Потом он заявил, что это все мелочи и баловство, и извлек откуда-то самое ценное, хотя и в ржавчине. Привирал, конечно, не без того. Например, я так и не понял, почему древняя сабля, от которой ныне остались лишь ржавый обломок клинка и рукоять, непременно принадлежала самому князю Андрею Курбскому, а другая, которую он даже побоялся вынимать из целлофанового мешочка, князю Старицкому. Кто спорит — оба эфеса очень древние, но почему он решил, что ими владели непременно они, если на них не было никаких надписей?
Словом, имел неосторожность усомниться, вот и получил по полной программе. И поделом — не стоит давить пьяному человеку на любимую мозоль. В результате Анд - рей принялся незамедлительно рассказывать, что именно в этих местах князь Старицкий, перед тем как его вызвал к себе двоюродный брательник, который прозывался Иоанном Грозным, запрятал все свои сокровища. Потом Голочалов отвлекся, как это обычно бывает, и принялся повествовать про остальные чудеса тех мест. Вот тут-то мне в голову и стрельнула эта шальная идея. Это сейчас я понимаю, что была она, мягко говоря, далеко не самая удачная, но тогда, после внушительных доз, принятых на грудь...
Это ведь у американцев люди не видят друг друга двадцать — тридцать лет, а потом, встретившись, хлебнут по пятьдесят граммов виски, да и то разбавят содовой — наверное, чтоб отбить запах самогонки,— и опять разбегаются как тараканы. Но им простительно. Недаром говорят, что корова, жующая на лугу жвачку, отличается от американца, жующего жвачку, только тем, что в глазах первой наблюдаются зачатки разума.
Так вот, я тогда был как американец, только без жвачки. Хотя нет — проблески имелись. Значит — корова. А как иначе, если мы с ним вначале опрокинули мою литровую, которую я привез из Новокузнецка, а потом он выкопал откуда-то еще одну, и такую же увесистую. Вдобавок по закону подлости у него в квартире что в холодильнике, что на кухонном столе, что в шкафах — шаром покати. Про кастрюли на плите вообще молчу. Короче, настоящий русский человек, который закуску носит исключительно с собой, то бишь рукав, а в доме пользуется казенной, то есть водой из-под крана. Вообще в Москве она гнусная, но если запивать водку, то сойдет.
Словом, идея с пьяных глаз виделась мне красивой и нарядной, как новогодняя елка, и заключалась в том, чтоб собрать друзей и провести мальчишник в пещере. А что? Дни стоят теплые, летние, хотя и конец августа, да и костерчик можно запалить, если что, романтики пруд пруди.
Правда, когда узнал, где именно находится самая подходящая, то слегка приуныл. Это ж надо переть два часа с Ленинградского вокзала электричкой до Твери, а потом восемьдесят километров автобусом до Старицы, ну и там дальше энное количество километров пешком.
— Далече, старче,— заметил я Андрею.— Может, выберем что-нибудь поближе?
Это, как я потом понял, была последняя здравая мысль, которую мой мозг, невзирая на изрядное количество выпитого, каким-то чудом ухитрился выплеснуть мне на язык. Наверное, как у умирающего — прощальный прилив сил перед летальным исходом.
— Зато там знаешь сколько всего интересного! — взвился Голочалов, который успел так вдохновиться этой моей идеей, что был готов идти как танк сквозь все преграды.
Рассказывал он про пещеру еще с полчаса, после чего я выдал последнее возражение:
— А не заблудимся?
— Так у меня же карта имеется,— заулыбался он и тут же, метнувшись почему-то в холодильник, извлек с верхней полки бумажный лист, аккуратно засунутый в файл.— Гляди! — горделиво бухнул он его передо мной.
Карта была не старинной, а самой что ни на есть современной. Точнее, я бы назвал ее схемой подземных ходов и выходов. Правда, начеркано было густо. Паучья паутина по сравнению с этими разводами — прямая линия. И как он только в ней ориентировался?
Крестиков, которыми принято отмечать места с сокровищами, я поначалу не заметил, но потом нашлись и они, даже целых четыре. Два зеленых, еще один — красный и последний — черный. Ткнув в них пальцем, я многозначительно произнес: «Места, где бабушка Тохтамыша зарыла свои брюлики. Угадал?» Андрей заулыбался и уклончиво ответил, что, мол, просто там имеет смысл покопаться еще, потому они и зеленые — цвет надежды.
— А вот это? — спросил я и ткнул в красный крест.
— Опасно там, — пояснил он.— Обвал может произойти.
Черный я оставил напоследок. Просто стало любопытно — если красный у нас цвет опасности, то что тогда означает этот?
— А тут,— отвечает Голочалов,— смерть живет.
— Призрак, что ли, зловещий? — уточняю я.— Всадник без головы, ратник без ног, Иоанн Грозный с посохом или товарищ Джугашвили с трубкой?
— Нет,— говорит Андрей.— Призраков там нет. Зато есть Серая дыра, куда ходить нельзя.
— Понимаю. Радиация повышенная, или потолок может обвалиться.
— Да нет,— вздохнул бывший выпускник славного десятого «А» класса.— Хорошо там с потолком. Хоть и земляной, но крепкий. И радиация в норме. Ни на один микрорентген не превышает обычный фон. К тому же не всегда эта дыра опасная. Когда в ней пусто, то можно пройти и дальше, хотя ничего интересного не увидишь. Там буквально еще метров десять и тупик. Ну разве что родничок, который из стены бьет и куда-то вниз уходит, вот и все.
— Загадочный тупик,— промычал я многозначительно.— Ручей с живой водой, охраняемый страшным Мордором в союзе с отвратительными орками.
— Ручей обычный. И вода в нем самая простая, только вкусная. Драконов и орков тоже никто не видел. И тупик обыкновенный,— отмахнулся Андрей.— Но это в обычное время. А бывают дни, когда в том проходе образуется туман. Густой такой. Вот тогда-то туда лучше не соваться.
— Почему? — удивился я.— Ядовитые газы?
— Да нет,— вздохнул Голочалов.— Если сунуть в него одну голову, то с тобой ничего не случится, проверено. Просто не видно ни зги, вот и все. А вот если залезть туда целиком или хотя бы по пояс, назад уже не выберешься.
— То есть как? Что там за опасность такая? — вновь не понял я.
— А не знает никто,— пожал плечами Анд рюха.— Кто туда уходил — узнали, но в связи с невозвращением остальные так и пребывают в неведении. Их уж подстраховать пробовали всяко — и веревкой привязывали, и даже за ноги держали. Бесполезно. Веревку будто кто-то ножом обрезает, а туловище с такой силой дергают, что глядь — кроссовки в руках, а парень исчез.
— Непорядок,— сурово заметил я.— Что ж ты не разобрался-то?
Он вначале немного насупился, видно, обидно стало, а потом улыбнулся эдак с хитрецой и коварно ответил:
— Тебя дожидался. Даже написать хотел. Ты ведь журналист. Вот и покопайся. Тема — пальчики оближешь.
Ну пьяному море по колено. Правда, лужа по уши, но о последнем он не помнит.
— Легко,— горделиво ответил я.— Хоть сейчас.
— Сейчас не надо. Вот на мальчишник поедем, так там я тебя к Серой дыре и проведу...
Словом, добил он меня этой своей загадкой, а окончательно припечатал тем, что в тех местах, которые отмечены зелеными крестиками, наши подпольщики в Великую Отечественную хранили оружие. После войны про него, разумеется, забыли, к тому же тот единственный, кто знал о его местонахождении, был убит. Потом, спустя много лет, на тайник натолкнулись местные бандюки, но распотрошили они лишь одну захоронку, а остальные... Словом, если мне на мальчишнике взбредет в голову популять из настоящего ППШ или нагана, а также дать в честь уходящей холостяцкой жизни прощальный салют из ракетницы, то можно будет организовать и такое.
Это уже не мифическая Серая дыра со своим загадочным туманом. Тут все гораздо понятнее и в то же время веселее, причем настолько, что смысла отказываться я не видел.
А зря...
Глава 2БИТВА У ВЕДЬМИНОГО РУЧЬЯ
На удивление легко мне удалось собрать небольшую, но могучую кучку. Во-первых, не обманули соседи — приехал-таки Генка. Уговорились с ним сразу после мальчишника вместе рвануть в Ряжск, ну а в эти выходные отметить встречу. Новый адрес Мишки нашелся у Валерки. Сам он хоть и не пришел в восторг от моей затеи, но согласие дал сразу. Получалось очень даже здорово, тем более что в Старице отыскалась и машина — Андрей уломал какого-то знакомого спелеолога, пообещав ему списать все долги. Уж не знаю, какую именно сумму тот ему оставался должен, но, судя по радостному виду водителя, можно было предположить, что немало.
Весь задок джипа был завален бутылками и закусками. Забыли мы, как позднее выяснилось, одно, но немаловажное — воду. Поначалу было терпимо, хотя мыть руки лимонадом это далеко не то, уж очень они потом липкие. Водкой? На такое кощунство истинно русский человек неспособен.
Потом мы про воду на время забыли — не до того. После третьей бутылки ударились в воспоминания, перебрали всех школьных учителей, включая нашу классную руководительницу, после пятой стали наперебой рассказывать друг другу забавные истории из школьной жизни, а когда мы накатили ...надцатую по счету, Андрей предложил пострелять.
К сожалению, свою схему ходов и выходов он позабыл, оставив ее в пустом холодильнике, поэтому искали мы его захоронку больше часа, чуть не заблудились, но все-таки нашли. Правда, до самого склада Голочалов нас не довел, заявив, что дальше он сам, да и нет там ничего интересного, всего пара ящиков. Врал, наверное, но нам хватило и их. Почти все, даже аккуратист Мишка, были перемазаны как черти, и, когда Андрюха выполз из какого-то прохода, увешанный тремя ППШ и держа в каждой руке по ракетнице, вновь встал вопрос о воде, а уж после того, как всласть постреляли, он еще больше заострился.
Дело в том, что человек, который складывал эти автоматы на хранение, был большущим педантом и чертовски хозяйственным малым.
«Да у меня дядя на гуталиновой фабрике работает. У него этого гуталину просто завались»,— заявил кот Матроскин почтальону Печкину.
Это я к тому, что и ППШ и ракетницы смазаны были не скупясь, от души, и добрая половина перекочевала на наши руки. Пускай не гуталин, но тоже приятного мало.