Не велика такая дань,
Но Бог оценит, без сомненья,
То проявление смиренья.
Коль просит юная девица,
Ей помоги, а коль вдовица
Иль сирота – тогда усердье
Есть истинное милосердье.
Приди на помощь им тотчас,
Старайся не давать отказ.
Вот мой завет, его учти,
Чтоб милость Божью обрести
Грехов своих во искупленье.
Теперь скажи своё решенье.
– Всем сердцем с этим соглашусь.
– Тогда просить тебя решусь
Два дня побыть в моём жилище,
Довольствуясь моею пищей,
Чтоб покаяние начать».
Не думал рыцарь возражать.
И повелел отшельник: пусть
Заучит рыцарь наизусть
Одну молитву, в коей много
Святых именований Бога[107],
Всесильных самых и заветных,
Которые уста всех смертных
Всегда должны произносить,
Когда им будет смерть грозить.
Как только выучат они,
То повторять её ни-ни –
Лишь если угрожает гибель.
«Я буду помнить, где бы ни был», –
Сказал воитель и остался.
Священной службой умилялся,
Затем он крест поцеловал,
Грехи слезами омывал.
Смиренно каялся зело,
И долго покаянье шло.
Он должен есть был на ночь глядя
То, что подать изволил дядя:
Щавель и кервель, и латук,
Хлеб овсяной, ячменный, лук;
Пить – воду чистую одну.
Соломы дали скакуну,
Овса достойного с питьём,
В конюшню отвели потом,
Заботой окружив приличной.
Так Персеваль постиг вторично,
Что принял смерть Иисус Христос
И в пятницу Он крест свой нёс.
В Пасхальное же воскресенье
Он причастился, полн смиренья.
О Персевале прерван сказ,
И о Гавэйне я сейчас
Повествованье начинаю.
Не скоро буду, уверяю,О
Персевале продолжать.
Гавэйн пустился в путь опять,
Избегнув в башне заточенья
И горожан ожесточенья.
То ль в девять, то ль к полудню он
На всём скаку на холмный склон
Взлетел, взобрался на вершину,
Где дуб, подобный исполину,
Густой листвою тень сулил.
На дубе щит подвешен был,
Там и копьё стояло прямо.
Он поспешил под дуб тот самый,
Где пасся конь в сени ветвей,
Нерослый, северных кровей[108].
И подивился он тому,
Ведь щит, как виделось ему,
С копьём пришлись не по размеру
Коню нерослому не в меру.
А будь вместо него другой,
Конь настоящий и большой,
Тогда б он думать мог свободно,
Что некий рыцарь благородный,
За славой скачущий по свету,
Поднялся на вершину эту.
Когда приблизился он к древу,
Узрел сидящую там деву,
Она б собой была мила,
Будь хоть немного весела.
Свою косу перстами сжала
И скорбь столь бурно выражала,
Что рвала волосы в косе.
О рыцаре страданья все:
В уста, в глаза его лобзает.
Гавэйн всё ближе подъезжает
И видит: тот не здрав отнюдь,
Весь лик изодран так, что жуть,
Он ранен в голову мечом,
И кровь из раны бьёт ключом,
Всё тело густо обагряя.
Он, чувства уж не раз теряя
От сильной боли, вдруг уснул.
Гавэйн поводья натянул,
Не мог понять он, что из двух:
Он жив, иль испустил уж дух.
Решил к девице обратиться:
«Скажите, милая девица,
Тот, кто лежит пред вами здесь –
Не друг ли ваш изранен весь?
– Сеньор, вы можете судить,
Сколь тяжки раны; может быть
Смертельною из них любая».
А он: «Подруга дорогая,
Его вы разбудите смело,
И я спрошу его, в чем дело
И что же здесь произошло.
– Сеньор, мне это тяжело,
Не стану и под страхом смерти.
Я так люблю его, поверьте,
Как никого ни днесь, ни прежь.
Была бы я в числе невеж,
Коль, видя, что он спит в покое,
Вдруг что-то сделала такое,
За что меня б он укорял.
– Тогда я сам, – Гавэйн сказал, –
Исполню это прямиком».
Перевернув копьё, древком
Он шпоры рыцаря коснулся,
И тот немедленно проснулся.
Он шпоры кончиком древка
Коснулся так, слегка-слегка,
Что боли тот не ощутил.
И рыцарь поблагодарил:
«Сеньор, вам сотню раз спасибо
За вашу осторожность, ибо
Меня вы разбудили так,
Что больно не было никак.
Но ради вашего же блага,
Вы впредь не делайте ни шага,
То безрассудством можно счесть.
Прошу вас, рыцарь, стойте здесь!
– Зачем же мне стоять на месте?
– Всё объясню я, слово чести,
Коль вам угодно знать причины.
Не возвращался ни единый,
Кто лесом шёл иль чрез поля.
Здесь Гальвуа лежит земля[109].
Тот, кто границу пересек,
Не возвращался уж вовек,
Лишь я один вернуться смог.
И вот вы видите итог:
Недужен я, и нет уж мочи,
Едва ли дотяну до ночи.
Предстал мне рыцарь на пути,
Пожалуй, в мире не найти
Суровей, доблестней, могучей,
И в схватку не вступать с ним лучше.
Даю совет вам: возвращайтесь,
По склону вниз вы не спускайтесь.
– Клянусь я честью, – рек Гавэйн, –
Кто отступает, тот презрен.
Не для того я начал путь,
Чтоб здесь обратно повернуть.
И вы меня считайте трусом,
Коль я сробею пред искусом
И с полдороги возвращусь.
От своего не отступлюсь,
Ведь путь обратный невозможен.
– Понятно, что он быть здесь должен, –
Ответил раненый. – Идите,
Раз вящей славы вы хотите.
Но коль не рассержу вас, друг,
Хочу просить вас: если вдруг
Господь дарует вам успех,
Которого никто из тех,
Кто шёл сюда, не мог добиться,
И ни единый рыцарь, мнится,
Не обретёт успех такой,
Ни вы, ни я, ни кто другой, –
Прошу вернуться вас сюда,
И вы увидите тогда,
Живой ли я иль бездыханный,
Поправлюсь, иль умру от раны.
Коль я навек глаза закрою,
Молю вас Троицей Святою,
Чтоб позаботились о ней,
О юной спутнице моей,
Спасли от бед, нужды, позора.
Ну а причина, по которой
Должны своё согласье дать,
Та, что Господь не мог создать
Девицы краше, благородней.
Не без причин она сегодня
Страдает так, ведь знаю я –
Поскольку смерть близка моя».
Пообещал мессир Гавэйн,
Что коль не попадёт он в плен
И с ним несчастий не стрясётся,
Он обязательно вернётся,
На помощь деве поспешит
И всё, что может, совершит.
После чего он их оставил,
Свой путь чрез лес и дол направил.
Предстал вдруг замок перед ним,
Граничил с портом он морским,
Где было много кораблей –
Сравним с павийским замок сей[110],
Столь мощен он, сродни громаде.
За виноградниками сзади
Красивый город простирался,
Он краше изнутри казался.
Пониже речка протекала,
Все стены града омывала,
Чтоб после с морем воды слить.
И град, и замок, стало быть,
Защищены со всех сторон.
Итак, въезжает в замок он.
Пройдя чрез мост, увидел: дева
Под сенью тисового древа
Сидит в саду совсем одна
И держит зеркало она,
Свой лик разглядывая нежный,
А также перси белоснежны.
Головка лентою повита,
А лента золотом расшита.
Гавэйн пришпорил скакуна,
Чтоб к ней приблизиться. Она
Кричит: «Сеньор, не горячитесь!
А то вы как безумный мчитесь.
Не стоит этак торопиться,
Ваш конь рискует оступиться.
Вотще спешат глупцы одни!
– Господь, девица, вас храни, –
Сказал Гавэйн. – Спрошу я вас:
О чём вы думали сейчас,
О сдержанности вопия,
Не зная, что задумал я?
– Напротив, рыцарь, уверяю,
Что на уме у вас, я знаю.
– И что же, цели каковы?
– Схватить меня хотите вы
И увезти – вот ваша цель!
– Да, это так, демуазель».
И та: «Всё знаю хорошо я,
И горе тем, кому такое
Взбредёт на ум в мечтах подспудных!
Я не из ветрениц беспутных,
Что паладинов ублажают,
А те их на коней сажают,
С собою в странствия возя,
Меня ж к тому склонить нельзя.
Но если б этого ты стоил,
Всё б, как рассчитывал, устроил.
Но потрудись ради меня –
Найди здесь моего коня,
Тогда поеду доброй волей,
Не разлучусь с тобой, доколе
В дороге не настигнет вдруг
Тебя невзгода иль недуг
Из-за того, что я с тобою.
– Есть ли условие другое,
Коль не считать мою решимость?
– Едва ли есть необходимость
В других условиях, вассал.
– А конь мой? – рыцарь ей сказал, –
Куда его мне здесь приткнуть?
Ведь конь мой не пройдёт ничуть
По той доске, что здесь я вижу.
– Сеньор, вас этим не обижу.
Сейчас его доверьте мне,
Пешком пройдёте вы вполне.
Для вас коня поберегу,
Но столько, сколько я смогу,
И возвращайтесь поскорее,
Ведь с ним я сладить не сумею,
Коли строптиветь он начнёт
Иль кто-то силой заберёт
Его, пока в отлучке вы».
И рыцарь ей: «Да, вы правы.
Коль отберут коня, девица,
Не будете моя должница,
И если убежит далёко,
Всё ж не пошлю вам ни упрёка».
Так ей коня доверил он,
Меж тем подумал, что резон
Идти во всеоружье, ибо
Коль встретится ему кто-либо,
Хотящий помешать тому,
Чтобы забрать коня ему,
То встанет крик и бой назреет,
Да раньше, нежели успеет
С конём вернуться налегке.
Вот он прошёл по той доске
И тут узрел людей скопленье,
Все выражали удивленье
И повторяли, восклицая:
«Гори в аду, девица злая!
Причина ты всех бед и смут,
Пусть на тебя они падут.