Он сел и ехал кое-как.
Навстречу рыцарь. Трёх собак
Пускал он в поле за дичиной,
Зане охотой ястребиной
Всецело был он поглощён.
Так был хорош собою он,
Что я б описывать не брался.
Когда Гавэйн с ним поравнялся,
То поприветствовал словами:
«Сеньор, пусть Бог, который вами
Свои создания затмил,
Пошлёт удачи вам и сил».
И был его ответ учтив:
«Ты сам так добр и так красив.
Но не могу себе представить,
Как без вреда себе оставить
Тебе злодейку удалось?
Иль свита с нею нынче врозь?
– Сеньор,– Гавэйн ему ответил,–
Девицу с рыцарем я встретил,
Был щит квадратный у того.
– А ты? – Я победил его.
–И что с ним сделалось? – В полон
Был лодочником уведён,
Сказал тот, что имеет право.
– Всё так. Девице злого нрава
Я прежде преданно служил,
Но я едва ли взыскан был
Её ответною любовью.
Внимал я только прекословью,
Брал поцелуи только силой
И получить не мог от милой
Всего того, чего желал.
Ей ненавистный, к ней пылал.
Всё потому, что друг былой,
Который был с девицей той,
Пал от моей руки в бою.
Увёз я милую свою,
И вот цена моим услугам:
Меня покинула и другом
Того избрала, кто теперь
Тобой повержен. Но поверь,
Тот рыцарь был отнюдь не плох,
Он храбр, силён, свидетель Бог,
Но не настолько, чтоб решиться
В том месте дерзко появиться,
Где, как рассчитывал порой,
Он должен встретиться со мной.
Но ты свершил сегодня то,
Чего не сдюжил бы никто.
Коль справился с врагом жестоким,
То мужеством своим высоким
Ты славу заслужил навек.
А Брод смертельный пересек –
То подвиг смелости редчайшей,
Ведь ни единый рыцарь, знай же,
Не выжил в этой быстрине.
– Знать, солгала девица мне,
И не поверил я едва,
Что друг её не раз, не два,
А каждый день свершал сиё,
Чтоб заслужить любовь её.
– Так это речи вероломной?
Да сгинет пусть в геенне тёмной.
Как видно, бесу присягнула,
Коль вас так подло обманула.
Из ненависти, знать, плутовка
Вас погубить хотела ловко
В пучине этих мощных вод.
Пусть кара на неё падёт.
Сойдёмся же на договоре:
Захочешь в радости иль в горе
Меня о чём-либо спросить,
Не стану истины таить,
Во что бы то ни стало, честно,
Скажу, что будет мне известно.
И от тебя я получу
На всё, что знать я захочу,
Ответ правдивый и подробный,
Коль будет то тебе удобно».
Причин не видя для отказа,
Гавэйн согласье дал и сразу
Спросил: «Сеньор, узнать мне надо
Название того вон града,
Который вижу невдали,
И кто владелец сей земли?
– Об этом городе, друг мой,
Скажу, не покривив душой,
Что мне принадлежит он, ибо
Лишь Богу одному спасибо,
Что мне он был определен.
Ему названье Оркелен[131].
– Как звать мне вас? – Гриномаланом[132].
– Сеньор, молва идёт по странам
О ваших доблестях примерных,
Владелец вы земель безмерных.
Как имя девы той ехидной,
О коей никогда, как видно,
Не молвил доброго никто?
О ней сказали только что».
– И подтвержу, – ответил он, –
Что с ней водиться не резон.
Её за злой не любят нрав,
Гордячка Логрская прозвав[133].
Оттуда, из родной земли,
Её малюткой увезли.
– А как зовётся друг девицы,
Что к перевозчику в темницу
Сейчас отправился понуро?
– То благородная натура,
И знайте, друг мой, большинство
Прозвало рыцаря того
Гордец Ущелья; сей воитель[134]
Проходов в Гальвуа блюститель.
– А как зовётся замок тот,
Красивый, царственный оплот,
Откуда нынче я прибыл
И где вчера и ел и пил?»
Лик отвернул Гриномалан,
Как будто скорбью обуян,
И отступать стал понемногу.
Гавэйн воскликнул: «Ради Бога,
Сеньор, на мой вопрос ответьте,
Не забывайте об обете!»
Гриномалан на месте стал
И, глядя в сторону, сказал:
«Будь проклят день и час, когда
Тебя я встретил, и беда,
Что дал тебе я слово это!
Прочь! Ты свободен от обета
И сам его с меня сними.
Ведь я рассчитывал, пойми,
Что весть о той земле услышу,
А знаешь столько ты, как вижу,
О замке, сколько о луне.
– Сеньор, там быть случилось мне
И спал я на Волшебном ложе,
Что на другие непохоже,
Ещё не знал подобных мир.
– Я в восхищении, мессир,
От новостей, что ты поведал,
И ты грустить мне, право, не дал,
Налгав мне, словно враль последний.
Я б слушал сказочника бредни,
Подобно сказу твоему.
Жонглёр ты, судя по всему,
А рыцарем казался мне,
Свершившим подвиг в той стране.
Но тем не менее поведай:
Блеснул ли там какой победой
И в замке этом что-то встретил?
– Сеньор, – Гавэйн ему ответил, –
Сел на кровать я, и тотчас
Как будто буря поднялась.
И я не лгу вам, в самом деле:
Пружины дико заскрипели,
И колокольчики на них
Враз зазвенели в этот миг;
Закрыты окна, чудесами
Внезапно распахнулись сами,
И стрелы с очень острым жалом
На щит мой устремились шквалом.
И когти льва остались в нём.
Огромный, лютый, день за днём
Держался взаперти сей зверь
В одной из комнат и теперь
Был выпущен рукой слуги,
Чтоб разорвать меня в клочки.
Так на меня он прянул яро,
Что щит сотрясся от удара,
В него вонзил он когти крепко,
И до того засели цепко,
Что лев их вытащить не смог.
Моей правдивости залог
В щите, им вас удостоверю.
И с Божьей помощью я зверю
Отсек и голову и лапы.
Ведь доказательства не слабы?»
Гриномалан при сих словах,
Сойдя с коня, повергся в прах
И много-много раз просил,
Чтобы сеньор Гавэйн простил
Ему слепое заблужденье.
«Друг, получили вы прощенье,
Садитесь же в седло». Тогда
Тот сел в седло не без стыда
И молвил: «Да простит мне Бог,
Сеньор, подумать я не мог,
Что здесь или в каком-то месте
Я встречу рыцаря, что чести
Мог удостоиться такой!
А с седовласой госпожой
Встречались ли, там пребывая,
Узнали ль, кто она такая
И прибыла сюда откуда?
– Не думал я о том покуда,
Но с ней вступал я в разговор.
– Скажу вам кто она, сеньор.
То мать Артура короля.
– Готов поклясться Богом я,
Но лет уж минуло немало,
Как матери его не стало,
И сам король уже не млад,
Ему уж с лишним шестьдесят.
– Но это так. Во время оно,
По смерти Утерпендрагона,
Отца его, сюда Иджерна
Приехала с казной безмерной,
С собой все ценности забрав,
И здесь осталась, основав
Дворец и замок укреплённый.
Об их красе непревзойдённой
Уже поведали вы мне.
И также видели вы с ней
Другую даму, молвлю я,
Супругу Лота короля
И мать того, кого, поверьте,
Охотно я предал бы смерти,
Сиречь Гавэйна. – Сударь, но
Знаком с Гавэйном я давно,
Уж двадцать лет почти, как он,
Известно, матери лишён[135].–
Она, сеньор. Заверить смею,
Что в замок с матерью своею,
Беременная, прибыла
И вскоре дочку родила,
Разумницу и чаровницу,
Мою подругу и сестрицу
Того, кто Богом осуждён[136].
И головы не сносит он,
Коль скоро попадётся мне,
Будь только я в такой броне,
Какую видел здесь на вас я,
И изрублю его тотчас я.
Сестра на помощь не придёт,
Когда из персей извлечёт
Злодею сердце длань моя!»
Гавэйн ему: «Любовь сия
С моей, клянусь душой, не сходна:
Когда девицей благородной
Иль дамой вы увлечены,
Весь род её любить должны.
– Согласен с вами совершенно,
Но помня, что отцом Гавэйна
Убит отец мой, не могу
Я благосклонным быть к врагу[137].
К тому же сам он одного
Убил кузена моего,
А рыцарь славный был, могучий.
Пока не выпадал мне случай
Хоть как-то за него отмстить.
Но вас осмелюсь попросить:
Когда вы в замок возвратитесь,
Моей подруге потрудитесь
Вот этот перстень от меня
Преподнести, сказав, что я
Настолько доверяю ей,
Что полагаю: ей скорей
О смерти брата слышать легче,
Нежли узнать, что недалече
Поранил я хотя б мизинец.
Вы передайте ей гостинец
И с ним приветствие моё
От друга верного её
Моей подруге несравненной».
Мессир Гавэйн, тот перстень ценный
Надев себе на палец, рек:
«О, вы счастливый человек,
Подруга ваша куртуазна,
Мудра, изящна и прекрасна,
Великодушна и знатна,
Коль вправду такова она,
Как рассказали вы о ней.
– Сеньор, – тот молвил, – верьте мне,
Цены не будет сей услуге,
Когда кольцо моей подруге
Вы от меня вручите лично.
Её люблю я безгранично
И вас за всё вознагражу.
Названье замка вам скажу,
О коем вы меня пытали,
А замок этот, чтоб вы знали,
Ларош зовётся де Сангин[138].
На ткани дивные кармин
Идёт там и на сукна также,
Там бойки купли и продажи.
Что знать хотели, вам известно,
Я отвечал предельно честно,
Да и от вас узнал я всё.