Лицо детектива оставалось непроницаемым – в отличие от вея Эймарка, Дорен хорошо скрывал мысли. Хальрун, словно наяву, представил ярость начальника, переходящую в горестные причитания, когда посланный за скандалом вернется с пустыми руками. В редакции Хальруна уже давно заждались...
– Мне будет сложно уговорить редактора не давать в номер такую горячую новость. Очень сложно, детектив.
– Но вы это сделаете, – Дорен не спрашивал, а утверждал. – Речь идет о возможном преступлении. Это уже вне вашей работы.
– Преступлении? – обрадовался журналист. – Конечно, я не стану мешать вам делать вашу работу, но я должен получить что-нибудь взамен!
Дорен поморщился.
– Обещаю, вы первым из газетчиков узнаете о судьбе вейи Кросгейс, – процедил он.
– Этого мало! – запротестовал Хальрун.
– Это все, на что вы можете рассчитывать. И не советую вам мешать расследованию.
Детектив Лойверт направился к ожидавшей его машине, и Хальрун побежал следом. Словно заведенный волчок, газетчик обходил Дорена то с одной, то с другой стороны.
– Вам же будет лучше оставить меня на виду! – говорил журналист. – Мало ли что я могу написать!
От неожиданности детектив приостановился, чем немедленно воспользовался Хальрун, преградив полицейском дорогу. Он сам не знал, почему так настойчиво напрашивался на участие в расследовании. Гораздо проще было бы без промедления вернуться в редакцию к вейю Эймарку. Недовольства детектива газетчик не боялся – Хальруна не зря звали «отчаянным пером», – но именно журналистское чутье подсказывало ему, когда выгоднее было начать игру в долгую.
– Вы не станете ставить мне условия, – предупредил Дорен, вглядываясь в возбужденное лицо человека напротив. – Поступайте, как знаете, но помните, что любые действия имеют последствия... Если ваша статейка навредит моему расследованию, вашу газету недолго и разогнать! Имя Кросгейс имеет вес.
Произнеся угрозу, детектив поморщился, словно это было совсем не то, что он собирался сказать. Глядя в его удаляющуюся спину, Хальрун разочарованно поник и даже пнул подвернувшийся под ногу камешек, который пролетел над тротуаром, а затем отскочил от угла дома. Проследив за полетом, Хальрун обнаружил, что из дома гадалки за ним самим наблюдают: стоило журналисту поднять голову, как занавеску на окне второго этажа кто-то поспешно задернул. Дорен этого не увидел – детектив как раз садился в пузатую, как бочонок, машину. Более современным экипажам придавали формы изящнее, но даже просто представить такую в руках полиции Хальрун не мог.
– Скажет тоже! Вес! – пробормотал журналист себе под нос.
Недолгое время он постоял посреди тротуара. Полицейский экипаж давно скрылся из виду, и к окну больше никто не подходил. Хальрун вдруг почувствовал себя одиноким... Одиноким и ужасно голодным. Завтрак газетчика состоял из кофе и гренок, а обед отсутствовал вовсе. Хальрун совсем заработался: сначала отправился на пожар, а потом поспешил на зов прекрасной дамы. В обоих случаях затраченные усилия обернулись ничем.
– Глупый день, – выругался Хальрун. – Еще и с редактором объясняться... Но для начала нужно где-нибудь поесть... Где-нибудь не в этом округе, иначе я разорюсь.
Разумеется поймать экипаж ему удалось далеко не сразу – как будто сегодня Хальруну могло повезти. До редакции газетчик добрался только три часа спустя, разочарованный и злой.
Под красноречивыми взглядами коллег Хальрун пробрался к своему столу, сел на жесткий стул, а затем с наслаждением вытянул гудящие ноги.
– Ты раскряхтелся, словно старик, – заметил Ракслеф, занятый перекладыванием бумажек между противоположными углами стола. – Неудачно съездил, да?
– Это временный провал, – сказал Хальрун, легкомысленно вращая в воздухе рукой.
Тайрик, который тихонько сидел в углу, расправил плечи.
– У него, – Ракслеф кивнул на юношу, – тоже неудача... А ты не радуйся, молодой человек! Не радуйся! Если кто-то еще собирается получить по шее, нужно лучше скрывать злорадство.
– Я не злорадствую, – огрызнулся Тайрик.
– А я не собираюсь получать «по шее»! – вмешался Хальрун.
– Ну-ну, – хмыкнул Ракслеф.
Хальрун потянулся. Требовалось идти, но так хотелось посидеть еще немного.
– Чем занят? – спросил он у старшего коллеги.
– Выбираю объявления, – спокойно ответил тот. – Нужно заполнить номер хоть чем-нибудь.
– Мне жаль, – сказал Хальрун.
– Я-то знаю. Его убеди.
Ракслеф кивнул на кабинет начальника.
– Попробую...
Журналист встал и еще разочек потянулся. Перед тем, как войти к редактору, он набрал в тощую грудь побольше воздуха, словно прыгун в воду... А затем обернулся и подмигнул Тайрику, который, затаив дыхание, следил за идущим на расправу коллегой. Юноша покраснел. Хальрун усмехнулся. В редакторский кабинет он заходил со словами:
– Вей Эймарк! Я вернулся! У меня две новости!
Колченогий стол занимал большую часть владений Пелруда. Древний образец мебели не был так уж велик – это сам кабинет был очень мал. Между стеной и деревянными тумбами оставалось всего-то по паре шагов, и грузному редактору, когда он садился или вставал, приходилось всякий раз вжимать живот. Пелруд нередко повторял, что ему нельзя толстеть, вздыхал и полчаса спустя делал плотный перекус.
Хальрун кашлянул, чтобы сбить першение в горле. Стойкий запах табака никогда не выветривался из редакторского кабинета. За годы работы дым, казалось, пропитал даже стены.
– Что? Говори! – потребовал Пелруд.
Его лицо было красным, словно помидор, а глаза налились кровью от усталости. Пелруд уставился на Хальруна, отстранившись от массивной печатной машинки. В редакции были две такие. Обычно набирать текст газетчики поручали Тайрику, и молодой человек считался неофициальным владельцем второй машинки. Первая принадлежала редактору.
– Проветрился бы ты, вей Эймарк, – произнес Хальрун с сочувствием, хотя редко раздавал советы.
Он предпочитая наблюдать за людьми в их естественной среде.
– Я проветрюсь, проветрюсь! – хрипло сказал Пелруд. – Ты не юли! Есть хорошая новость?
– Есть! – Хальрун расцвел в улыбке. – У нашей прелестной фабрикантши в самом деле что-то случилось. Ее прямо сейчас ищет один очень деятельный младший детектив.
– Вот как! Это же замечательно!
Редактор довольно потер руки.
– Вот именно, что только «как»! Не знаю пока, что у нее стряслось, но я чувствую, что статья получится для передовицы, а может и для разворота!
– Тогда пиши, дорогой вей Осгерт! Пиши скорее!
Видя радость начальника, Хальрун почувствовал, что приблизился к опасному повороту.
– В том-то и дело, что я пока не могу!
– Что?
Пелруд спал с лица. Толстыми сосисочными пальцами он расстегнул пуговички на тесном жилете.
– Что значит, ты не можешь?
– Такое дело... Слишком рано.
– Рано? – закричал Пелруд, даже не разобравшись. – Мы нужна была эта статья еще вчера! У нас номер не закрыт, ты понимаешь?
– Вчера девушка была еще дома, – резонно заметил Хальрун.
Обычно спокойный тон сбивал гнев редактора, как вода гасит пламя, но на этот раз Пелруд завелся не на шутку. Он пригрозил подчиненному пальцем.
– Не играй со мной в эти свои... свои...
– Игры? – подсказал Хальрун.
– Слова! – рявкнул Пелруд. – Ты у мамки титьку облизывал, когда меня уже печатали!
– Да я и не претендую, – примирительно произнес молодой газетчик. – Написать, что богатая наследница не ночевала дома, и ее ищет полиция, недолго...
– Вот и напиши, – неожиданно спокойно произнес редактор.
Для него были обычны такие переходы от внезапного гнева к рассудительности.
– А можно немного подождать? Покопаться? Я чувствую, потенциал у истории огромный! Выжать можно больше!
– Выжать? Ты уверен?
– Нет, – признался Хальрун.
– Нет?
– Сегодня-завтра девица может найтись, вполне себе живая. И пусть! Не беда! Мы тогда напишем о ее похождениях.
– Мы будем не первыми, – заметил редактор. – Промедлим, и кто-нибудь обязательно успеет до нас. Новости имеют свойство прокисать, знаешь ли.
Он окончательно успокоился, достал красивую серебряную папиросницу и щелкнул массивной зажигалкой. Эта зажигалка была подарком на пятидесятилетие от Ракслефа и Хальруна. При срабатывании она издавала хлопок, похожий на выстрел, и была нежно любима Пелрудом.
– Но я сделаю это лучше, чем любой другой! – горячо пообещал Хальрун, чувствуя, что выигрывает спор. – Раскопаю все и распишу так, что люди будут рвать наш «Листок» из рук друг у друга! Ты же знаешь, что я могу!
– Знаю. Можешь, – согласился Пелруд.
Редактор едва заметно улыбнулся, видно, вспомнив прошлые заслуги Хальруна. Когда в руки журналиста попадался материал серьезнее, чем краденое сукно или разбитые в питейной носы, Хальрун творил с ним чудеса.
– Вот видишь, вей Эймарк! А если я прав, и за исчезновением девушки кроется нечто большее, то тем более рано писать. Давай разберемся, с чем имеем дело, а?
Пелруд повздыхал, выпустил несколько клубов дыма, а затем протер взмокшие щеки платком. Хальрун понял, что победил.
– И ты справишься? – негромко спросил редактор.
– С твоей помощью! Мне нужно узнать кое о ком...
– Что узнать?
Хальрун сгримасничал.
– Если бы я знал... Самое главное, меня интересует, что собой представляет сама вейя Кросгейс.
– Светская львица, звезда последних четырех сезонов.
– Что-то, что знают не все.
Пелруд что-то чиркнул на подвернувшемся под руку клочке бумаги. Если повезет, памятка не затеряется среди безобразного завала на столе редактора «Листка». Хальрун продолжил.
– Потом я бы хотел узнать о Ракарде Лакселе.
Имя этого человека Хальрун слышал только мельком: молодой представитель семьи Лаксель владел фабрикой на противоположной от Роксбиля окраине Бальтауфа. Делали там всевозможные колеры, поэтому Лаксели выходили прямыми конкурентами Кросгейсов, но этим сходство двух семей не ограничивалось. Что Ракард, что Мализа, совсем недавно получили свои предприятия в наследство...