Странное знакомство
Этот небольшой эпизод произошёл в середине марта, когда весна проявила себя лишь на календаре, а в Москве на самом деле всё ещё стояла зима, дули холодные ветры, солнце появлялось на небе изредка, на улицах даже на тротуарах лежал снег. Для международного аэропорта Шереметьево это обстоятельство большого значения не имело. Народ как обычно летел по разным направлениям, торопливо проходя таможню с радостными лицами в предвкушении встречи с другими странами, другими культурами, другими порядками.
Владелец крупной нефтяной компании, конкурирующей по некоторым аспектам даже с Лукойлом, Георгий Адамович Богатинский сидел в зале ожидания на скамейке, нервно возясь с непослушным цифровым замком своего портативного чемоданчика, называемого всеми на английский манер брифкейсом. Кодовых замков было два. Один открылся, а второй не поддавался ни в какую.
Сидевшая рядом высокая дородная женщина весьма тучной, как и её муж, комплекции, нетерпеливо сыпала словами:
— Жоржик, бросай это дело. В самолёте откроешь. Чёрт с ним с кейсом. Опоздаем на посадку, хуже будет.
— Балда ты, — ругнулся Богатинский, — у меня в кейсе билеты. Не открою — не улетим.
— Что же ты их туда засунул? Не мог в пиджак положить?
— Не твоё дело, — резко ответил муж, бессмысленно крутя колёсики с цифрами на неподдающемся замке. — Куда надо было, туда и положил. Все документы нужно держать под замком.
— Додержался. Теперь не сможем улететь.
— Не каркай!
На противоположной скамейке сидел, развалившись, молодой человек очень приятной наружности и с улыбкой на губах наблюдал, как супруги скандалили между собой.
По залу мощными динамиками разнеслось очередное объявление:
— Заканчивается посадка на рейс…
Супруги летели в Кувейт. Это был их рейс. Богатинский растерянно посмотрел по сторонам и встретился взглядом с глазами молодого человека, который вежливо спросил:
— Не получается? Разрешите помочь?
— Ой, помогите, если получится. Опаздываем на самолёт, билеты в кейсе, а замок, как на зло, заело.
— Одну секундочку, — сказал молодой человек, поднимаясь. — Не волнуйтесь, сейчас всё будет в порядке.
Руки юноши, а иначе о нём не скажешь, длинными тонкими пальцами напоминали руки пианиста. Неожиданный помощник сел рядом с Богатинским и положил чемоданчик себе на колени. Пальцы легли на колёсики замка и начали их быстро вращать, то в одну, то в другую стороны. Сосредоточенный взгляд говорил о концентрации внимания парня на эти колёсики. Раздался небольшой щелчок и замок открылся.
Следившая за его манипуляциями жена Богатинского, предполагая, что перед ними настоящий аферист и готовая в любое мгновение кинуться на него, если тот попытается бежать, что не было лишено основания, мысленно проклиная мужа за беспечное доверие любому встречному-поперечному, увидев, что их маленький чемодан раскрылся, а молодой человек никуда не убегает, обрадовано вздохнула.
— Ну спасибо! — обрадовано воскликнул Богатинский, перекладывая кейс на свои колени и начиная искать в нём билеты, перебирая какие-то бумаги, и вдруг изумленно произнёс: — Но билетов здесь нет. Куда же они делись? Таня, посмотри у себя в сумочке.
Жена в панике раскрыла свою коричневую, красиво отделанную под панцирь черепахи сумочку, и закричала:
— Ну, да, они здесь. Чего же ты, дурень, их искал у себя, когда сам же положил их ко мне, чтобы скорее достать?
— Замолчи! — бросил коротко бизнесмен, скомандовал жене быстро идти на выход на посадку, добавив, что сейчас её догонит, и обратил своё внимание на молодого человека, который уже поднялся и, улыбаясь, слушал семейные препирательства.
— Извините за эту сцену. Нам надо торопиться, но я бы хотел вас поблагодарить. Сколько вы хотите?
— Ну, это ваше дело, — скромно ответил парень. — Я помог не из-за денег. Просто у меня руки такие.
— Вы инженер? Где работаете?
— Инженер, но пока не работаю. Кризис.
— Вот что, — решительно сказал Богатинский, — вы мне нравитесь. Возьмите мою визитку и позвоните через неделю. И вот для начала сто долларов. Уверен, что мы сработаемся. Кстати, как вас зовут?
— Адамович Генрих Самуилович, — ответил парень, делая ударение в фамилии на букву «о» и беря стодолларовую протянутую купюру и визитную карточку Богатинского.
Успех предприятия
Если же говорить, как всё было на самом деле, то молодой человек, случайно встретившийся Богатинскому в аэропорту, в уголовном мире носил кличку Щуплый, а настоящее имя его было Григорий Осипович Михальский. По замкам он был большой мастер и мог спокойно открыть даже большие сейфы. В этом тоже надо иметь талант, и он у Щуплого был, за что братва ценила его особенно.
За Богатинским Михальский следил с момента его прибытия в аэропорт. Узнать о степени богатства человека очень даже легко по машине, в которой он приехал, по сопровождающим его телохранителям, по вещам, с которыми он идёт на регистрацию и по тому, каким классом он собирается лететь.
Богатинский прибыл на Мерседесе, его сопровождали два телохранителя, которых он отпустил восвояси после прохождения регистрации билетов на места первого класса и сдачи багажа — одного большого импортного чемодана на колёсиках.
Знакомство бизнесмена и вора произошло случайно. Вообще случайность играет в жизни людей значительно большую роль, чем они сами себе представляют. Однако и у случайностей есть свои закономерности.
Михальский, или по тому как он представился Богатинскому, Адамович, сначала думал-таки о том, не украсть ли кейс. Но случай такой не представлялся. Тогда ему захотелось хотя бы познакомиться с этим богатым человеком, рассчитывая на дальнейшую перспективу. В этом-то случай с испорченным замком и помог. Случай, конечно, но ожидаемый, по крайней мере, одним человеком. Главное при этом успеть правильно им воспользоваться.
Адамович позвонил ровно через неделю. Богатинский пригласил его к себе в кабинет, заказав заранее пропуск. Генрих по поддельному паспорту показал предполагаемому боссу такой же фальшивый диплом менеджера. Шеф долго соображал и поинтересовался, водит ли Генрих машину, на что получил утвердительный ответ и даже предъявил водительское удостоверение профессионала такое же поддельное, как остальные его документы, включая трудовую книжку.
В реальности Щуплый, прозванный так за его тощее телосложение, научился водить ещё в зоне, где отсиживал два года за мелкое мошенничество. Детство прошло не сладко. Родился в семье партийного работника. Отцу смотреть за сыном и воспитывать его не хватало времени. Мать официантка ресторана делала, что могла, приводя иногда сына с собой на вечернюю смену. Там он и знакомился через кухонную дверь с разгульной жизнью преуспевающих людей, которым захотелось подражать. Тут нагрянула перестройка, а за нею отказ страны от социализма. Психика отца не перенесла резких перемен, и наступил момент, когда его схватили на улице бегающим с ножом, угрожая убить каждого, кто будет против советской власти. Его поместили в психиатрическую больницу навсегда. Мать на почве нервного расстройства парализовало. Сына, как единственного кормильца в семье, в армию служить не взяли.
В это время по всей стране формировались преступные группировки, мечтавшие о лёгкой жизни путём захвата чужой собственности силой, угрозами, обманом. Гриша попал в одну из них, проявив чудеса ловкости рук и большую сообразительность в работе с отмычками. Обеспечивать себя и больную мать ему удавалось, как он говаривал, без особых проблем. Школу закончить не успел, в институт поступать и не думал. Да и зачем, когда есть такие талантливые руки?
После отсидки старые друзья помогли оформить новые документы на другую фамилию и имя. Мать к этому времени умерла от инфаркта. Домой не возвращался. Квартиру в Москве снимал, подумывая о том, чтобы купить свою собственную. Заработать на неё ему не представлялось трудным хотя бы простым обманом прохожих на улице игрой в напёрстки или в карты с пассажирами поездов. Но на большие рисковые грабежи, где он бы только вскрывал сейфы, как его ни уговаривали, идти отказывался. Не хотелось, не пожив вволю, попадать снова в тюрьму.
И вот неожиданно открылась такая замечательная перспектива. Богатинский предложил ему работать в отделе снабжения на первых порах помощником начальника, а потом и взять весь отдел на себя, если будет получаться. Генрих, будем называть его пока по новым документам, выданным на Адамовича, предложил новому шефу назначить его сразу начальником, объяснив это тем, что не привык подчиняться. Богатинский, подумав немного, согласился, дав месяц на пробу. Не прошло и двух недель, как бизнесмен понял, что не сделал промашки с назначением. Генрих умел так очаровывать собеседников своим интеллигентным видом и неизвестно откуда взявшимся приятным манерам общения, так легко и непринуждённо рассказывал о своём умении показывать фокусы, тут же их демонстрировал, что заключение договоров и подписание других документов они всегда, посмеиваясь, называли его очередным фокусом. Проигрывая ему не только в шутках, но и в серьёзных вопросах, они говорили «Ну и ловкач, ну и пройдоха» и улыбались. Проигрывать большому мастеру бывает очень приятным. А происходило это примерно так.
Богатович на переговорах предлагал одну сумму сделки по высокой цене, партнёр предлагал другую по более низкой стоимости. После долгих препирательств договаривались о средних цифрах. Адамович быстро вносил нужные цифры в заранее приготовленный для подписания контракт и подавал переговаривающимся сторонам, сидящим за столом, для подписи. В тот момент, когда партнёр после прочтения текста, чтобы убедиться в том, что всё верно, брал ручку, собираясь ставить своё факсимиле, Адамович ронял фразу обращённую к партнёру:
— Василий Абрамович, извините, у вас что-то выпало из кармана. Василий Абрамович оборачивался, а Адамович протягивал стодолларовую купюру спрашивая, не его ли она.
Тот соглашался, что, наверное, его, раз выпала из его кармана, брал её и снова склонялся над контрактом для подписи. К этому времени на столе перед ним лежал уже другой экземпляр с другими цифрами, которые Адамович ловко прикрывал рукой и в то же время напоминал, что банкетный стол заждался гостей. Партнёр ставил подпись на первом и втором экземпляре, уже не читая, скреплял тут же печатью. Адамович без задержки прямо из-под руки вынимал документы и передавал своему хозяину, напряжённо улыбающемуся и едва не дрожащему от страха, что обман раскроется тут же. Но под весёлые прибаутки, которыми сыпал, не переставая, Адамович, подписанные и юридически теперь действительные контракты, прятались в портативные чемоданчики, а договорившиеся стороны шли в банкетный зал отмечать шампанским и икорочкой сделку.
Не сразу, иной раз через несколько дней, от своего бухгалтера незадачливый партнёр, сам обманывавший не одного переговорщика другими способами, узнавал, что подписал почему-то не очень выгодный для себя контракт, с которым не соглашался во время переговоров. Но видя свою собственную подпись и печать на документе, и вспоминая, что читал бумагу до подписания, удивлялся тому, как это могло получиться и, скрепя сердце, соглашался, что теперь ничего не поделаешь — надо выполнять договор, поскольку расторгать его себе же выйдет дороже в соответствии с самим же им предложенным параграфом об одностороннем отказе о выполнении контракта. Ну и как же тут было не сказать об этой компании — ловкачи! А ловкач был, по сути дела, один Адамович.
Со старой малиной, то бишь ворами в законе и начинающими, Генрих не порывал, став их первейшим помощником в поиске наиболее лёгкой добычи. Он наводил на различные денежные участки своих конкурентов, получая договорной процент от каждого удачного ограбления или кражи, поставив условием не трогать компанию Богатинского. Здесь он орудовал сам, своими методами и для себя.
Буквально через месяц он приобрёл себе недорогую иномарку, заявив хозяину, что взял её в кредит. В компании быстро оказался всем полезным и самым приятным человеком. Его полюбили, называя душой общества.
Первого мая вечером Богатинский устроил для сотрудников своей главной конторы, называемой теми, кому в общении не хватает русских слов, на современный лад по-английски хед офисом, в просторном зале конференций большой весенний бал, куда были приглашены ключевые фигуры иностранных представительств нефтяной промышленности и связанных с нею компаний, высокопоставленные персоны российского правительства, думы, городских властей.
В парке напротив высотного оригинальной конструкции здания, которое занимала компания Богатинского, готовились фейерверки, играла музыка, стояли фуршетные столы, подавалось шампанское. Всё было на самом высоком богатом уровне. Из членов семьи Богатинского были его жена Татьяна Альбертовна и пятнадцатилетняя дочь, обгоняющая своих родителей по комплекции. В танцах, устроенных в зале, она не участвовала не потому, что отказывала партнёрам, а по той причине, что её никто и не приглашал, видя её юный возраст и главное, сомневаясь в том, что она сможет выделывать танцевальные па и пируэты. Она и приехала с одним лишь желанием посмотреть на веселящуюся публику и поесть пирожные, в которых дома её стараются ограничивать.
Пассивное наблюдение за веселящимися в танце парами, среди которых мелькали и её мать с чужими кавалерами, как и отец с чужими дамами, что объяснялось потом дочери тяжкой необходимостью светских раутов, не могло не надоесть уже не девочке, но ещё и не совсем девушке, поэтому, улучив момент, когда отец пробегал мимо неё, занятый высокими мыслями о высоких гостях столь значительного мероприятия, она пропела зычным голосом:
— Папа, я устала и хочу домой.
Богатинский остановил на секунду бег, глянул на часы и сказал скороговоркой:
— Дорогая, через десять минут начнётся фейерверк. Ириша, это будет фантастическое зрелище. А через пятнадцать минут я пришлю тебе своего помощника Генриха. Ты о нём слышала от меня дома. Он тебя отвезёт на своей машине.
Так и получилось. Игра огней в воздухе восхитила всех гостей.
— Генрих Самуилович, — представился Адамович. — Приказано доставить вас домой.
— Какой вы весь из себя! — восхитилась Ириша. — А меня зовут Ириша. Папа меня так называет, а мама Иркой, хотя тоже меня любит. Она часто мне говорит: «Какая же ты толстая, Ирка! Никто тебя не возьмёт такую замуж».
— Ну, это она не права, — позволил возразить жене хозяина Генрих. — Женщина вообще-то должна быть при теле, плотненькая, чтобы было что обнять.
Сказав это, Генрих сконфузился. Ему самому было непонятно, почему он это говорит совсем девчонке. А эта девчонка вполне по-взрослому кокетливо произнесла:
— Ну ладно, поедемте. Здесь не место для подобных разговоров.
Уже в машине, сев на переднее сидение рядом с Генрихом, она вдруг положила ему на плечо руку и спросила, наблюдая, как он включает зажигание и заводит автомобиль:
— А вы правда думаете, что я, если и полная, то это хорошо?
— Конечно. Кто бы сомневался? Ты очень даже привлекательна.
Генрих вёл машину и, косясь на девушку, сидевшую совсем рядом и даже прильнувшую к нему своим массивным юным телом, которое просто некуда было деть при таких объёмах, подумал, что она замечательна своей свежестью, нетронутостью, неподдельной искренностью. Ему худому, наверное, трудно её всю обнять. И словно, догадавшись, о чём он думает, она опять кокетливо спросила:
— А вам, например, хотелось бы меня обнять? Как вы думаете?
— Это провокационный вопрос, — пробормотал Генрих, которого начинал охватывать внутренний жар.
— Знаете что? — заговорила вдруг полушёпотом Ира, — давайте остановимся вот там за углом и пересядем на заднее сидение. Это совсем глухая улочка. Там даже домов жилых нет. Никто вас не поругает. Мы выключим свет, и вы попробуете меня обнять, как по телевизору. Я очень хочу и клянусь, что никому об этом не скажу.
— Зачем ты такое говоришь, Ириша? — с напускным возмущением заговорил Генрих, но повернул машину за угол, как просила девочка, и через несколько метров остановил, выключая фары. — Ты же ещё совсем девочка. Скоро вырастешь и всё узнаешь.
Ирина поняла, что победила.
— Нет, я уже большая, даже слишком. Давайте попробуем.
Какая-то неведомая сила заставила Генриха выйти из машины, помочь Ирине сделать то же самое и сесть с нею на заднее сидение, закрыв все дверцы автомобиля изнутри. Понятное дело, что обняв это крупное, но такое податливое ласкам тело, Генрих уже не мог противиться ни остальным просьбам девчонки, ни собственной горячей страсти.
Насытившись наслаждениями, они пересели на свои прежние места впереди. Теперь Ириша явно прижималась всем телом к Генриху и говорила ему ласково, как только могла это делать:
— Ты меня потряс. Я никому не скажу, но мы будем с тобой созваниваться, и ты приезжай, пожалуйста, ко мне или я к тебе. Как скажешь. И больше ни к кому, хорошо?
Генрих, молча, вёл машину. Только теперь он начинал осознавать, что произошло и чем это может кончиться, узнай кто-нибудь об этой любви к малолетке. Если не вышка, то лет пятнадцать-двадцать при таком богатом папаше могут залепить. Вот тебе и конец так успешно начавшейся карьеры.
Ирина что-то ещё щебетала, но машина подъехала к подъезду дома, где огромную квартиру из шести комнат, двух ванн и двух туалетов занимала семья Богатинского. Возможно, что две трёхкомнатные квартиры были объединены в одну большую квартиру. Генрих провёл Ирину до самых дверей, но войти в квартиру наотрез отказался, напомнив девочке, что его ждёт на балу её отец, который обязательно заподозрит неладное, если он ещё задержится, и тогда им не удастся снова встретиться.
Девочка поцеловала последний раз своего первого в жизни любовника и полная счастья пошла спать.
Сколько было таких криминальных историй в этой ночи, никто пока не знал.