («Доверять людям нельзя»; «Бог есть»; «Бога нет»; «Предоставление преимущественных прав – просто другая форма нетерпимости»; «Предоставление преимущественных прав не только оправданно для ущемленных меньшинств, но и приносит пользу обществу в целом»; «Эвтаназия может быть актом милосердия»; «Эвтаназия берет на себя функции Бога» и т. д.), могут вести к глубоко запрятанным ценностям и убеждениям. Чтобы понять, насколько сильно убеждения и ценности влияют на то, как мы создаем истории, давайте обратимся к одной из наиболее сложных тем человеческих взаимоотношений – политике. И пока наши рукава засучены, изучим различные точки зрения на одну из самых острых тем для американцев на начало 2007 года – войну в Ираке.
Вторжение и текущая тяжелая ситуация вокруг него разделили страну по историям, которые мы рассказываем. Истории о президенте Буше варьируются от тех, которые выставляют его героем, до тех, которые представляют его преступником. Истории собственно о войне – от тех, которые изображают ее неизбежной, необходимой, которая должна была случиться (лучше сейчас, чем потом), до тех, которые представляют ее безответственной, даже злонамеренной. Послушаем соответствующие точки зрения двух американцев, Роберта К. и Дианы Р. Сначала Роберт:
«Джордж Буш – это худшее, что могло случиться с Америкой. Его самонадеянность, упрямство и неверные оценки принесли неисчислимый ущерб нашей стране и иракскому народу. Я ненавижу этого человека и все, за что он выступает. Когда я вижу его по телевидению, у меня по телу бегут мурашки. В общей системе он более опасен, чем сами террористы. Я лично считаю, что он сознательно лжет американскому народу. Но даже если он не лжет, он виновен также в других грехах: умышленное неведение, непродуманные действия в Ираке после ареста Саддама; неспособность оценить с помощью объективных, непартизанских, неполитических критериев оценки реальности, как на самом деле обстоят дела, и произвести необходимые изменения, чтобы подвергнуть риску как можно меньше жизней. Он руководил администрацией, которая вынесла из войны во Вьетнаме фактически только один урок: они собирались закрыть ежедневное освещение на телевидении и в прочих СМИ смертей и бесчеловечных разрушений, происходящих там, чтобы этот вопрос остался для большинства американцев абстрактным и чтобы военная машина продолжала действовать беспрепятственно. Я абсолютно уверен, что его будут считать самым худшим президентом в истории Америки».
Теперь история Дианы:
«Я искренне восхищаюсь Джорджем Бушем. Благодаря его мужеству, убежденности и решимости с 11 сентября на мою семью и нашу страну не нападали и у нас есть надежда на будущее без террора. Его готовность безжалостно преследовать террористов, где бы они ни находились, и распространять свободу и демократию по всему миру крайне положительно изменяет ход истории, несмотря на трудности, которые испытываем сегодня и мы у себя дома, и в особенности наши солдаты и иракский народ. И действительно: почему люди ожидали, что такие резкие изменения смогут произойти без проблем? Было ли так когда-нибудь? Враг не ищет компромиссов, и было бы смешно считать, что ответом могут быть только дипломатические меры, – это бывает крайне редко. Если мы сейчас отступим, что мы сделаем? Ослабим себя в глазах наших союзников и наших врагов и, что более важно, отсрочим момент, когда нам придется столкнуться с неприятелем, который не собирается уходить просто потому, что мы так хотим, и который будет только наращивать силу и готовность к применению ядерного оружия. Несмотря на падающую популярность Буша, я верю, что он человек с великими личностными качествами и честностью, готовый принимать трудные решения. И это делает его именно тем человеком, который нужен в условиях тяжелого кризиса, с которым сегодня столкнулась наша страна. Когда через двадцать-пятьдесят лет будут составляться учебники по истории, без сомнения, Джорджа Буша будут считать одним из лучших президентов нашей страны».
Они говорят об одном и том же человеке? Как можно было создать настолько противоположные истории на основании одного и того же набора фактов? Что может являться причиной столь различных точек зрения на президента и его действия? Очевидно, что Роберт и Диана твердо уверены в том, что именно его или ее история отражает настоящую правду – объективную реальность – о действиях, решениях и самой сути Буша.
Их различающиеся повествования – результат сильно отличающихся убеждений и ценностей, которые являются ключевым элементом в том, как они или кто-то другой интерпретируют известные им факты. Например, одно из самых непоколебимых убеждений Роберта состоит в том, что война никогда не может являться приемлемым способом исправления несправедливости или решения спора. По его мнению, война – всегда зло, это крупная ошибка человека и никогда на самом деле ничего не решает. Согласно его системе убеждений – его истории, независимо от того, насколько плохой или трагичной кажется ситуация, с помощью молитв, упорства и усердия альтернатива войне всегда может быть найдена. Преднамеренное лишение людей жизни никогда не может быть оправдано. Для Роберта все войны – это необдуманные действия, приводящие только к неописуемым человеческим страданиям и боли.
Если понять позицию Роберта о войне и человеческих жизнях, его мнение о президенте Буше становится более понятным. Каждая статья, которую Роберт читает о Буше, каждый факт о войне, который он поглощает, каждая новостная программа, которую он смотрит, проходят через фильтр его убеждений. Даже сталкиваясь с новостями о том, что выборы прошли успешно и численность иракских войск увеличивается, Роберт продолжает ненавидеть и презирать Буша. После прочтения сообщений о том, что война, возможно, достигла своего предела, Роберт все равно чувствует себя обеспокоенным. Эти хорошие новости напрямую противоречат его убеждению, что война никогда не приводит к положительным результатам. Глубоко внутри Роберт втайне надеется, что война будет проиграна и что президент Буш получит то, чего заслуживает, – импичмент.
Убеждения Дианы закладывают основу для совершенно иной истории. Одно из наиболее важных для нее убеждений состоит в том, что в мире есть зло и, если его не сдерживать, оно распространится, как смертельная болезнь. Серийные убийцы, маньяки и безжалостные диктаторы – факты жизни, и они представляют столь серьезную угрозу благополучию окружающих, что применение физической силы и даже война становятся не только оправданными, но и категорически необходимыми с моральной точки зрения действиями, необходимыми для того, чтобы вырезать эти раковые опухоли цивилизации. Насилие и война – крайний вариант, но он может потребоваться в особых случаях для защиты прав, свобод и благополучия окружающих. В поддержку своих убеждений Диана приводит два примера: планы лишения Гитлера власти и тот факт, что сотрудники правоохранительных органов иногда должны применять насилие, ведущее к смерти, для защиты невинных жертв. Даже если первоначальное и наиболее убедительное объяснение причин вторжения американцев в Ирак окажется неправдой (якобы Саддам Хусейн, который уже демонстрировал готовность использовать оружие массового поражения, готовил его для удара против западных стран) – Диану это не волнует. Благодаря своему устойчивому представлению о том, что жизнь крайне безнравственна и сложна, в ней много плохих людей, которые будут использовать любые средства, чтобы разрушить Америку и ее образ жизни, она легко может объяснить самой себе что угодно. «Наивно, – рассуждает она, – предполагать, что наши разведывательные операции могут быть безупречными, если речь идет о взаимодействии с сумасшедшими». Когда СМИ начинают сообщать, что разочарование высших чинов американских военных сил и даже членов партии президента его военной стратегией (или отсутствием сколько-нибудь последовательной или продуманной стратегии) растет, Диана отметает это как отклонение от намеченного пути, как идеалистическую точку зрения. Такие сообщения только усиливают ее убеждение в том, что трусы всегда очень быстро готовы критиковать, но медлят, когда надо действовать; они служат поддержкой доводов о том, что вторжение было полностью оправданным, так как многочисленные дипломатические попытки вернуть Ирак в сообщество наций давно провалились. Для Америки не прочертить линию на песке, когда иракцев убивают и притесняют и мир находится в опасной ситуации, из которой нет возврата, было бы отказом от нравственного поведения и ответственности, так как это только послужило бы поощрением для прочих сумасшедших.
Чья версия истории правильная? Или – как минимум – более правильная? Чья более точно отражает объективную реальность?
На этот вопрос, конечно, нет ответа. Если есть объективная реальность – а я верю, что она есть, – тогда мы можем надеяться только приблизиться к ней, но никогда не узнаем ее полностью. Единственная реальность, которую мы полностью знаем, возникает из историй, которые мы создаем исходя из нашего сенсорного опыта. На эти истории сильное влияние оказывают наши убеждения и ценности, основные принципы взгляда на мир каждого человека; а эти принципы сформированы смесью влияний, которые сильно варьируются от человека к человеку. «По существу, никакой истории не существует, – говорил Ральф Уолдо Эмерсон, – есть только биография». Основные наши убеждения и ценности не являются правдой вообще, а скорее являются нашей правдой, представляющей важные элементы только для нашей истории. Нравственные принципы и этика быстро меняются – как узоры в калейдоскопе. «Мы не видим вещи такими, какие они есть, – говорит Талмуд, священный иудейский текст. – Мы видим их такими, какие мы есть».
Роберт и Диана используют по большей части одни и те же факты (или, возможно, более точно отфильтрованные), чтобы прийти к сильно различающимся выводам. Факты не имеют смысла без контекстной истории; этот контекст строится из уже существующих наших убеждений и ценностей. Для целей нашей книги важно во всем этом понять, что наши убеждения и ценности, независимо от того, какие они, являются мощными силами в создании истории. Хуже или лучше, но они помогают нам формировать, модифицировать, изменять – и даже искажать – наш сенсорный опыт. Если у нас есть убеждение о том, например, что людям нельзя доверять, тогда мы искажаем или искривляем реальность, чтобы она поддерживала наше убеждение. Вместо того чтобы фиксировать, рассматривать, оценивать и в конце концов принять жизненные примеры очередных двадцати заслуживающих доверия человек, с которыми мы сталкиваемся, чье существование и действия могут логически подрывать это убеждение, мы ждем и готовы наброситься на двадцать первого – лживого, подлого, двуличного мошенника, который воплощает в себе все, о чем мы так долго говорили. Мы найдем факты или создадим подтверждение, доказывающее нашу точку зрения, чтобы сохранить это убеждение. Если эти убеждения отражают расовые, этические или, скажем, тендерные предрассудки, мы найдем основание сохранить историю, которую мы рассказываем о них.
Говоря короче: это наша история, и мы будем придерживаться ее.
Откуда берутся наши ценности и убеждения?
Так как основные ценности и убеждения играют центральную роль в создании наших историй, может быть, полезно для нас понять, как они формируются внутри нас. Это непростая задачка – нужно учесть немало факторов, многие из которых невидимы. Но есть одна вещь, которую мы знаем: убеждения и ценности не передаются по наследству и не заложены в генах. Это предположения о жизни («Лишать человека жизни – безнравственно и неправильно»; «Любовь к деньгам – корень всего зла»; «Есть мясо – неправильно»; «Люди, которые не путешествуют, ограниченные»; «Надо быть сумасшедшим, чтобы жить в Нью-Йорке»; «Южане говорят медленно, потому что они туповаты»), которые мы приобретаем, так же как овладеваем иностранным языком, или изучаем наш маршрут в новом городе, или учимся уважать других либо любить родителей.
Так как убеждения и ценности приобретаются, их истинность, как правило, не подлежит научному подтверждению. Конечно, мы чувствовали бы себя комфортнее, если бы наука, которую мы признаем высокообъективной, могла бы помочь нам подтвердить или опровергнуть истинность убеждений и ценностей, но во многих случаях мы не можем этого сделать. Насколько убедительным будет научный эксперимент, раз и навсегда доказывающий, что ваше убеждение, которое противоречит убеждению вашего друга, истинно? Как долго вы сможете удерживаться от того, чтобы позлорадствовать над ним: «Видел? Я был прав?» Сегодня предположения, которых страстно придерживались целые века многие люди, развенчаны наукой; лучший пример этому, без сомнения, идея о том, что Земля плоская. Но это исключение. Предпринималась масса попыток, к примеру, чтобы научно доказать существование Бога, но для закоренелого скептика представленные доказательства неубедительны и не являются научными. Да и может ли так быть на самом деле – чтобы математическое доказательство или научный эксперимент могли точно подтверждать ложь или истинность убеждения? Или наши взгляды на то, что объективность науки может помочь нам, идеализированы, особенно учитывая, что они никогда не помогали? Бенджамину Дизраэли приписывают слова: «Есть три типа лжи: ложь, грубая ложь и статистика».
Если основные убеждения и ценности не наследуются, то откуда они берутся? Как формируются основные предположения о жизни, которые играют центральную роль в создании наших историй? Понять процесс, в ходе которого приобретаются убеждения и ценности (то есть понять, каким образом они включаются в наше мышление), означает получить контроль над этим очень важным инструментом. Надо понимать, что убеждения и ценности – не просто статичные наклонности, которыми мы обладаем, а качества, которые в решающие моменты и в повседневной жизни направляют нашу историю в ту или иную сторону. Затем можно обратиться к самоанализу, чтобы изменить, модифицировать или ликвидировать те наши убеждения и ценности, которые работают против наших интересов. Эти знания могут помочь нам ответить на важный вопрос: «Помогают ли мои убеждения и ценности направить мою историю туда, куда я хочу?»
Чтобы лучше понять этот процесс, вновь обратимся к Роберту и Диане. Начнем снова с истории Роберта. Роберт был в семье единственным ребенком, сейчас не женат. Его родители получили хорошее образование и весьма религиозны. У отца Роберта докторская степень по теологии, и он уже двадцать пять лет является священником епископальной церкви. Мать Роберта окончила магистратуру по специальности «Семейное и брачное консультирование» и уже более десяти лет ведет свою маленькую частную практику. Неудивительно, что основные убеждения Роберта очень похожи на убеждения его родителей. У него сохранились яркие воспоминания о том, как его родители использовали каждую возможность, чтобы передать свои убеждения о том, что война никогда не бывает оправданной и что отнимать человеческие жизни – всегда неправильно. «Они не знали усталости, – говорит Роберт. – Временами они проявляли излишнее рвение во внушении того, во что они верили. У них были хорошие намерения. Я считаю себя очень принципиальным человеком и полагаю, что в том, каким я стал, их заслуга». Роберт окончил с отличием маленький колледж на Западном побережье, откуда можно было добраться до родительского дома на автомобиле, затем пошел (против воли своих консервативных родителей) получать степень магистра по политике в известном оплоте либерализма – Калифорнийском университете в Беркли. На последних курсах он стал политическим активистом и выступал защитником на многочисленных социальных процессах. Его любимый и больше всех повлиявший на него преподаватель был, по словам Роберта, одной из самых неоднозначных фигур в кампусе. Этот профессор не только способствовал укреплению некоторых устоявшихся убеждений Роберта, но и, что более важно, помог переосмыслить многие его традиционные взгляды, подталкивая его расширять свое мышление в таких направлениях, которые фундаментально изменили его жизнь и взгляд на мир. По словам Роберта, его основные убеждения и ценности в первую очередь являются результатом сильного влияния его родителей, строгого религиозного воспитания, множества книг, прочитанных в детстве, и возможности знакомства с новыми идеями и общения с думающими людьми в студенческие годы.
Теперь история Дианы. Она замужем, у нее двое детей – двух и четырех лет. Она не работает и ведет общественную волонтерскую деятельность и активную деятельность в церкви. Она получила образование медсестры в университете Небраски и намеревается продолжить карьеру медсестры, когда ее дети пойдут в школу. Ее муж владеет небольшой строительной компанией и по совместительству работает пожарным как волонтер. Диана и ее семья живут в том же обществе на Среднем Западе, где родились и выросли; ее родители живут в двух милях от них, в доме, в который они переехали, когда Диана была подростком. Когда Диану спрашивают о происхождении ее убеждений и ценностей, она немедленно указывает на своих родителей как на наиболее сильный источник влияния. Ее родители – трудолюбивые люди со строгими религиозными взглядами и консервативным подходом практически ко всему. Ее отец владел магазином скобяных товаров и небольшим бакалейным магазином. И отец и мать работали с утра до ночи, чтобы свести концы с концами. Единственный брат Дианы погиб в армии в результате несчастного случая. Несмотря на боль и гнев, которые испытывали она и ее родители по поводу смерти брата, их положительное отношение к армии осталось практически неизменным. В юности она бунтовала против большей части религиозных доктрин, но по мере того, как она становилась старше, и особенно после рождения детей, она вернулась к большей части тех убеждений и ценностей, которым учили ее родители и религиозные наставники. Диана считает, что ее отношение к войне и существованию зла, ее восхищение президентом Бушем сформировались благодаря влиянию ее родителей, опыту взаимодействия с религией, частым разговорам с мужем (который, по словам Дианы, сделан из того же политического теста, что и она) и друзьями – ее «политическими компаньонами», как она называет их, – которые разделяют ее идеологические взгляды, смотрят те же каналы новостей и поддерживают осведомленность друг друга в вопросах международной политики, обмениваясь книгами. Истории и Роберта, и Дианы демонстрируют, насколько разнообразны могут быть факторы, оказывающие влияние на формирование основных ценностей и убеждений: влияние родителей (особенно в раннем детстве), религиозное воспитание, формальное образование, убеждения отдельных преподавателей, материалы для чтения политического и религиозного характера, телевизионные новости, убеждения и ценности друзей, приятелей и семьи в целом. Наши основные убеждения и ценности допускают существование множества источников происхождения и отражают сложность воздействующих сил.
Но для целей данной книги и ее потенциальной пользы для вас я считаю, что наиболее важная вещь, которую следует вынести из историй Роберта и Дианы, заключается не в признании многообразии влияния, а скорее в анализе того, как проходил процесс их обучения в юношеском и взрослом возрасте, несмотря на то что наиболее сильное и значительное воздействие оказывается в раннем детстве.
Это типично не только для Роберта и Дианы. Такая эволюция происходит со всеми нами, если верить данным и историям, которые мы получили от наших слушателей, посещавших курсы HPI.
Почему я посвятил столько времени рассмотрению историй Роберта и Дианы? Я сделал это, так как считаю, что их истории являются типичными, и думаю, что изучение их может помочь вам рассматривать вашу собственную жизнь и историю, лучше понимая силу внушения в вашей жизни. Вы поймете, я надеюсь, что внушение довольно просто определяет реальность, с которой вы сталкиваетесь. Эта реальность, в свою очередь, определяет ваши надежды, ваши страхи, радости, горести, достижения, ощущение ценности, стойкость к жизненным бурям – то есть вашу судьбу. Как до меня уже отмечали Фрейд и многие другие психологи, большая часть самых стойких влияний на нас происходит в раннем детстве, когда мозг особенно податлив и критическое мышление только формируется. Когда процесс внушения завершен и архитектура мозга перестроилась, маловероятно, что даже логические и рациональные доводы могут изменить ваши взгляды на мир, а также изменить историю, которую вы создаете и которая отражает их. Последовательность следующая: формируются основные убеждения, в результате меняется структура мозга; изменения в структуре мозга изменяют вашу реальность; изменения в вашей реальности меняют ваши истории. Возможно, поговорка «Нельзя научить старую собаку новым трюкам» должна более точно звучать так: «Нельзя отучить старую собаку от старых трюков». Хотя разница между двумя фразами может показаться поверхностной, последняя более четко, даже прямолинейно, заявляет о причинах, объясняя, почему у старого пса практически нет шансов научиться новым трюкам. Как только вы сформировали основные убеждения (скажем, что всеми людьми руководит страх, или что никто на самом деле не ценит вас и не заботится о вас, или что бельгийцы – плохие люди), вы будете спорить и отстаивать свою позицию перед всеми сомневающимися. Вы просто знаете, что ваше мнение правильное. Вас нельзя научить новым трюкам главным образом потому, что вы не видите в них абсолютно никакого смысла.
Помимо чистого удовольствия и притягательности изучения и понимания любой значимой идеи в остальном источник влияния на наши ценности и убеждения не заслуживает особого внимания… если ваша история приводит вас туда, куда вы хотите… если ваша история реализуется так, что вы уже находитесь в процессе выполнения своей самой важной миссии в жизни… если ваши ценности и убеждения, пусть даже чрезвычайно ценимые, можно легко подстроить или даже реконструировать, когда они идут вразрез с вашими интересами.
Если, если… Если бы дело было только в этом.
Но это не так.
Дилемма ошибочных ценностей и убеждений
Что происходит, если в ваши ценности и убеждения закралась серьезная ошибка? Что если одно или больше предположений, которые вы делаете о жизни, неверно? Ошибочные убеждения, я уверен, ведут к ошибочным историям; ошибочная история, я также в этом убежден, ведет к неудаче.
В самых худших случаях принятие основных убеждений и ценностей сомнительной или совершенно недоказуемой важности может иметь катастрофические последствия для культуры. Возьмем, например, убежденность Гитлера в неполноценности евреев и превосходстве арийской расы или веру исламских экстремистов в то, что неверные представляют собой самую отвратительную форму порока и должны быть стерты с лица земли.
В индивидуальном масштабе человек, который имеет убеждения с серьезными недостатками, делает своей жертвой окружающих – и, конечно, больше всего вредит самому себе. Джуди Л., работающая в гигантской компании и отвечающая за продажи на миллиарды долларов, посетила HPI в 2004 году вместе со своими двенадцатью непосредственными подчиненными, восемь из которых были мужчинами. Получив результаты оценки по методу «360 градусов» от своих подчиненных, Джуди сначала заметно расстроилась, а затем заняла оборонительную позицию. Ответы восьми мужчин были похожими и беспокоящими – беспокоящими в основном потому, что были похожими, настолько похожими, что Джуди решила, что мужчины договорились передать ей одно и то же негативное сообщение. Все, кроме одного из них, оценивали ее качества как человека, а также как руководителя, в следующих выражениях: подозрительность, циничность, недовольство, агрессивность.
Отбросив идею – самостоятельно, к ее чести – о сговоре, Джуди начала упорно работать, чтобы выяснить, почему находящиеся в ее подчинении мужчины (никто из трех женщин в своих оценках такого портрета не нарисовал) могут чувствовать себя таким образом. Наконец, искренне и тщательно проанализировав себя и свое поведение, она сообщила мне, что это правда – она не доверяет мужчинам. Затем она описала историю, которую обычно рассказывает себе в поддержку и обоснование этих убеждений. «За два дня до моего четырнадцатилетия родители сообщили мне, что разводятся, – писала она в исследовании своих историй. – Мама обнаружила, что у ее мужа в течение семнадцати лет была связь с ее лучшей подругой. Это разрушительно повлияло на меня, мою сестру и мою маму. Когда прошло четыре года с момента моей свадьбы, я узнала, что у моего мужа, которого я обожала, были многочисленные интрижки. Я в разводе пять лет, но чувство потери и предательства все еще присутствует. Я не думаю, что когда-нибудь полностью от него избавлюсь. Что еще хуже, я на девяносто процентов уверена, что мой друг, с которым я встречаюсь восемь месяцев, лжет мне. Доверяю ли я мужчинам? Нет! Почему я должна им доверять? Мне горько, я разозлена, но я ничего не могу поделать. Я даже не уверена, хочу ли я что-то изменить. Пока я чувствую себя так, меня не разочаруют снова и не ударят исподтишка. Однако я удивлена, что мое отношение к мужчинам распространилось и на работу, я думала, что достаточно хорошо скрываю его. Как видно, нет».
Ваш детектор лжи
Когда Эрнеста Хемингуэя спросили, что нужно, чтобы стать великим писателем, он ответил: «Встроенный противоударный детектор дерьма».
Детектор дерьма, или детектор лжи, есть у каждого из нас: у кого-то он лучше, чем у остальных; у кого-то он точно попадает в цель; у кого-то абсолютно не отвечает требованиям. Это наш оценивающий внутренний голос, абсолютно необходимый для жизни инструмент, который позволяет нам – как минимум в частном порядке – видеть вещи такими, какие они есть; знать, хорошо или плохо для нас что-то.
Однако просто выявлять чепуху недостаточно; если бы этого было достаточно, тогда мы все всегда делали бы только правильные вещи. Вокруг нас много людей, которые, будучи в состоянии выявить чепуху, ничего с ней не делают (например, те, кто продолжает оскорбительные отношения, чья супружеская жизнь деградировала, у кого бесперспективная работа, кто не предпринимает конкретных шагов к воплощению мечты всей своей жизни). Их детектор можно назвать низкоактивным. Он существует, даже работает, но не инициирует значимые действия и не приносит своему владельцу ничего хорошего.
Низкоактивный детектор также делает нас уязвимыми для всех типов вводящих в заблуждение воздействий (например, для некоторых из внушений, упомянутых ранее в этой главе). Если мы отказываемся слышать, что нечто известное нам вызывает подозрения, тогда мы становимся объектами внушения. Детектор нужен нам, чтобы фильтровать, чтобы защищать нас от всех типов деструктивного воздействия. Низкоактивный детектор сильно повышает вероятность того, что когда-нибудь мы выпьем шипучку с цианидом.
С другой стороны, нам также не нужен и чрезмерно активный детектор – внутренний голос, который, образно говоря, охраняет нас от внешних воздействий так сильно, что не пропускает внутрь ничего нового, даже если именно с этим связаны наши шансы улучшить свою историю. Вероятность того, что Джуди Л. завяжет дружеские или более близкие отношения с заслуживающим доверия мужчиной, выглядит невозможной до тех пор, пока ее детектор чрезмерно активен. Если вы построили такую стену и, например, ваш коллега замечает, что нашел более эффективный способ проводить совещания; или ваша мама рассказывает вам, что ей кажется, что фильм, который она только что посмотрела, должен вам понравиться; или друг, которого вы не видели много лет, появляется в превосходной физической форме и описывает свой режим… вы будете блокировать это. Потому что вы относитесь ко всему новому с цинизмом и скептицизмом.
Если в случае с низкоактивным детектором не происходит положительных изменений, то в случае с чрезмерно активным изменения не могут произойти вовсе. Хотя изменения могут быть именно тем, что вам требуется: отбросив свои давние и неверные представления о физическом состоянии и восприняв убеждения своего друга, вы имеете реальный шанс изменить вашу неработающую историю о фитнесе на конструктивную. Но ваш детектор не позволяет сделать это. Чрезмерно активный детектор не дает внести в ваши истории какие-либо изменения; он воспринимает все либо как угрозу, либо как не имеющее отношения к вам лично. Поэтому сошедший с ума детектор нам также не помогает.
На семинарах я часто сравниваю детектор с привратником. Он нужен, чтобы впускать хорошее влияние и держать «сброд» подальше. Что часто поражает меня и слушателей, так это то, насколько хорошо развит этот привратник в их деловой жизни. Он знает, кого нанимать на работу, а кого нет; отвергает ненужные или разрушительные идеи и принимает конструктивные и необходимые; всегда концентрируется на главном. Но насколько поразительно он неразвит в нашей личной жизни: пренебрегает здоровьем и отношениями с близкими людьми; отвлекается на то, что на самом деле не имеет никакого смысла; не концентрируется на главном. Я часто говорю, что если бы они наняли для своей деловой жизни такого же привратника, который работает в их личной жизни, то они через несколько лет разорились бы.
Вам нужен встроенный противоударный детектор, который помогал бы вам, а не просто знал, когда впускать хорошее внешнее влияние и не впускать плохое. Он также полезен для того, чтобы помогать вам отличать ваш внешний голос от внутреннего. Последний – это та самая сила, которая обеспечивает движение повествования о вашей жизни и во многом определяет ее успешность.