И от встречного тоже долетает команда:
— Отряд, смирно! Равнение налево!
Оборвались звуки горнов и барабанов, взлетели в салюте руки звеньевых и председателей. Они идут навстречу друг другу — два артековских отряда.
Сергей идет сбоку, салютуя встречному отряду. Даже они, вожатые, ни одного слова не могут сказать после того, как подана команда «смирно!». Разошлись отряды, и снова загрохотали на улицах Гурзуфа пионерские барабаны.
«ЗНАЮ, ЧТО НЕ БОИШЬСЯ»
Море, еще недавно голубое и спокойное, стало вдруг черным, холодным, с белыми черточками пенных бурунов. Но небо оставалось по-прежнему ясным, и только далеко на горизонте одиноко белело маленькое облачко.
— Сергей!
Борис Михайлович спешил по дорожке к вожатому, и ветер надувал пузырем его белую рубашку.
— Скажите дежурному, чтобы играли сбор. Предупредите в столовой: ужин на полчаса раньше, потом всех ребят в Верхний лагерь. В столовой и в Верхнем с отрядами — медсестры и врачи. Все вожатые — в лагере! Будем крепить палатки.
И пошел дальше, к ребятам, столпившимся у парапета набережной.
Сигналили сбор. Ребята бежали к палаткам, придерживая панамки, сгибаясь от ударов ветра.
А горн уже отдавал новый приказ, и, подчиняясь ему, уходили отряды вверх, к столовой.
Ребята шли неохотно, оглядываясь назад, на море, на вздувающиеся от ветра желтые крыши палаток.
Море бушевало. Волны с ревом обрушивались на берег. Почти все небо закрыла тяжелая черная туча.
Ветер донес до Сергея чей-то крик:
— Волны пляж разбили!
И он побежал к берегу, к пляжу, куда бежали сейчас все. Волны подхватывали легкие лежаки, поднимали их на своих гребнях, уносили в море. Сергей увидел, как летели в разные стороны искалеченные планки, исчезая в пене и всплывая уже далеко от берега.
Он бросился в круговорот волн и тут же почувствовал сильный удар по ноге. Рядом всплыл искалеченный лежак.
— Ты что, обалдел! — крикнул Василий. — Так не только ноги, жизни можно лишиться. Трахнет лежаком или камнем, и поминай как звали.
Он смеялся и шутил даже сейчас. Мокрый, с исцарапанными руками, зорко следил за волнами.
Стемнело. Скрылись горы, закрытые тучами, скрылись белые гребни волн. Усталые люди выбирались на берег. Шли по дорожке, густо усыпанной сорванной ветром листвой. Останавливались, смотрели на море; ждали, что готовит оно им еще этой ночью.
Горнисты играли сбор на вечернюю линейку. Вожатые вставали перед своими отрядами, не успев переодеться, и, улыбаясь, слушали слова вечерней речевки о спокойной ночи.
Отряд засыпал долго. Ребята прислушивались к завыванию ветра, тяжелому гулу моря, перешептывались. Сергей понимал, что мальчики взволнованы событиями сегодняшнего вечера и, в общем-то, боятся ночи.
— Сергей, вы у нас сегодня спать будете? — Это спрашивает Виталька, самый младший в отряде.
Виталька спросил о том, что хочет знать каждый, и только гордость и самолюбие не позволяют другим задать этот вопрос. Сергей подошел, сел на край кровати, поправил одеяло.
— Спи, Виталька. Мы все по очереди будем дежурить, так что все будет в порядке. Не бойся!
— А я и не боюсь.
— Я так и знал, что ты не боишься.
— Сергей, а вы когда будете дежурить? — Это Вилен.
— Я с трех ночи.
— Тогда идите пока спать. Не беспокойтесь за нас, у нас сейчас все будет тихо.
— Хорошо! Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Сергей улыбнулся: «Да! Спокойная…» — и вышел из палатки.
Клубятся над лагерем рваные клочья туч, мечутся по земле неровные причудливые тени от бешено раскачивающихся фонарей. Волны кидаются па штурм опорной стенки, гуляют по причалу. И шуршит, шуршит галька под ногами дежурных…
К утру ветер затих, но стало еще холоднее. Черные тучи ползли по склонам гор. Море слилось с небом, и казалось, что горизонт совсем рядом, за кустами самшита, за истрепанными ночным ветром магнолиями. И только неумолчный гул волн напоминал, что там море.
Первыми беду обнаружили ребята из пятого отряда. Они не увидели в море привычной коричневой спины бух. Еще утром мотался он на якорной цепи, недалеко от берега, массивный, огромный морской буй, и за его шершавое, разъеденное ржавчиной кольцо матросы привязывали причальные веревки артековских катеров.
Теперь этого буя не было. Мальчишки тщетно искали его в бушующем море и совсем было решили уже, что унесли буй волны, когда глухой удар потряс пристань. Со скрежетом вылетели переломанные доски, и появилось в проломе шершавое тело буя с обрывком цепи.
— Вот он! Вот он! — закричали в восторге от своей находки ребята, но буй снова скрылся, и опять взлетели искореженные доски. Море, как тараном, било по пристани тяжелым металлическим шаром.
— Так он всю пристань сломает, — сказал кто-то из ребят. — Достать бы.
— А что, давайте, а? — Вихрастый парнишка глянул на массивное тело буя. Но в тот же момент новая волна яростно подхватила буй, завертела в белом пенном водовороте и со всей силой ударила им в опорную стену под ногами мальчишек. Брызнули обломки ракушечника.
— Выловить его надо, — сказал кто-то в толпе. — А то искрошит стену — беда. Поползет берег. Волнами подмоет, и починить не успеешь.
— Я, кажется, придумал. — Сергей внимательно следил за буем. — Вася, давай команду, пусть канатов приволокут подлиннее да покрепче. Смотрите, буй швыряет большая волна… Остальные только поднимают его и подносят ближе или относят дальше… За это время я успею добежать до буя и закрепить канат… И тогда его останется только вытащить.
— А если не успеешь?
— Не успею, вытащите меня на канате или сам вылезу.
Сергей обвязался вокруг пояса канатом, взял в руку другой. Перелез через парапет. Замер наверху. Грохочущий и пенный вал подхватил буй, обрушил его на стенку, откатился… Сергей прыгнул вниз…
Он бежал навстречу морю по мокрой, облепленной водорослями гальке.
Плечом врезался в волну. Поймал буй, резко подтянул канат. И тут же с головой ушел под воду, выпустив из рук шершавое кольцо. Снова ухватился за него.
— Сергей, назад!
Канат, обвязанный вокруг тела, натянулся. Перед глазами вырос пенный гребень.
Бросился к стенке. Подтянулся на руках. Поджал ноги. И тут же брызнули из-под них осколки ракушечника, выбитые ударом буя. Прыгнул вслед за ним, догнал, схватился за кольцо. С берега Борис Михайлович кричал в рупор:
— Не вяжи! Продень и давай конец!
Просто и надежно: канат в кольцо и бегом к берегу. Взлетел на опорную стенку — первый отряд дружно рванул канат, обвязанный вокруг тела. Кто-то закутывает его, мокрого и дрожащего, в одеяло, кто-то сует в рот стакан. Стакан стучит о стиснутые зубы.
— Пей, Сергей, пей! Окоченеешь!
— Эх, взяли! Эх, взяли! Еще разик! Еще раз!
Он еще успевает сообразить, что это под «Дубинушку» тянет второй отряд пойманный буй, и тотчас тяжелый сон наваливается на него.
ШТУРМ АЮ-ДАГА
Вожатый видел, как волновались за него ребята, как бегали под окно, когда лежал он после купания в штормовом море. Он радовался этому, так как совсем рядом было новое испытание для его мальчишек, а Сергей не хотел ни за что откладывать его на потом. Этим испытанием был штурм Аю-Дага.
На Аю-Даг вело немало хорошо изученных, исхоженных троп, по которым на его лесистую вершину каждую смену поднимались даже младшие отряды. Но был и такой путь, который разрешался только самым сильным, дружным и подготовленным. Это был путь через мыс. Сергей давно уже добивался разрешения именно на этот подъем, и каждый раз Борис Михайлович под благовидными предлогами отказывал. Но Сергей не отставал и, наконец, получил разрешение.
…И вот уже третий час отряд пробирается по узкой каменистой тропе. Впереди — Иван Васильевич. Где-то в центре — Лида. Сергей — замыкающий. Ему хорошо видна цепочка ребят. Они идут очень осторожно, так же, как и Иван Васильевич, проверяя каждый камень, прежде чем поставить на него ногу. Андрей идет вторым, сразу за Иваном Васильевичем. Вилен где-то в середине, пристроился, наверное, к кому-нибудь из ненадежных. За валуном на мгновение появляется широкая спина Тараса и сразу исчезает, закрытая фигурой Валерика. Сергей улыбается: Тарас последнее время усиленно опекает Валерика.
А вон Виталька. За него Сергей беспокоится больше всего. Уж больно подвижен, как ртуть. От него всегда можно ждать самой неожиданной выходки.
Из-под ноги Сергея с шумом вырывается камень и катится вниз, увлекая за собой поток других. Покачнувшись, вожатый хватается за откос, удерживая равновесие.
Цепочка замирает, прислушиваясь к шороху катящихся камней, настороженно и боязливо. Попасть под такую осыпь — самое страшное на Аю-Даге. Камни не остановишь, и сам не удержишься.
…Потрескивает, почти невидимый в солнечном свете костер. Ребята лежат, подложив под головы рюкзаки, скатки. Лида, присев на корточки, смазывает йодом поцарапанные о камни ладошки.
Они тянутся к ней со всех сторон. Лида поглядывает на Сергея и улыбается. Царапины ерундовые, но каждому хочется, чтобы это были настоящие раны после такого тяжелого и опасного подъема. Только Валерии прячет свои ладони, боится йода — щиплет.
Добродушный Тарас, не желая того, выдает товарища:
— Смотрю, он всю дорогу на карачках да на карачках. «Устал?» — спрашиваю. «Нет, — говорит, — боязно». Ну я около него и пишов.
Ребята улыбаются. Улыбается Иван Васильевич.
— Кому еще боязно-то было? — спрашивает он, но никто не признается.
— Молодцы, молодцы, — говорит Иван Васильевич. — Ну, значит, ничья мамаша сюда не приедет…
— А зачем им приезжать? — удивляется Виталька.
— Зачем? А что ты, хлопчик, домой про поход напишешь?
— Ну что? Как шли, как трудно было… Ну, вообще.
Виталька мучительно ищет подвоха в вопросах Ивана Васильевича, но найти не может и от этого теряется.
— Так, так, — усмехаясь, подбадривает Иван Васильевич. — А еще напишешь, вот-де какой, мама, у тебя храбрый да ловкий сын. На такую гору поднялся, через обрывы