— Нет, ничего, — солгал он: не будешь же прямо здесь, при посторонних, пускаться в объяснения. — А каких-нибудь людей не заметили с этим парнем?
— Кажется, нет...
— Кажется или точно?
— Точно, не было. В тот день сдавали облигации. И в основном были пожилые люди. Других бы заметила.
— Спасибо за информацию.
Кто же мог видеть полученные Сергеем деньги?.. И зачем он их снял? В том, что именно деньги стали основной причиной гибели парня, Тимофеев уже не сомневался. Но уверенность еще не доказательство. «Доказательства, товарищ Тимофеев, вам предстоит еще добыть», — сказал он себе.
Марат Давлятович внимательно выслушал лейтенанта Тимофеева, поблагодарил за ценные сведения о сберкнижке. Да, это, несомненно, твердая отправная точка для поиска, согласился с лейтенантом Ахунов.
Круг вырисовывался предельно ясно: отец-выпивоха, два школьных приятеля, тренер... Правда, у всех твердое алиби. И ни пятнышка подозрения... За пределами этого круга дышала пустота.
— Нутром чую, искать надо только в этом кругу, — заключил Марат Давлятович. — Кто-то кого-то укрывает. Надо немного переждать. Потом будем прокручивать ситуацию заново. Зло все равно должно выплыть. Не в этом, так в другом, — сказал и предложил Владимиру: — Вот что, отдохните-ка два дня, соберитесь с духом, а потом опять за работу... Везения!
«Неужели даже отдыхать нужно везение? — усмехнулся про себя Тимофеев. — Что ж, сам выбрал такую работу. Судьба...»
Наконец-то выдалась свободная минута. Не минута, а целых двое суток! И вечером Владимир позвонил Светлане.
На длинные гудки никто не подошел к телефону. Никого нет дома? Или не пришла с работы?.. Пришлось положить трубку на рычаг. И сразу какая-то пустота образовалась в комнате. Владимир прилег на кушетку, откинулся на подушку. В такие минуты он привык обращаться к своей записной книжке. Прикидывал, что нужно сделать срочно, что не сделано... А еще в записной книжке были странички, где он вел своеобразный словарик из лексикона блатного мира. Вот уж поистине, с кем поведешься — от того и наберешься. Что поделаешь, и это нужно в его работе...
Как и все словари, этот список был составлен по алфавиту:
Абиссинский налог — дача взятки. (Владимир усмехнулся: «Остроумно».)
Автомат — авторучка.
Афиша — полное лицо.
Бантики-хвостики — водка с закуской.
Божья травка — наркотики...
Так, это слова на «А», на «Б» и дальше. Есть презабавные выражения, например, «дядя Володя» — сторублевая купюра; или «медведь» — несгораемый шкаф; или «редиска» — двуличный человек... Да, богат, воистину богат наш великий и могучий... Владимир усмехнулся: бедный Даль, такое ему вряд ли снилось. И это лишь малая часть того, что есть в лексиконе блатных рецидивистов. А впрочем, в каждом веке — свое...
Неожиданно и как-то уж очень несмело тренькнул телефонный звонок. Тимофеев отложил записную книжку, подхватил трубку.
— Слушаю...
На том конце провода послышалось взволнованное дыхание. И он понял, скорее почувствовал, кто это...
— Володя, ты мне десять минут назад не звонил? — спросила Светлана.
— Звонил. Почему трубку не взяла?
— А я решила загадать.
— И что? Сбылось?..
— Сбылось, сбылось, дорогой, ты позвонил!
Хорошее все-таки свойство человека — быстро забывать обиды. Тем более мелкие.
— А вот сегодня можно было бы и сходить в театр, — сказал Владимир.
— Милый, так билетов — тю-тю. Заранее нужно было, — в голосе отчетливо прозвучало сожаление.
— Ничего страшного. Можно посидеть в кафе, поесть мороженого.
— И когда?
— Прямо сейчас...
— Правда? Ой, как здорово!..
Тут же условились о встрече. Кафе-мороженое находилось в самом центре города в небольшом скверике под столетними платанами. На небольшом бетонном пятачке прямо под открытым небом были расставлены крохотные столики на две-три персоны. Из стеклянного лотка через усилитель лилась нежная мелодия. Вокруг то и дело фланировали влюбленные парочки, гуляли молодые папы и мамы с детьми.
Уютное местечко. Можно спокойно поговорить, помечтать о будущем... Владимир обычно молчал о своей работе. И беседы предпочитал вести отвлеченные. А сегодня как-то неожиданно для себя упрекнул близкого сердцу человека:
— Света, неужели тебе нравится эта работа в магазине?
— А почему бы и нет? Я люблю свою работу, — сказала Светлана удивленно.
— И что же в ней хорошего? — напористо продолжал Тимофеев.
— Люди, например... Красивые вещи...
— Нет, это несерьезно звучит в твоих устах.
— Почему?
— Света, я знаю, ты ведь любишь книги, театр... А еще детей... Ну какое все это имеет отношение к твоей комиссионке?
— Что ж, возможно, ты и прав, — задумчиво проговорила Светлана, и неожиданно густой румянец залил ее щеки.
— Поэтому я считаю, что летом ты обязательно должна поступать в пединститут. На вечернее отделение.
— Вот уж не думала, что тебя заботит и это.
— И это тоже... — Владимир не договорил. В сгущающихся сумерках к столику подошел тучный мужчина, вежливо попросил:
— Огонька не найдется, молодой человек?
«Не курю», — хотел ответить Тимофеев, но не произнес ни слова, потому что взгляды его и мужчины встретились.
— А, это вы, товарищ лейтенант, — как-то суетливо, и одновременно стараясь придать себе солидность, улыбнулся мужчина. — Отдыхаете?
— Отдыхаю.
Владимир сразу же узнал в незнакомце Натана Владимировича. А тот как-то подозрительно покосился на Светлану и заторопился уйти.
— Счастливого отдыха, — пожелал он на прощание. — В вашей опасной работе это так необходимо... — сказано было вроде от души, но Тимофеев явственно ощутил в словах тренера неприятный, глубоко запрятанный намек.
— Какой скользкий тип, — прошептала Светлана. — Откуда ты его знаешь?
— Так, случайно познакомились на стадионе...
— Он часто заходит к нам в магазин, — сказала Светлана. — Зыркает по полкам. Рассматривает подолгу вещи. Но никогда ничего не покупает и... не сдает.
— Да, необычный посетитель, — согласился Владимир.
— Так вот, — продолжала Светлана, — вчера вдруг заявляется и спрашивает: «Не сдавали ли вам золотой перстенек с бриллиантовым глазком?» — «Сдавали, — говорю, — какой-то мужик с бугристым лицом. Но его вчера продали». — «Ай, ай, опоздал», — покачал головой этот тип и растворился в толпе.
— Постой, постой, — заволновался Владимир. — Опиши, пожалуйста, подробнее мужика... Ну, того, что вам перстень сдал с бриллиантовым глазком.
Поразительная порой бывает у человека память. Иногда приходится встречаться с десятками, сотнями людей... Вроде бы забываются многие лица. А напряжешь память — и, выходит, нет, не забыл. Вспоминаются лица — такие разные, неповторимые...
«Бугристое лицо... бугристое... Я же совсем недавно видел где-то такое, — силился вспомнить Владимир. — Ах, да... там, за пустырем, в одиноком доме... Неужели истопник?!. Но почему, почему я так взволновался?.. Какая может быть связь между перстнем, сданным пожилым человеком в комиссионку, и убийством? А что, если... Ну да, конечно, пропали деньги... Восемьсот рублей... А больше ничего в доме не пропало?.. Вот об этом я как раз у Сережиной мамы и не спросил... А надо было бы... Растяпа, — попрекнул он себя мысленно. — Завтра же пойду и поинтересуюсь...»
Расставались поздно, под яркими весенними звездами. Владимир поцеловал Свету, и ему показалось, что волосы ее пахнут сиренью.
В эту ночь он еще долго не мог уснуть.
Проснулся Тимофеев рано. Сделал легкую зарядку, поплескался под душем, приготовил на скорую руку яичницу-глазунью. Позавтракав, посмотрел на часы — стрелки старинных настенных часов показывали семь утра.
«Надо бы еще до работы застать дома Галину Ильиничну», — подумал Владимир и стал быстро одеваться.
Хозяйка, разумеется, была удивлена столь раннему визиту. Волнуясь, откинула дверную цепочку.
— Что-нибудь случилось? — спросила она обеспокоенно.
— Галина Ильинична, мне нужно выяснить одно обстоятельство. Есть ли у вас какие-либо драгоценные вещи?
Хозяйка, ничего не понимая, смущенно пожала плечами.
— Совсем немного... Пара колец... Золотых... Еще сережки... Сейчас покажу.
Она повесила полотенце на спинку стула, открыла в спальне шкаф и достала темную ореховую шкатулку.
— Здесь у меня кое-что хранится, — пояснила Галина Ильинична, подошла к столу и опрокинула на скатерть содержимое коробочки.
Броши, запонки, редкие пуговицы...
Лицо Галины Ильиничны потемнело.
— А где... где перстень?.. — пролепетала она изумленно.
— Какой перстень?
— Золотой... с бриллиантовым глазком. Подарок бабушки. Всегда покоился здесь — и... нет.
Галина Ильинична стала заглядывать в сумочки, в бесчисленные вазы и сокрушенно разводила руками.
— Был перстень — и нет... Удивительно, куда он мог затеряться?
И вдруг ее, как током, сразила какая-то смутная догадка. Она обессиленно опустилась на диван.
— Неужели Сереженька?..
— Не беспокойтесь, Галина Ильинична, — пробовал успокоить ее Владимир. — Это пока только догадки. Извините за лишние хлопоты. Мне надо срочно на службу.
— Чего уж там извинять, — безнадежно махнула рукой хозяйка. — Спасибо, что пришли...
У Ахунова Владимир был уже через двадцать минут. Марат Давлятович внимательно выслушал лейтенанта. Что-то беспрестанно чертил карандашом на белом листе бумаги. Желваки на смуглом его лице слегка подрагивали. Наконец следователь резким движением руки отодвинул от себя лист и карандаш. Встал, поправил пиджак. Снял телефонную трубку:
— Приготовьте мне машину. Я и лейтенант Тимофеев едем на задание, — бросил он коротко в телефон. Глянул на Тимофеева, сказал: — Надо немедленно допрашивать истопника. Неожиданного допроса он, скорее всего, не выдержит — расколется. А если начнем узнавать окольными путями — только время потеряем...
До пустыря добрались за считанные минуты. Вот и дом, предназначавшийся под слом. Тимофеев нажал на звонок. В глубине двора тренькнуло. Но в ответ не последовало ни звяканья собачьей цепи, ни шагов хозяина. Тимофеев надавил еще, и еще... Тишина. Тогда Владимир толкнул дверь плечом. Она неожиданно легко распахнулась. Странно... Неужели пусто?..