– Постараюсь, – пообещал Пелруд, делая новую пометку. – Но это сложнее.
– И еще я бы хотел знать о госпоже Лалле.
Редактор удивленно посмотрел на сотрудника.
– Эта которая гадалка?
– Она самая. Кстати, она пригласила меня на свой сеанс.
– Гадалка – это хорошо, – задумчиво произнес редактор. – Люди любят загадочное.
– Вот и я о том же! Про нее обязательно нужно выяснить!
– Мне не объясняй, – ворчливо сказал редактор, а затем добавил как-то совсем уж жалобно. – Убиваете вы меня! Точно убиваете!
Хальрун улыбнулся.
– Мы вас любим.
– Иди уж... Подхалим, – Педруд вздохнул. – Узнаю что-нибудь к завтрашнему дню. И согласовать еще нужно…
– Не нужно! – всполошился Хальрун. – Вей Далмель проболтается, как пить дать!
– Нельзя без его разрешения, ты же знаешь.
– Так получим! Но потом.
Запавшие глаза Пелруда уставились на подчиненного. Выглядел редактор замученным жизнью и лично Хальруном.
– У нас замешано аж двое видных фабрикантов. Обещаю, опишу все так, как скажет твой дорогой вей Далмель. Только дай мне время разобраться… Так завтра, значит? Никак не раньше?
– Смеешься ты, что ли? Завтра! Завтра! А сегодня помоги-ка вею Гросверу. Разберите почту, найдите трогательное письмо от читателя и парочку забавных объявлений. Пустим в печать вне очереди.
Редактор снова погрозил Хальруну пальцем и грустно добавил:
– Номер нужно выпустить. Сам виноват!
– Виноват. Уже иду.
Покинув начальника, Хальрун присоединился к Раслефу, который до самого вечера насмешливо поглядывал на молодого коллегу и приговаривал, что не все тому играться. Хальрун отмалчивался. Мыслями он был далеко от сюда.
Наконец, с рутинной работой было покончено.
– Желаю всем хорошо потрудившимся хорошего отдыха! – объявил Хальрун. – Кто как, а я завтра рассчитывая на интересный день. Я собираюсь выспаться.
Тайрик, которому завтра предстояло перепечатывать на бело весь выпуск, завистливо вздохнул.
– Учись, юноша, – посоветовал Ракслеф, тоже готовясь уйти. – Наберешься опыта, станешь как он.
– Конечно, – огрызнулся Тайрик, день которого совсем не задался, – а закончу, как ты.
Хальрун и Ракслеф переглянулись.
– Звереет и бросается на людей, – грустно произнес пожилой газетчик. – Может, из него и получится настоящий журналист.
Хальрун покачал головой.
– Одного раза мало.
– Мало. Но все мы с чего-то начинали.
– Ко мне ты не был таким снисходительным, – сказал Хальрун притворно обиженным тоном.
– Старость и должна быть снисходительной к молодости. Как же иначе?.. Дерзай, юноша!
Тайрик растерянно смотрел им вслед. Попрощаться он забыл.
Глава 4
Фанна Альгель, у которой журналист весь последний год снимал комнату, была сплетницей и болтушкой, но квартирант и хозяйка прекрасно уживались друг с другом. Вдове льстило, что у нее поселился человек небезызвестный, работник газеты, да еще с репутацией. Хальрун в ответ ценил Фанну за доброе отношение, за вкусную еду и за умение быстро узнавать обо всех занятных событиях округа.
– Я подготовила еще с вечера. Ваша сумка, вей Осгерт.
Заплечный мешок лег около ножки стола, за которым Хальрун готовился трудовому дню.
– Спасибо, вея Альгель. Вы чудо, – сказал он, оторвавшись от поедания от сосиски.
Полная женщина с темными короткими кудряшками села напротив. Фанна подперла щеку рукой и так выразительно вздохнула, что Хальрун тут же пообещал:
– Я обязательно все расскажу! Ваши исколотые пальчики это заслужили, но им придется немножечко подождать.
– Как бы предприятие не оказалось опасным. Я этого боюсь… Собралась на кухню? – закричала Фанна, завидев дочь. – Принеси нам вчерашнего пирога! И не смотри так! Это всего лишь просьба!.. Ох, уж мне эта девчонка. Все ей книжки!
– Не самое плохое увлечение.
– Я их даже не понимаю! Я про ее книги... Я пробовала читать, но там же полная чушь!
Хальрун с аппетитом продолжал завтракать (он не желал снова оголодать, что бы ни твердили о пользе этого занятия медицинские журналы), а вея Альгель – жаловаться, когда к ним скользнуло бледное, худосочное создание. Рядом с Фанной, жизнелюбивой и румяной женщиной, ее дочь со смешным именем Мадвинна казалась блеклой тенью. К постояльцу она относилась с неприкрытым высокомерием и никогда не здоровалась первой, но Хальрун не обижался. Он редко на кого-либо обижался.
Газетчик встал, сделал последний глоток остывшего кофе, сказал приятное Фанне (вдова захихикала) и ее дочери (сложила губы куриной гузкой). Затем Хальрун засмеялся сам и выскочил в промозглое сизое утро. Работа ждала его. Дел было много…
На западной окраине Бальтауфа Хальрун бывал редко. Ему тут не нравилось, потому что Роксбиль и Сартальф походили друг на друга, словно близнецы. Можно было нарисовать вид любой улицы одного из округов, а затем дать обитателю другого, и (Хальрун был готов спорить на свой почти новый плащ!) даже старожил ошибется и обязательно признает на картинке родные места.
Сам газетчик, знающий Роскбиль, как свои пять пальцев до последнего закоулка, выросший среди его кварталов, научившийся видеть красоту в одинаковых улицах и неугасимую волю к жизни в их обитателях, чувствовал, как кружится голова. Ему казалось, что перспектива искажается и что вокруг все тот же Роскбиль, просто немножко неправильный. Небо (на западе, а не на востоке!) протыкали такие же чадящие трубы, и такой же была запутанная сетка улиц, без единой достопримечательности, и воняло в Сартальфе совсем, как дома. Разве что по мере приближения к фабрике Лакселей запах становился более густым и резким.
Хальрун был одет как рабочий в безразмерный темный бушлат с поднятым воротником, свободные штаны и высокие сапоги. Газетчик низко натянул на лоб козырек, шел уверенно, ни быстро, ни медленно и глядел прямо перед собой. Смена на предприятиях давно началась, но одинокий работяга никому не мозолил глаза. Зная все повадки фабричных людей, Хальрун без происшествий добрался до нужного места.
Клепаные створки главного входа держались на двух конусовидных столбах, а сверху ворота украшали большие буквы, под которыми должен проходить всякий, желающий попасть внутрь. «Семейная фабрика Лакселей. Лаки, растворители, колеры», – прочел Хальрун. Газетчик немного подумал, а затем, посвистывая себе под нос, направился вдоль ограды. Чтобы выглядеть еще более беззаботным, он засунул руки в карманы брюк, но при этом не забывал внимательно изучать окружение. Стена, защищающая владения Лакселей от любопытных глаз, а также загребущих рук, охочих до чужого добра, выглядела высокой и надежной... Когда-то. Пелруд не соврал, рассказывая о непростых временах, наступивших для фабрики Лакселя.
Уже неподалеку от ворот у одной из секций ограды верхушка осыпалась. Вместо того чтобы починить стену, кто-то прикатил под ее снование камни, смастерив удобные уступы. Этим путем начали пользоваться недавно – импровизированные ступеньки не успели стереться.
Хальрун поплевал на руки, огляделся, а затем, шипя и шепотом ругаясь, перебрался через ограду на другую сторону. Газетчик оказался на утоптанной земле позади двухэтажного здания, которое должно было скрывать нарушителей от неприятностей. «Ловко устроено», – подумал Хальрун, а затем заметил чей-то силуэт в тени той самой стены. Высокая мускулистая фигура двинулась в его сторону.
– Эй ты! Вор! – закричал ее обладатель грубым низким голосом.
Газетчик осторожно ткнул себя пальцем в грудь, но надеяться, что обращались не к нему, было напрасно. Поблизости никто не появился, а высокий человек с нашивкой помощника мастера на груди смотрел прямо на Хальруна.
– А ну иди сюда! Застыл? Воровать у тебя смелости хватило!
Видимо, он специально поджидал вора, и Хальруну ничего не оставалось кроме как подчиниться. Газетчик попытался приветливо улыбнуться, хотя выглядело это скорее развязно.
– Отлучиться пришлось, – сказал Хальрун, обходя помощника мастера. – Но я уже готов приступить к работе...
– Отлучиться? – разозлился сбитый с толку его наглостью рабочий. – Да ты обурел...
– Старшой по цеху послал. К нему претензии...
– Я тебя не знаю, – вдруг подозрительно произнес помощник мастера, вглядываясь в лицо нарушителя. – Цех какой? Имя твое и твоего старшего?
Хальрун отбросил мысль слинять и указал на первое попавшееся здание. Территорию фабрики он не знал, поэтому выбор сделал, как назло, неправильно.
– Врешь! – зло обрадовался рабочий. – Там мельницы. Все в породе ходят.
У человека было темное лицо, но не от загара или ветра, а от ядовитых испарений и въевшихся в кожу пигментов. Из-за них же цвет лица и рук стал неровным, как будто пегим. Маленькие глазки помощника мастера налились злобной радостью.
– Обмануть меня пытался, гнида! – зарычал он, хватая журналиста за грудки.
– Я переодевался, – соврал Хальрун, а затем полуобнял «начальника» за плечи. – Мне неприятности не нужны. Давай разойдемся, что тебе стоит, а?
Газетчик опустил в чужой карман трубочку денежного билета. Вопреки ожиданиям, работник фабрики стряхнул с себя руку Хальруна.
– А сейчас и проверим, кто тебя куда посылал! Пойдем, пойдем! Мы тебя, негодяя, разъясним!
– Не хочешь моих денег, так и скажи! Ладно! Я же не спорю! С нашим мастером сам разъясняйся.
Несмотря на проявленную покладистость, Хальруна грубо поволокли в сторону приземистого, двухэтажного, вытянутого в длину здания. Цепочка окон, которые должны были обеспечивать работников дневным светом, так загрязнилась, что почти сливалась с фасадом. Серые оконные проемы можно было заметить, только как следует приглядевшись.
«Вот так всегда», – подумал Хальрун, стараясь подстроиться под галоп помощника матера, который очень спешил похвастаться добычей. «Жадность меня подвела. Надо было давать две бумажки», – корил себя газетчик. – «Должно быть, унесли у них что-то ценное».
Территория предприятия Лакселя, не слишком большая сама по себе, застроена была плотно. Тут имелись и производственные цехи, и склады, и здания, где что-то таинственно грохотало. Узкие рельсы, по которым возили грузы, располагались и под ногами, и над головой. Только что над Хальруном как раз проехал открытый вагончик, оглушив журналиста и обсыпав крупной пылью. Умудренный опытом помощник мастера успел вовремя прикрыть глаза, а вот газетчик не сообразил этого сделать и еще долго потом пытался проморгаться... Казалось, работа кипела, но... Так только казалось. Понимание, чем дышат производства, у Хальруна имелось, и он быстро сообразил, что для процветающего предприятия народу явно не хватало. Пелруд тоже утверждал, будто работники у Лакселя в последнее время не задерживались. По его словам, тут постоянно нанимали новых людей, причем брали неопытных и дешевых.