Вот пока она за ключами лазила, свободе и надоело Диру ждать. И вместо светлой надежды на чистую мягкую постель, в ординаторской леди Эр появилась.
— Меня здесь нету, — простонала Кассел, — я уже дома. Нет, не так! Я на полпути к дому и поэтому связаться со мной никакой возможности!
— Ты здесь есть! — решительно не согласилась секретарша заведующего отделением, поправляя безумно стильные, узкие, даже хищные очки. Правда, полупрозрачные и дымчатые. В смысле, будто из тумана слепленные. Впрочем, для духа некоторая нематериальность нормальна. Как бы они ни старались на живых походить, реальные предметы всё равно проваливались сквозь призрачные тела. — Прости, Дир, но он мне голову открутит, если тебя не приведу.
— То есть, лучше, чтобы мне открутил? — с нескрываемым скепсисом поинтересовалась Кассел.
— Лучше, — не стала кокетничать Эр. — Моя голова, может, и не совсем материальна. Но дорога как память о давно ушедшей жизни. Кроме того, его ор я тоже переношу с трудом. Так что, двигай дорогая! Ать-два, левой-правой! Вперёд, на вправление геморроя.
— Знаешь, я иногда сомневаюсь, что при жизни ты действительно была леди, — огрызнулась Дира, подхватывая сумку и послушно — ать-два! — направляясь на экзекуцию.
— Сама порой удивляюсь, — безмятежно отозвалась дух. — Но, знаешь ли, полувековое общение с медиками имеет свои последствия. Душа грубеет, сердце черствеет, появляется неоправданный цинизм и ненависть ко всему живому. Хотя нет, — подумав, добавила секретарша самокритично, — ненависть к жизни появилась сразу после смерти. Тогда я здесь ещё не служила.
— А где служила?
— Да личным секретарём у одного генерала, — загадочно улыбнулась дух.
— Оно и видно, — буркнула Кассел.
— Вот и не угадала. Милейший человек был. По крайней мере, по сравнению с вами, садистами и подлецами в жёлтых халатах[5]. Давай-давай, заходи. Он уже ждёт.
Дира в этом нисколько не сомневалась. Заведующий приёмного отделения, милейший доктор Лангер, по слухам, завтракающий интернами и обедающий ординаторами, был обстоятельным человеком. Раз вызвал, дождётся, никуда по делам не отлучится. Только вот ждать он не любил. И почему-то задержку в десять минут причислял к преступлению против государства и своего личного авторитета. И если первое в Кангаре каралось всего лишь повешеньем, то второе и четвертованием могло закончиться. По крайне мере, моральным. Но от этого менее мучительной кара не становилась.
— Вызывали? — Кассел просунула голову между притолокой и едва приоткрытой дверью.
— Заходите, доктор, — приглашающе рыкнули из пещеры страшного дракона. — Присаживайтесь.
В данный момент Дире меньше всего хотелось присаживаться и вести долгие нудные разговоры. Но её мнения никто не спрашивал — начальство велело, значит, садись. На жёсткий и дико неудобный стул, который вполне уместно смотрелся бы где-нибудь в пыточной. Кассел давно хотела спросить: специально ли завотделением такой подбирал или просто в больнице удобной мебели по определению быть не может? Но как-то всё не подворачивалось подходящего случая поинтересоваться.
Доктор Лангер, едва заметно покачивая седогривой головой, просматривал бумаги и на врача не глядел — видимо, написанное в них начальству нравилось. А вот провинившиеся подчинённые нет. Дира кротко вздохнула и уставилась в окно, за которым ничего, кроме чёрной ветки липы с едва проклюнувшимися зелёными листочками, видно не было.
— Доктор Кассел, знаете, сколько докладных на вас я получил сегодня утром?
Хирург пожала плечами, продолжая рассматривать ветку.
— Две! — начиная закипать, а оттого грозно сдвинув мохнатые, как у рыси, и абсолютно белые брови объявил завотделением. — Две! Вы опять измывались над средним медицинским персоналом.
Он так и сказал: «средним медицинским персоналом» — любил Лангер эдакие обороты.
— В чём заключалось измывательство на этот раз? — скучливо спросила Дира.
— А вы не знаете?!
— Нет, — честно призналась Кассел. — Точнее, не знаю, о чём именно вам донесли. Одну сестру я отчитала за флирт с охранником. Вторую за то, что полезла к пациенту, не обработав руки. Третью пообещала уволить, если она не избавится от маникюра. Да и то лишь потому, что раньше уже предупреждала. А! Ещё с сестрой-хозяйкой сцепилась. Но она вряд ли стала бы жаловаться.
— То есть, вы считаете, что из-за маникюра человека на улицу выкинуть можно? — рявкнул Лангер.
— Если она работает операционной сестрой в экстренной хирургии, то безусловно, — Дира наконец-то решила и на завотделением посмотреть. — Под этими когтями День знает, что может быть. Это как минимум непрофессионально. А как максимум — преступная халатность. И любая проверка из здравотдела нам же по рогам за это и надаёт. И уволит сестру Тресс, только уже за профнепригодность и с волчьим билетом.
— Любая проверка мне по рогам даст за твои выкрутасы! — заорал Лангер, наливаясь пурпуром, и долбанул папкой, которую зачем-то схватил, об стол. — Ты назначила сканирование пациенту с ЧМТ?!
— Ну уж не Микка, — усмехнулась Кассел. — В смысле, естественно я.
— Какого Хаоса, Дира?! Прекрасно же знала, что неизвестно, есть у него страховка или нет! Кто за это платить будет? Ты?
— Если потребуется, — отчеканила хирург. — Могу и работу мага-сканера оплатить и гипнолога. Даже за назначенные препараты доплачу. Я просила не ставить дежурства в приёмнике? Просила. Моё дело — операционная и реанимация. Теперь с чистой совестью можете снимать с меня такие сутки, ибо профнепригодна.
— А кому тогда работать?! — брызги слюны и до врача долетели, но она даже и не дрогнула — вот где профессионализм-то! — Найди дежурного нейрохирурга, и я тут же от этих подработок избавлю! Некому работать, не-ко-му!
— Это всё, доктор Лангер? Я могу идти? — демонстрируя чудеса выдержки, поинтересовалась Дира.
— Нет, хаосово семя, не можешь! — окончательно психанул зав. — Я тебе сто, нет, тысячу раз уже говорил, что…
Кассел его даже жалко стало. Немолод ведь уже, рискованно так волноваться. Хотя, конечно, старик крепкий, выглядит импозантно и любому молокососу фору даст. Одна только эта роскошная белоснежная шевелюра чего стоит. Поговаривали, что до сих пор подолы студенткам обдирал. Правда, сама она ни в каких порочащих романах начальство не замечала.
— Ты меня слушаешь, вообще? — неожиданно спокойно спросил Лангер.
Хирург честно головой помотала — не слушаю.
— Дира, — заведующий рухнул на стул, словно у него все силы разом кончились. — Девочка моя, ну когда ты поумнеешь, наконец? Ты же хирург, богами поцелованный! Не у каждого мужчины такая рука! Да ещё и диагност, которому Солнце на ухо шепчет. А где работаешь? В экстренной!
— Меня всё устраивает, — снова пожала плечами Кассел.
— Да ты же карьеру свою губишь, дура! — раненым драконом взревел успокоившийся было Лангер. — Зря, что ли, я на тебя шесть лет в академии угробил, звезда выпуска? Тебе самой лет через пять отделением командовать! А с твоими принципами так и будешь тут до старости ковыряться!
Врач упорно молчала, теперь разглядывая пол. Ничем, впрочем, непримечательный — обычный паркет, явно нуждающийся в хорошей порции мастики.
— Уйди с глаз долой, — простонал заведующий, рванув узел галстука остромодного ониксового цвета, да ещё и с золотой искрой. — Чтоб я тебя до завтра не видел!
— Завтра у меня ночная смена.
— Значит, до пятницы! — вызверился Лангер. — Вон пошла!
Третий раз просить Кассел не требовалось. Даже времени на то, чтобы попрощаться, она тратить не стала. А зачем? И так понятно: увидятся ещё.
Утро в приёмном отделении ничем от вечера не отличалось — лица другие, а так всё по-прежнему. Правда, чувство приятное появлялось, эдакая снисходительная отстранённость: вам ещё сутки пахать, а я уже домой. Всё, всё, меня больше ничего не касается! Ваши трудности и проблемы тоже ваши.
Нет, работу свою Кассел обожала и отделение экстренной помощи нежно любила. Но вот когда за спиной стеклянные двери закрываются — и именно утром — ощущение, похожее на экстаз появляется. Что-то в этом есть и от выхода на волю, и от удовлетворённо ноющих после тренировки мышц, и от выпускного в колледже.
А воздух какой! Свежими, ещё клейкими листочками пахнет, промытой дворником мостовой, горьковато — мокрой землёй. Правда, со стороны морга формальдегидом наносит, но тоже как-то по-весеннему, без грусти. В полосе парка, отделяющей посадочную драконью площадку от больничных корпусов, птички цвиркают. К административному зданию стекаются ручейки секретарш, кадровичек, бухгалтерш — цокают каблучки, развиваются подолы ярких юбок, истинно по-весеннему, игриво показывая лодыжки. И самой немедленно захотелось надеть такое же яркое и бессмысленное. Идиллия!
— Кассел? Я думал, ты опять в порыве трудового энтузиазма на вторую смену пошла.
Врач обернулась, глядя на шикарно подходящего доктора Иро Шеллера. Он всё умудрялся делать шикарно: ходить, сидеть, говорить и даже молчать. Ещё со времён академии у Диры нет-нет, а проскальзывала гаденькая мыслишка: на унитазе красавиц Иро восседает так же шикарно?
Впрочем, этому всё по силам. Высок, рыжекудр, как поэт и глаза весьма поэтические — небесно-голубые, с поволокой. В обрамлении — или опушке? — невероятно чёрных при его-то рыжине, девчачьи-длинных ресниц. И во всей этой роскоши ни грамма изнеженности — фигура, как у спортсмена. Да ещё умён, и хирург небесталанный, но ленивый и корыстный.
Сволочь, конечно, последняя, куда без этого?
— И чего молчим? — иронично поинтересовался Шеллер, шикарно приподняв левую бровь, естественно.
Видимо, этому умению обучают в питомниках, где вот таких самцов разводят. Ну, никак не верится, что подобное великолепие получилось естественным путём.
— От восхищения дар речи потеряла, — призналась Кассел. — Любуюсь.
— Дать потрогать?