Что верны долгу одному:
Служить ему и поклоняться.
Он тут же им велел подняться,
А после усадил он дев,
С восторгом всех их оглядев.
Он красоту их оценил,
Но больше – их душевный пыл
С ним обращаться как с владыкой.
Исполнясь радости великой,
Польщён был он почётом тем.
И та же девушка меж тем,
К нему приблизившись, сказала:
«Вам госпожа моя послала
Одежду, видя вас впервые.
Не чуждая куртуазии,
Отлично поняла она,
Что вы перенесли сполна
Лишений, горя и страданья.
Возьмите эти одеянья
И, если впору, облачитесь.
Ведь если вы разгорячитесь,
Чтоб вас простуда не взяла,
Разумно не терять тепла[125].
От королевы передать я
Должна вам пурпурное платье.
Печётся госпожа о вас.
Как в лёд вода, так кровь подчас
Сгущаться, свёртываться может,
Коль после жара хлад тревожит».
Гавэйн, как самый куртуазный,
Ответил девушке прекрасной:
«Пусть королеву сохранит
Господь, что благости лучит,
А также вас, кто так учтива,
Мила и столь красноречива.
Знать, королева – цвет любезниц,
Раз шлёт ко мне таких прелестниц!
Она-то знает, в чём нужда
У гостя-рыцаря, когда
Прислала мне, и столь уместно,
Одежду, что надеть мне лестно.
Ей благодарность передайте.
– Не премину, сеньор, и знайте:
С большой охотой передам.
Переодевшись, можно вам
Из окон осмотреть всю местность
И замка нашего окрестность.
А после, если захотите,
На эту башню вы взойдите
Взглянуть на реку, лес, поля,
А вас пока оставлю я».
Девица вышла из палат.
Мессир Гавэйн надел наряд,
Любуясь роскошью подарка.
На вороте застёжкой яркой
Свою накидку он скрепил.
И после сразу поспешил
Взойти на башню. Он тогда
Взошёл с хозяином туда
По лестнице винтообразной,
8000
Что шла из залы той прекрасной.
Когда на башне очутились,
Чудесным видом усладились,
Такой красы не описать.
Гавэйн с восторгом мог взирать
На лес, на реки и долины,
Что полны зверя и дичины.
И так хозяину он рек:
«Признаюсь, добрый человек,
Мне, Бог свидетель, всё по нраву,
Здесь поохочусь я на славу
И постреляю дичь из лука.
– Сеньор, прошу, о том ни звука, –
Ответил лодочник ему, –
Не раз я слышал, что тому,
Кого по милости Небес
Провозгласят сеньором здесь
И кто дворец возьмёт по праву,
Согласно твёрдому уставу,
Не выйти за его предел,
Как бы того он ни хотел.
И об охоте вы ни звука,
А также о стрельбе из лука.
Сей замок – ваша цитадель,
И вам не выбраться отсель[126].
– От ваших слов, хозяин, жутко.
Меня лишите вы рассудка
Такою новостью. Мой Бог,
Недели б здесь я жить не смог –
Семь дней покажутся мне эти
Длиною в семь двадцатилетий,
Свободы коль не получу,
Когда я выйти захочу».
Сказав, спустился по ступеням
И, угнетаемый сомненьем,
Вернулся в зал большой дворцовый,
Где на кровать уселся снова,
Не сняв с души печали бремя.
Вошла девица в это время,
Он ею прежде был почтен.
Увидев девушку, Гавэйн
Навстречу ей поднялся мигом
И, хоть в смятенье был великом,
Приветственную бросил фразу.
Заметила девица сразу,
Как побледнел внезапно он,
Как был взволнован, раздражён,
И на лице всё выражалось.
Спросить, однако, не решалась.
«Сеньор, – ему сказала дева, –
Вас приглашает королева
И ждёт как гостя дорогого.
Уж всё для трапезы готово
Иль здесь внизу, иль наверху».
Гавэйн на это: «Не могу,
Красавица, за стол я сесть,
И горе мне, коль стану есть,
Пока я весть не получу,
Какую слышать я хочу.
Я только этим озабочен».
Девица удивилась очень
И к королеве возвратилась.
Тут госпожа к ней обратилась,
Прося поведать обо всём:
«Ну что, племянница, в каком
Сейчас нашли вы настроенье
Сеньора, волей Провиденья
Сегодня посланного нам?
– Ах, благородная мадам,
Гнетёт меня тоска-кручина
Из-за благого паладина,
Ведь не дождешься от него
Хотя бы слова одного,
Где не сквозил бы гнев украдкой.
В чём дело – для меня загадка,
Он не изволил объяснить,
И не решилась я спросить.
В одном могу заверить вас:
Его увидев в первый раз,
Нашла его таким учтивым,
Изысканным, красноречивым,
Таким воспитанным, что можно
Лишь восхищаться непреложно
Его речами, красотой.
Теперь же у него настрой,
Как будто умереть он жаждет,
Так он печалится и страждет.
– Скорбеть, племянница, не надо,
Он сам проникнется отрадой,
Когда меня увидит вдруг.
Любой души его недуг
Смогу развеять непременно,
И он забудет грусть мгновенно».
Сказав, отправилась она
В дворцовый зал, и не одна,
С ней шла монархиня другая,
От нетерпения сгорая.
И было в свите королев
Сто пятьдесят прекрасных дев,
Сто пятьдесят пажей младых.
Гавэйн увидел среди них
Ту королеву, что под руку
Вела сановную подругу,
И сердце подсказало прямо,
Что с этой благородной дамой
Он говорить-то и желал,
А королеву он узнал
По длинным косам с сединой.
На ней наряд был шелковой,
Искусно золотом расшитый.
При виде дамы именитой
Он не замедлил ей навстречу
Подняться и учтивой речью
Приветствовать её и двор.
Она в ответ ему: «Сеньор,
Отныне замок будет вашим
По праву, изволеньем нашим
Я вас в преемники беру.
А вы к Артурову двору
Принадлежите? – Да, мадам. –
– Тогда вопрос я вам задам:
Вы – рыцарь, что в Артура свите
Всех доблестней и знаменитей?
– Нет, госпожа. – Ответ хорош.
Но вы принадлежите всё ж
К героям Круглого Стола,
Чья слава мир весь обошла?
– Мадам, со стороны моей
Нескромно мнить себя славней
И лучше прочих, я считаю,
Но я не худший, полагаю.
– Благой сеньор, – она на это, –
Нет куртуазнее ответа:
Не величаетесь отнюдь,
Не унижаетесь ничуть,
Но сколько, знать хотела б я,
Сынов у Лота-короля?
– Четыре. – Имена скажите.
– Гавэйном первенца зовите,
Второго сына – Агравеном,
Слывёт он грубым и надменным,
И двое младших: то Гарет
И сын четвёртый Гереет.
– Что ж, – королева продолжала, –
Господь свидетель, что нимало
Вы не ошиблись, их назвав.
О, если б все они, представ,
Явились нам средь этих стен!
Знаком король вам Уриен[127]?
– Да. – Из сынов его, скажите,
Хоть кто-то в королевской свите?
– Да, королева, даже оба.
Один – мессир Ивэйн – особо
И куртуазен, и почтен[128].
Весь день я одухотворен,
Коль поутру увижусь с ним,
Настолько мудр он и любим.
Ивэйном также наречённый,
Другой не брат его законный,
Он прозывается Бастардом[129].
Всех побеждает, кто с азартом
В бою с ним встретиться дерзнёт.
Но при дворе и тот и тот –
Отваги, разума зерцало.
– Благой сеньор, – она сказала, –
Артур как поживает сам?
– Всё лучшим образом, мадам,
Он весел, крепок, в полном здравье.
– И сомневаться я не вправе,
Ещё ребёнок ведь король ваш,
Сто лет исполнилось всего лишь,
А больше и не может быть.
Хочу вас вот о чём спросить.
Одно скажите, рыцарь, мне вы,
Как состоянье королевы,
Коль вас не затруднит сиё.
– О, куртуазности её,
Ума и грации подобья
Не видел мир, и сей особе
Нигде б я равных не сыскал.
С тех пор, как женщину создал
Господь наш из ребра Адама,
Ещё не почиталась дама
Подобно ей, и то по праву.
Как тот наставник, что на славу
Детей стремится воспитать,
Так госпожа ему под стать
Всех учит, пестует людей,
Ведь средоточье блага в ней
По миру свет распространяет.
Никто её не покидает
В печали, ведает она,
Что стоит каждый, чем должна
Ему помочь, чем грусть развеять,
Счастливым бедного содеять.
Благими подвигами, славой
Её науке доброй, правой
Обязан каждый; гнёт скорбей
Исчезнет после встречи с ней.
– Как и у вас, когда я с вами? –
– Да, госпожа. Вы знали сами,
Что я пред тем, как видеть вас,
Скорбел, печалясь и крушась,
И всё мне было безразлично.
Теперь я счастлив безгранично,
Мечтать о большем не к лицу.
– Сеньор, благодаря Творцу, –
Ответ был дамы седовласой, –
К вам будет счастье час от часа
Всё прибывать и прибывать,
И не грустить вам – ликовать.
Но если веселы вы снова,
То всё для ужина готово,
Наесться можете вы вволю.
Я место выбрать вам позволю
И ужин предложить могу
Иль в этом зале, наверху,
Или внизу, в моём покое.
– Но не хотел бы ни за что я
Спускаться в этот ваш чертог,
Никто из рыцарей не смог
Там сесть за трапезу, я слышал.
– Сеньор, ещё никто не вышел
Живым отсюда; здесь едва ли
И четверть часа выживали.–
Я, коль угодно будет вам,
Здесь буду ужинать, мадам.
– Конечно. Первым этой чести
Вы удостоитесь в сём месте».
На том она с ним попрощалась,
А полтораста дев осталось
С сеньором трапезу делить,
И развлекать, и веселить,