Первомайские мальчики — страница 8 из 11

Встреча у моря

Вы знаете, что такое любимая тётя? А какие вкусные она готовит пирожки для любимого племянника! Если у вас нет такой тёти, мне вас искренне жаль. Тётя Таня была замечательной хозяйкой. В этот день она приготовила такие вкусные блюда, включая салат из зелени, заливную рыбу, настоящий украинский борщ с пампушками в подсоленном подсолнечном масле и украинские вареники в сметане, что явившийся к обеду муж, будучи в самом благодушном настроении от приёма гостей и вкусной пищи, сказал, отдуваясь, как паровоз:

— Как хорошо, Саша, что ты приезжаешь к нам не каждый день. Танюша так любит для тебя вкусно готовить, что я объелся бы и растолстел ещё больше.

Станислав Ильич Директор был, прямо скажем, комплекции не худенькой. По нему сразу было видно, что и без приезда племянника жена его готовит всегда так вкусно, что похудение мужу не грозит. О чём, Саша не преминул тут же высказаться.

Хозяин дома, погладив себя по животу, сразу же согласился:

— Ты прав, Сашок, Татьяна готовит прекрасно всегда. Этого у неё не отнять. Вот чему надо учиться в первую очередь.

Последние слова были обращены к Алине, глаза которой то широко раскрывались, то стремились спрятаться за тяжелеющими от событий и вкусной пищи веками. С губ не сходила умильная улыбка от радушной встречи и бокала севастопольского шампанского.

— Ах, да она же совсем спит, малышка! — воскликнула тётя Таня. — Сейчас я вас уложу, милые вы мои гости. В вашей комнате всё готово. Вы же устали, бедненькие с дороги. Сашенька, проводи ребят в спальню наверху. И отнеси им второе одеяло, пожалуйста. Ночи у нас ещё прохладные.

Оказавшись в постели, Алина и Роман не успели даже обменяться друг с другом впечатлениями от новых встреч, как заснули крепким сном.

Старший лейтенант Грамотеев, в отличие от своих друзей, ещё долго не мог уснуть, прокручивая накопившуюся новую информацию. Они собирались провести в Форосе оставшиеся до отъезда два дня. Александр собирался на следующий день покупать себе билет на поезд, когда позвонил Заглядов и попросил задержать выезд молодых людей в целях безопасности. Он объяснил, что фамилия Романа не только озвучена, но и опубликована уже в печати и теперь каждый день будут появляться новые подробности, что вызывает ажиотаж во всей Москве. Появление Романа в городе может получить в результате непредсказуемые последствия.

— Вас и там могут скоро найти журналисты.

— А мы, между прочим, уже не на базе, — засмеявшись, сказал Грамотеев.

— Как? А где? Намекни кратко.

— Вы давно были в Крыму?

— На отдыхе? Ни разу.

— Я имею в виду вообще.

— Вообще много раз был. Такая работа.

— Помните ЮБК?

— Мудрёный шифр какой-то ты избрал. Ах да, вот я старый дурень. Конечно, помню, — досадуя на то, что не сразу сообразил, что аббревиатура ЮБК расшифровывается очень просто: Южный берег Крыма.

— А где дачу строили супер шефу, помните?

— Тому, что скончался?

— Нет, до него?

— Ага-а! Понял.

— Так вот мы здесь.

— Не на даче, конечно, а…

— Вот именно.

— У тебя там что?

— Тётя и дядя. Он главный в главном месте, зачем все сюда едут.

— Там, кажется, два.

— Да, но у него и лечат.

— Ну, ты и рассказчик, — восторженно произнёс Заглядов. — я всё понял, но ты себе даже не представляешь, что здесь творится. Не только журналисты, но и благодарные или недовольные стремятся увидеть подопечного. Дома у него вынуждены были поставить телефон на автоответчик. Вы это успели, наверное, заметить. Мне пришлось направить туда пост к их подъезду и впускать только по паспортам с пропиской в этом доме. Так что посидите ещё. Деньги на твою кредитную карточку мы завтра переведём, расходуй по потребности на себя и друзей. Потери приобретенных билетов компенсируем. Не теряйте только их, а то бухгалтерия любит порядок. Завтра вылетает Григорий Иванович с ребятами. Я скорректирую адрес. Они тебе позвонят по прибытии. Поступаете в их распоряжение. Но будь сам очень осторожен. Всё. Успехов! До связи.

Утром в доме Директора, построенного высоко на горе, все проснулись и встали очень рано. Окна комнат выходили на море, вид из них открывался изумительный, особенно на восходе солнца. Те, кто бывали в Ялте не ради одного пляжного загара, но и ради получения совершенно необычных новых ощущений, согласятся, что и много лет спустя невозможно забыть красоты мироздания, в котором всё вокруг наполнено гармонией красок, форм, ароматов, где всё удивительно сочетается: и падающая по дуге морская волна, не забывающая ворочать столь же округлую береговую гальку, и зелёные леса, идущие прямо от моря с ограничивающими их скальными стенами, хорошо заметными по всему полукругу южного берега Крыма, и этот поразительно прозрачный утренний воздух, которым дышишь, упиваясь, и не можешь надышаться.

Эти стены могут менять свой цвет в разное время суток. Так что, если вы хотите проследить за игрой красок на них, то выходите смотреть восход солнца не на самое высокое место, куда обычно все едут в надежде восхититься появлением первого солнечного луча, а хотя бы сюда в Форос. Здесь-то в уходящих постепенно сумерках поверните свои лица не к морю, а к горам, вершины которых, в том числе Ай-Петри, и скальные стены над тёмным мрачным лесом, вдруг начинают нежно розоветь, говоря о приближении могучего светила. Тогда только оборачивайтесь к морю, и вы успеете, затаив дыхание, причаститься к таинству совершенства мира. Небо над горизонтом, улёгшимся строгой линией по морской глади, светлеет, становясь постепенно ярко белым, напоминая цвет расплавленного металла, льющегося из плавильной печи. И в самом его ярком месте, которое нельзя пропустить, появляется, вызывая неописуемый восторг души, маленькая красная полоска. Упустите миг и считайте, что не увидели самого главного. Это видение не задерживается. Полоска растёт и превращается в дугу, сегмент красного шара, который, как и говорят в народе, выкатывается на небо. Происходит это торжественное явление так быстро, что вы не успеваете передохнуть и заметить, что всё вокруг в мгновенно замолкает, не позволяя ничем нарушить парадный выход солнца. Потом можете кричать, смеяться, радоваться, но не в эту волшебную минуту явления красоты. Не забудьте ещё, что в это время между вами и краем моря, из-за которого выплывает чудо, сотни и сотни километров, и все они далеко внизу, а вы словно парите над кажущейся такой узкой полоской Южного берега Крыма.

Роман, Алина и Александр стояли перед домом на вершине холма, не отрывая взглядов от быстро меняющего свой цвет моря. Удивительно быстро поднимался огненный шар над морем, растворяя свою первоначально красную краску в белом цвете. И красная полоса воды у горизонта постепенно таяла.

— Уже одно то, что мы это увидели, оправдывает все наши переживания и волнения, — прошептала Алина. — До чего же восхитителен мир!

— Завтракать! — донёсся из окна голос Татьяны Васильевны. — Солнце уже встало. Потом на море, там ещё поспите немного.

День начался чудесно.

Едва молодые люди пришли на санаторный пляж и устроились на деревянных лежаках, как начали звонить мобильные телефоны Романа и Алины. Первыми звонили родители. Они были очень обеспокоены, спрашивали правда ли то, о чём пишут газеты.

Роман, как мог, успокаивал:

— Мама, не переживай. Всё под контролем. Мы на пляже. Отдыхаем. У нас полный порядок. И прошу, не давай никому мой телефон. Да я его выключу совсем. Позвоню, когда нужно будет, сам.

— Подожди минутку, — торопливо сказала Ирина Владимировна, — Катя хочет поговорить с тобой.

Трубку взяла Катя:

— Рома, у нас целый содом. Домашний телефон я поставила на автоответчик, не звони туда. Нас взяли на охрану. А где Саша? С вами? У него всё нормально?

— Не задавай глупых вопросов, — деланным недовольным тоном ответил Роман. Скажи прямо, что хочешь поговорить с ним. Я передаю трубку, — и он передал аппарат слушающему их разговор Грамотееву.

Смущаясь, офицер, хоть он был не в погонах, а в купленных по дороге на пляж плавках, быстро оборвал разговор:

— Да-да, у нас полный ажур пока, но вы старайтесь не звонить часто, особенно сегодня. Всё. До свидания.

Затем стали звонить разные люди, откуда-то узнавшие номер телефона Романа. Видя на определители номеров телефона, незнакомые сочетания цифр, Роман прерывал связь, а потом вовсе выключил телефон. То же самое сделала и Алина. Теперь они могли спокойно загорать, разговаривая о всяких пустяках. Но о пустяках не получалось. Слишком важным было происходящее, чтобы о нём не говорить.

— Понимаете? — говорил Роман, растянувшись во весь свой рост на топчане и обращаясь к Алине и Александру, — Я хотел сделать доброе дело.

— И ты его сделал, — решительно прервала его Алина. — Не думай ничего плохого. Ты спас меня, а это добро.

— Это правда, Алиночка. Но вот что я понял из создавшейся ситуации. — Роман положил руку на голову подруги, которую, впрочем, можно было бы называть и женой. — Учёный обязан предусматривать абсолютно всё, то есть все последствия. Это как и в политике. Начали у нас в стране перестройку, не подумав, не рассчитав, как воспримут люди внезапные перемены, и вот развалилась держава, кто-то, возможно, подсчитывает, сколько людей погибло по этой причине, однако не говорят пока, расскажут через десятки лет. А ведь это неправильно. Так и я думал в одном направлении. Эгоистично думал.

— Какой же это эгоизм? — вмешался в рассуждения Романа Александр. — Ты же хотел помочь другому, а не себе?

— Ты верно говоришь, но не совсем.

Роман перевернулся на спину, подставляя солнцу крепкую молодую грудь спортсмена.

— Я, конечно, думал об Алине, но ведь я люблю её, значит, думал и о себе. Хотел, чтобы она была со мной. А это, извините, чистой воды эгоизм.

— А я не согласна с тобой, Рома, — сказала Алина, приподнявшись на локти и глядя Роману в глаза. — Я ведь тебя знаю лучше всех. Если бы на моём месте был кто-то другой и ему нужна была бы твоя такая же помощь, ты что, не стал бы изобретать? Стал бы, я уверена.

— Стать-то стал бы, — подтвердил слова Алины Роман, — но, наверное, тогда подумал бы и о других.

— Ну что делать, Рома? — Алина погладила рукой грудь любимого ею человека. — Любовь, если она настоящая — это такое чувство, которое порой ослепляет человека, потому что не зависит от его сознания. Ты же именно это и сделал со всеми своей ракетой — усилил те чувства в людях, которые были, но в зачаточном состоянии. Ты же не ненависть вызвал, а любовь. Это великое чувство, на котором держится жизнь.

— Алина, тебе надо быть адвокатом, — сказал Александр. — Ты очень убедительна в своей защитной речи.

— А я им и буду, — уверенно ответила Алина. Потому и пошла работать в милицию, чтобы сдать школьные экзамены и поступить в юридический. У меня теперь одна дорога.

Май и начало июня в Крыму выдались тёплыми. Вода в море успела прогреться до двадцати одного градуса. Молодые люди купались вдоволь. Ближе к вечеру Грамотееву позвонил Заглядов.

— Отдыхаешь?

— Так точно…

— Без формальностей, дорогой, — прервал его полковник. — По-моему, предстоят большие трудности. Вмешалась международная политика. Местные власти имеют свою точку зрения на наш вопрос. Кто-то их там подзуживает. Появилась нота. Начинается скандал. Я это к тому рассказываю, чтобы ты там всё имел в виду. На месте-то видней. Боюсь, что к вам ринулась толпа специалистов разного профиля и разных стран. Едет даже американский журналист из журнала «Нэйшнл Джиографик». Не известно точно, к вам ли, но я нутром чувствую, что он такой же журналист, как я профессор педагогики.

— Ну, вы точно профессор, — вставил лейтенант.

— Ай, ладно. Не до комплиментов сейчас. Боюсь, что Украина начнёт ставить палки в колёса, и вы не сможете так просто выехать. От них этого можно ожидать. Кроме того, как мне только что сообщили, кроме наших, к вам направились и их структуры. Это чревато большими неприятностями. Дипломатия, штука тонкая.

— Сергей Степанович. — Грамотеев словно запнулся, обдумывая внезапно родившуюся мысль, так что полковник нетерпеливо спросил:

— Ну что ещё? Чего молчишь?

— Сергей Степанович, — повторил Грамотеев, — а что если нам сейчас же смотаться отсюда?

— Куда? В пещеры что ли?

— Нет, но тут нужна ваша срочная помощь.

— Говори быстрее! В чём идея?

— Вчера во время нашего обеда у тёти дядька мой сказал, что его брат, капитан корабля только что вернулся с учений в соседний город. Вот если бы ему дали указание сверху взять нас к себе. Это же другая территория. И кто нас там возьмёт?

Полковник чуть не задохнулся от радости.

— Слушай, я не успеваю тебя повышать в звании за твои идеи. Это гениально. Сейчас же, не дожидаясь приезда гостей, дуйте туда. Во всех случаях это выход. Дяде скажи, пусть он позвонит брату, чтобы встретил и принял вас хоть временно. Придётся, конечно, кое-что раскрыть ему. Разрешаю. Я тут узнал, да и ты, конечно, в курсе, что он из наших бывших кадровых. Скажи ещё, чтобы устроил наших ребят к себе в санаторий за деньги, конечно, как отдыхающих. Остальное беру на себя. Сейчас же звоню, а вы отправляйтесь немедленно, пока вас не застали писаки и политики.

Александр говорил, отойдя, как всегда в таких случаях в сторонку. Вернувшись быстрым шагом к загорающим друзьям, сказал тоном, не терпящим возражений:

— Давайте по-военному одеваться. Вы летите пулей домой, собираете рюкзаки, а я к дяде в его кабинет. Поедем в Севастополь, от греха подальше.

Станислав Ильич внимательно слушал рассказ племянника его жены. О московской проблеме с первомайскими мальчиками он, конечно, читал, но ему даже не снилось, что сам может оказаться каким-то винтиком в этой истории. Бывший работник КГБ, хоть и по медицинской части, отлично понимал, что всякий выход военных кораблей из Севастополя отслеживается не только украинской стороной, но и разведками разных стран. Даже для получения разрешения на посещение корабля посторонними людьми требуется особая санкция. А тут вывоз за пределы Украины.

— Не могу сказать с уверенностью, что твой вариант получится, — сказал он, обнимая племянника за плечи. — Дело очень серьёзное. Брату всего рассказывать не буду. Не телефонный это разговор. Но устроить вас на время попрошу, и он набрал номер телефона в Севастополе.

— Вася, привет! У меня к тебе огромная просьба и, я бы сказал, срочная. У меня тут Саша из Москвы. Да, Танин племяш. А с ним двое друзей, от одного из которых не только Москва, но и другие стоят буквально на ушах. Понял?

— Догадываюсь. Неужели правда?

— Получается, что так. Нужно их надёжно принять сегодня же до получения команды свыше, а она, как я понял, поступит. Сможешь?

— Что за вопрос? Присылай.

— Я их отправлю своей машиной. Куда их, в гостиницу?

— Нет, так нельзя. Давай прямо ко мне домой. Твой шофёр знает.

— Слушаюсь, домой! Спасибо. Перезвони, как приедут.

Через час машина главврача санатория «Форос» направилась в сторону Байдарских ворот. Есть такие интересные ворота, пробитые некогда в скале на пути в Севастополь.

Кошки-мышки

В прежние времена, когда дети не сидели за компьютерами и почти всё свободное время проводили на воздухе, у них была такая игра в кошки-мышки, когда мышки прячутся, а кошки ищут. Здесь у взрослых получалось почти так же. Уже темнело, было около десяти вечера, когда омоновцы прибыли на седане в Форос. Попытки подполковника Захватова связаться с Науковым по телефону не удавалась. В трубке звучало, что абонент в данный момент не доступен. Он позвонил в Москву Заглядову.

— Сергей Степанович, мы на месте, а куда и что, не знаю. Дозвониться не могу.

Заглядов успокаивающим голосом сказал:

— Всё нормально, Григорий Иванович. Отправляйтесь в санаторий. Там вас уже ожидают в приёмной отдыхающих. Отдыхайте на здоровье. О передислокации сообщу завтра. Помощь потребуется, но, кажется, в другом месте.

— Машину отправлять?

— Да, пожалуй. Потом найдём другую.

В санатории омоновцы получили два двухместных номера с видом на море, их покормили запоздалым ужином. Четверо, пользуясь редким случаем, прошлись к морю подышать воздухом и легли спать.

Куратор получил свежую информацию при подъезде к Форосу у самого поворота к посёлку с трассы Ялта — Севастополь. Ему пояснили, что акция переносится в другой город, куда ему следует направиться и остановиться там в гостинице в ожидании следующего сообщения.

Он тут же связался с Михальским, направив и его в Севастополь.

Мак-Алистер в костюме серого цвета, с наклеенными усами, приклеенной горбинкой на носу и надетым на голову париком был совершенно неузнаваем, что и сбило с толку майора Быстрова, отправившегося назад к турбазе искать пропавшего клиента.

Американец тем временем, выждав, когда стоявшая впереди машина седан отправилась вниз с Ай-Петринской яйлы, и убедившись, что сзади никаких машин пока нет, завёл двигатель бежевой Вольво и покатил тихонько по серпантинной дороге до места, которое и искал. Стена ограждения здесь была сломана недавней аварией. Кто-то не вписался в поворот на большой скорости. Это было место, прозванное местными жителями тёщиным языком за крутизну поворота, напоминающего острый язык. Не выключая двигатель, Джон, достал с заднего сидения рюкзак, вышел из машины, открыл багажник, ещё раз оглушил пришедшего в сознание водителя, вынул его оттуда и усадил на переднее кресло рядом с водительским. Сняв с рук и ног стягивающие жгуты, а так же наклейку со рта, сел за руль, отъехал немного назад и, включив скорость, направил автомобиль прямо на пролом в ограждении, выскочил на ходу и ухватился за свисающие ветви кустарника. Вольво покатилась, переворачиваясь далеко вниз. Не скоро, может быть, заметят новую аварию.

Омоновцы были уже далеко внизу и не видели падения автомобиля. Сзади машин пока не было. Мак-Алистер надел рюкзак и пошёл по асфальту вниз. Он понимал, что хотя бы украинские силовые структуры должны проезжать этой дорогой. Пока никого не было, Джон позвонил жене.

— Есть новости?

— Есть, Джон. Мне только что сообщили, что зарегистрированы звонки полковника в военное морское ведомство. Но уже поздно. Разговаривал с какими-то высокими чинами по домашним телефонам, а потом он же звонил в Севастополь. И генерал, которому он звонил, тоже связался с Севастополем.

— Это любопытно, — сказал американец. — Чего это они в такое время военными занимаются? Не хотят ли они их использовать для чего-нибудь? Спасибо за новость, Кэт. Спокойной ночи!

— Как хвост?

— В порядке. Его нет. Бай-бай!

Со стороны Ай-Петри засветились фары спускающейся машины. Американец поправил на спине рюкзак и бодро зашагал вниз. Когда машина вывернула из-за очередного поворота, Джон поднял руку, голосуя. Машина остановилась. В ней ехал Михальский.

— Но мы не в Ялту, — предупредительно сказал водитель. — Едем в Севастополь.

Джон, успевший после столкновения машины в дороге снять парик и гримировку под татарина, сел рядом с Михальским и протянул руку для знакомства:

— Мак-Алистер, можно просто Джон — журналист «Нэйшнл Джиографик». — Слышали о таком?

Михальский пожал руку американца:

— Михальский. Григорий. Можно просто Гриша. Артист.

— Интересно, — проговорил американец. — А почему вы едете в Севастополь через Ай-Петри. Так разве ближе?

— Нет, конечно, — ответил разговорчивый водитель. — Сначала клиент попросил поехать в Форос, а потом неожиданно переменил планы и просит ехать в Севастополь. Вот и делаем кругаля.

«Любопытно, — подумал американец, — как можно вдруг менять планы», но вслух он сказал иначе:

— У вас, Гриша, характер, наверное, как у женщины, у которой настроение меняется чаще, чем погода в мае.

Не видя никакого подвоха в сказанном, не зная приёмов выпытывания сведений, Михальский спокойно ответил:

— Не совсем так, Джон. Всё очень просто: задание было в одном месте, потом перенесли в другое.

— Как в сказке про птицу, которую искали в одном месте, а она перелетела в другое. Так что ли?

— Можно сказать и так в данном случае. Птичка вылетела из клетки, попробуй поймать её, когда она летает. — И Михальский громко рассмеялся. Ему понравилось собственное сравнение.

— А вы московский артист? — спросил, казалось бы, о другом, американец.

— Да, из Москвы.

— И шефы тоже в Москве?

— Естественно.

— А откуда же им известно, что птичка была в Форосе, а теперь в Севастополе?

— Им всё известно. Но про птичку я просто к слову сказал, — спохватился Михальский, мысленно выругав себя за болтливость.

— А-а-а! — протянул американец. Вы же артист. У вас просто изменилась концертная площадка. В Севастополе больше заплатят.

— Надеюсь, что так, — сказал Михальский. — А вы то сами куда едете?

— Я как раз тоже в Севастополь. Мне очень повезло с вашей машиной. С удовольствием посмотрю ваше выступление. Приятно видеть на сцене человека, с которым вместе ехал в машине. А в каком жанре вы выступаете? Читаете? Поёте? Или фокусы показываете?

Михальский никогда не терялся в разговорах. Выдумывать на ходу было его профессиональной привычкой. Придумывал ответы он быстро и складно.

— Вы меня не так поняли. Я не выступаю на сцене. Но меня называют артистом на работе, потому что умею хорошо исполнять свои обязанности.

— О, это совсем другое дело, — сказал американец уважительным тоном. — Артист в работе не менее почётно, чем артист на сцене. Для меня, как журналиста самого популярного американского издания это даже интереснее. Хотите я о вас напишу и поместим там ваше фото. Будет отличная реклама.

Михальский не сдержал своего испуга:

— Нет, что вы? Этого-то мне совсем не надо. Как-нибудь обойдусь без рекламы.

— Ну, фотографию можно отменить, — как бы нехотя согласился Джон. — А статья о вас может быть вам выгодным делом, так как я обычно плачу герою статьи наличными в долларах.

Деньги были слабостью Михальского. А тут даже не деревянные, как принято говорить о рублях, а доллары прямо в руки. Он стал думать, о чём можно было бы выдумать корреспонденту для вызова у него большего интереса. И тут ему пришла блестящая мысль — а не продать ли ему тайну первомайских мальчиков и возникшие из-за них проблемы. За такую информацию можно дорого запросить. Прикинув мысленно все за и против, он решил, что кое о чём рассказать можно, умалчивая о некоторых деталях, и, хлопнув себя по колену, сказал:

— Есть у меня для вас наиинтереснейшая история, но очень дорогая. Однако не буду рассказывать её в машине. Лучше приедем в Севастополь, устроимся в гостинице, там и поговорим, если желаете.

— Это меня вполне устраивает, — ответил спокойно американец, — хотя в душе ликовал, догадываясь, что совершенно случайно попал на верного человека.

Майор Быстров добрался до турбазы «Орлиный залёт» в совершенно плохом настроении. Весь обратный путь ему казалось, что он сделал большую промашку, но где, никак не мог понять. Вопросы возникали в голове один за другим. Как мог он, профессиональный разведчик, так легко упустить подопечного? Как он пропустил машину, шедшую впереди, но оказавшуюся сзади? Если американский журналист поехал в Крым готовить материал для своего журнала, то совпадение ли то, что он поехал к турбазе «Орлиный залёт», куда устремились омоновцы? Если Мак-Алистер решил найти Романа Наукова, то откуда он узнал, что надо ехать к турбазе? Ну, это можно предположить, что американец сумел вычислить. И тогда вполне возможно, что он решил не останавливаться на самой турбазе, а подойти к ней со стороны и потому проехал немного дальше. Если это так, то он сейчас там.

Но на турбазе Мак-Алистер не появлялся. Подозрение о том, что американец обхитрил Быстрова, становилось всё очевидней. Чтобы прояснить ситуацию, майор позвонил в своё московское управление. Назвав себя дежурному, он попросил срочно выяснить в технической службе, были ли в этот день звонки с мобильного телефона Мак-Алистера в американское посольство.

Очень скоро ему ответили, что было два звонка с Украины.

— Есть ли запись переговоров? — спросил он быстро.

— Есть.

— Зачитайте.

Текст разговоров Мак-Алистера с женой потряс майора.

— В котором часу был первый разговор?

Названное время было через некоторое время после прилёта в Симферополь. Очевидно, звонил с дроги. Значит, американец вычислил его во время полёта, но как это могло случиться? Никогда прежде они не сталкивались лицом к лицу. Майор поручал непосредственное слежение другим сотрудникам. А может, кто-то его проинформировал? Журналист славится широкими связями.

Запись второго разговора подтвердила догадки по первому. Американец не собирался писать статью для журнала. И он намерено избавился от майора. В памяти всплыла картина встречи на Ай-Петри. Что показалось тогда подозрительным, но ускользнуло от сознания Быстрова? Вот что: водитель машины, похожий на татарина. Почему он всё время отворачивался, стуча по колёсам ногой? Не был ли это сам Мак-Алистер в парике и с наклеенными усами? Очень похожа фигура. Однако где же тогда водитель машины? Это вопрос.

Дежурный федеральной службы безопасности продолжал оставаться на связи.

— Вот что я вас попрошу, — сказал Быстров, — свяжитесь, пожалуйста, с Заглядовым из министерства внутренних дел и скажите, что есть реальная опасность вмешательства иностранной разведки. Хотелось бы с ним срочно переговорить и обсудить проблему.

Не прошло и десяти минут, как Заглядов звонил Быстрову.

Он обратился к нему по имени отчеству:

— Семён Семёнович? Заглядов беспокоит. Мне передали вашу просьбу. Эта информация для меня неожиданна. Чем могу помочь?

— Я в Крыму. Мой подопечный направляется, как я понял, для встречи с вашим объектом. Мне нужно точно знать, где этот объект, чтобы предупредить их контакт.

— Понял, Семён Семёнович. Рекомендую отправиться в город-герой. Там мы договариваемся об их эвакуации морским путём. Им Директор помогает. Держите связь с моей бригадой через Григория. Он мне доложил о вашей встрече, но полагал, что у вас другая миссия.

— Я тоже так сначала думал, но вижу, что пути скрещиваются. Какой у Григория телефон?

— Называю по буквам. Ли-Мо-Ны-Да-Ме-Му-За-Ба-Бу-Ле.

Вряд ли кто из незнающих этот шифр мог бы скоро догадаться из этой фразы-абракадабры, что номер продиктованного телефона 8-904-993-118, а суть такой шифровки была проста. Использовался русский алфавит по принципу: каждая цифра соответствует месту согласных букв без учёта гласных, которые вставлялись после согласных в произвольном порядке.

Иногда при этом получались очень смешные предложения, которые тем больше препятствовали пониманию номера телефона. Быстров, разумеется, с шифром был знаком и сразу понял, по какому номеру нужно связываться с подполковником Захватовым.

— Однако имейте в виду, — поспешил уточнить Заглядов, — что он пока там, куда и направлялся, и в случае попутного морского ветра мы их перенаправим. Но вам, очевидно, лучше быть пока поближе к объекту. Он находится сейчас в гостевом доме с городским именем. Я понятно объяснил?

— Вполне.

— Не буду давать вам телефон персонального опекуна. Он включает мобильник, только когда звонит мне. Будем вам признательны за помощь. В связи с осложнившейся ситуацией, хватит ли у вас сил?

— Боюсь, что нет, но я буду поправлять положение. Закажу себе бицепсы, да не знаю, сколько воды утечёт за это время.

Под заказом бицепсов майор подразумевал, что вызовет к себе помощников.

— Будем надеяться, что наводнения не будет, — пошутил в тон майору полковник.

— Мне кажется, что Григорию лучше бы всё же к утру быть рядом. Мой клиент слишком опытен. Боюсь, что мои ребята явятся не так скоро, и на всякий случай хотелось бы иметь поддержку поблизости.

— Хорошо. Я распоряжусь.

Быстров отправился в Севастополь и уже почти не сомневался, что встретит там своего хитрого обманщика Мак-Алистера. Стало понятным, прежде всего, что американец гораздо опаснее, чем предполагалось, и справиться с ним одному будет трудно. Кроме того, Быстров почувствовал, что придётся, если не арестовывать журналиста, то во всяком случае запретить его въезд в Россию, как персоне нон-грата.

Зайдя к дежурной турбазы, майор позвонил в милицию Бахчисарая. Представился работником спецслужбы Москвы и сообщил, что перед ним ехала бежевая Вольво. Назвав номер машины, попросил выяснить, возвратился ли домой водитель, который вёз американского журналиста от аэропорта в сторону Фороса. Дав номер своего мобильного телефона, просил проинформировать по возможности.

Белая «тойота» ожидала майора. Он поехал в Севастополь другой, более короткой дорогой.

Украинские беркутовцы на своих Ауди въехали в посёлок Форос, не представляя, куда отправляться дальше. Прошло более часа пока они созванивались со своим начальством в Киеве, те с человеком, который их информировал, он с Мак-Алистером, уже находящимся на пути в Севастополь. Американец сообщил об изменении ситуации и возможной отправки Наукова морем, используя военный корабль. Это известие, не задерживаясь, попало в средства массовой информации Украины, а в политических структурах готовилась очередная нота протеста. На европейской территории земли лежала летняя ночь.

Ура Севастополю!

Василий Ильич радостно встретил гостей, выделив Наукову с невестой отдельную комнату в большой, но, как он, смеясь, сказал, не резиновой квартире. Племянника разместил в просторной прихожей на раскладушке.

— Ставим тебя на охрану, Сашок, — скомандовал капитан полу серьёзно, полу шутя.

Снимая рюкзак с плеч, Роман по привычке учёного интересовался вопросами, не имевшими к нему прямого отношения:

— Василий Ильич, а почему бухта, в которую мы приехали, называется Камышовая? Улица, как я понимаю, названа в честь газеты «Правда», а бухта. Вряд ли у моря камыши растут?

— А ты помимо изобретательства занимаешься и топонимикой?

Хозяин дома с любопытством смотрел на молодого человека, ставшего знаменитым на весь мир и вот интересующимся такими простыми вещами.

— Ну что вы, просто мы с Алиной путешествуем, и нам всё интересно знать о новых местах. Сейчас я не учёный, а обыкновенный турист.

«Не учёный» — подумал капитан. В Москве министры ночи не спят от его науки, командование флота поднимают, как по тревоге, чтобы вывезти учёного в Россию, а предмет их беспокойства спокойно спрашивает, почему бухта, куда его привезли на ночь, называется так, а не иначе. Ему, видите ли, это интересно, как туристу. Такое впечатление, что парень не сознаёт, какой наделал тарарам. Но эти свои мысли капитан Директор оставил при себе, отвечая на заданный вопрос:

— Насчёт улицы ты, как турист, конечно, не ошибся. А что касается камыша, то тут у тебя вышла промашка. Камышовой наша бухта названа именно потому, что когда-то здесь было очень много камыша. Сейчас его почти не найдёшь, так всё кругом изменилось застройками. Вообще о нашей бухте можно много рассказать интересного. Будем идти в Россию, по пути просвещу тебя, если интересно. Сто лет назад, ещё в до советской России, здесь был морской воздухоплавательный парк Черноморского флота, а потом испытательный полигон по использованию воздушных шаров боевыми кораблями. Так что вы находитесь сейчас в очень интересном историческом месте. Но об этом потом.

Наскоро поужинали, перекинувшись несколькими фразами, и улеглись спать под заключительную фразу хозяина:

— Утро вечера мудренее. Завтра разберёмся, куда кого.

— Нас обязательно вместе! — запротестовала Алина. — Василий Ильич, я его без себя никуда не пущу.

— Вместе, конечно, — улыбнулся капитан. — Устраивайтесь и спите. Спокойного вам сна, бузотёры. Такой тарарам подняли.

Утром за командиром корабля пришла, как обычно, машина. Уходя, он распорядился молодым:

— Сидите, как мышки. Ни шагу из квартиры без моей команды!

Он был начальник. Командовать вошло в привычку. С женой, правда, говорил мягче:

— Кисонька, оставляю бригаду на твоё попечение. Пожалуйста, никаких соседок и знакомых сегодня. Скажи, что занята.

Высокая стройная блондинка, красивая не только фигурой, но и лицом, на последнюю просьбу мужа с некоторой долей ехидства ответила:

— Ну, уж как-нибудь, Васенька, разберусь. Небось, тоже голова на плечах имеется, хоть и глупая, как тебе кажется. Покормлю, напою, не волнуйся.

Капитан подозрительно глянул на жену, но промолчал и закрыл за собой дверь.

Спустя несколько минут в дверь позвонили. Людмила Викторовна, так звали хозяйку дома, заторопилась к выходу, говоря по пути:

— Не переживайте, ребята, это соседка, но я её сюда не пущу.

Из прихожей донесся шёпот, длившийся довольно долго. Наконец, входная дверь хлопнула, и Людмила Викторовна вошла, довольно улыбаясь и говоря:

— Ничего здесь нельзя скрыть. Все всё видят и знают. Пришла соседка из квартиры напротив. Там у нас семья мичмана живёт. Такие хорошие люди. Они к нам недавно переехали. Раньше у них совсем плохая квартира была. Но как попали к Васе, он сразу предложил поселить рядом своего человека. У них там была развалюха какая-то в коммуналке, а тут просто хоромы. А раньше у нас тут жил временно тип из городской администрации. Он пошёл на повышение и ему дали квартиру в центре города на улице Ленина. Но там плохо: очень шумно. Здесь красота!

Людмила Викторовна сыпала словами, не останавливаясь. Сразу было заметно, что поговорить было её слабостью.

— Соседка, конечно, за солью приходила? — остановил поток слов, Грамотеев, уже предчувствуя что-то нехорошее.

— Да, нет. Пришла просто поболтать. Она каждый день приходит. Увидела вчера в глазок, что вы приехали, дождалась отбытия Васи и сразу ко мне. Но я ей ничего не сказала. Объяснила, что это государственная тайна, так что нечего ей соваться сюда.

— Какая тайна? — возмутился Александр. — Зачем вы ей так сказали? Теперь она побежит всем трезвонить об этом.

Людмила Викторовна была не из робкого десятка и всегда готова была на одно слово ответить доброй сотней:

— А что я такого сказала, Саша? Ну, тайна. Могут же быть у моего мужа государственные тайны? Он не просто военный человек, а капитан. А соседка тоже жена военного моряка. Что ж она не понимает что ли? Да я её предупредила, чтобы никому не говорила. А ты не кипятись. Садитесь лучше завтракать. Я вас винцом угощу и красной икорочкой. С утра очень полезно. Икорочку привёз недавно старшина с Дальнего Востока. Он туда ездил в отпуск. Представляете, в отпуск на Дальний Восток? Целую литровую банку настоящей кетовой икры привёз. Это не то, что у нас продаётся. Не знаешь, что ешь.

Домашняя красавица быстро расставляла на столе приборы, когда позвонил телефон.

Она взяла трубку:

— Да, я… Нет, ничего не могу сказать о них… Ну, просто гости из Москвы… Ничего особенного… Молодые красивые… Нет, к нам пока нельзя… Муж не разрешил…

Положив трубку, Татьяна Викторовна вернулась к столу со словами:

— Всё-таки Надька не удержалась. Теперь вот Ася спрашивает, кто к нам приехал. Какое её дело? Рвалась в гости. Вот чудачка. А вы, ребята, не стесняйтесь, — продолжала она, заметив, что сидевшие за столом молодые люди, застыли с вилками в руках. — Кладите себе жареную ставридку. Она совсем свежая. Вчера соседка, что над нами живёт, принесла целую кастрюлю. У неё сын любитель ловить на цапаря. Они на катере выходили в море, и он целое ведро принёс. Знаете, что такое ловить на цапаря? Это, значит на голые крючки. Ставрида такая глупая, что сама ловится. Давайте я вам налью по рюмашке нашего белого вина. Крымское, не какое-нибудь, а массандровское. Под белую рыбку хорошо белое винцо. Пейте на здоровье. Это чудное Алиготе. Ура Севастополю!

Ответное ура не прозвучало. Молодёжь пила молча. Занятая своими мыслями, хозяйка этого не замечала и, не останавливаясь, что-то рассказывала, перескакивая с одной темы на другую без всякой связи.

В гостиницу «Севастополь» первым из участников описываемых событий прибыл куратор. Ему заказали отдельный номер звонком из Москвы, так что он по прибытии, узнав, что Науков в гостинице не останавливался, поднялся в свой номер и оттуда позвонил в Москву. Там ему сообщили, что более подробной информацией пока не располагают. Предложили ждать до утра.

Следом за ним сюда же явились Мак-Алистер и Михальский. Двухместный номер, как они просили, им не дали. По установленному порядку иностранцев в одном номере не селили. Правда, Михальский тоже был иностранцем на Украине, но всё же русским иностранцем, а Мак-Алистер американец. Но их номера оказались почти рядом. Перекусить они уединились у Михальского, который снял с плеча сумку, достал оттуда бутылку водки, воблу и половинку белого батона.

— Вот такая у нас сегодня простая русская закусь. Выпьем, и я расскажу тебе историю, за которую ты, Джон, отстегнёшь мне, надеюсь, приличные доллары.

Слово «доллары» Михальский произнёс с ударением на букве «а».

Номер был стандартный. Недавно проводился ремонт, сантехника вся зарубежная, холодильник и телевизор тоже не отечественного производства, на стенах красивые плафоны, кровати застелены одеялами с цветными узорами, на столе стеклянное блюдо с графином и двумя стаканами. Плотные портьеры закрывали широкое во всю стену окно.

Воспользовавшись туалетными удобствами, гости сели за стол, разлили водку по стаканам, и Михальский рассказал Джону, что получил задание от своей фирмы пригласить Наукова к себе на работу, обещая огромный гонорар. Лучше истории Михальский выдумать просто не смог по причине своей не очень высокой грамотности, не вышедшей за пределы средней школы.

Мак-Алистер сделал вид, что поверил в историю, чувствуя, что фактически собеседник ломает перед ним комедию. Напоив Григория почти до бесчувствия, при отсутствии хорошей закуски это было сделать не трудно, сам американец едва пригубил водку, заменив её в своём стакане на воду, и тогда узнал из бессвязной речи опьяневшего в конец парня всю правду его деятельности и про то, что он был мелким воришкой и шулером, и про нефтяную компанию. Но как бы ни был пьян Михальский, он ничего не сказал про задание устранить молодого учёного, мешавшего почему-то его шефу. Поэтому американец принял своего знакомца за своего рода конкурента, но очень слабого, и не стал переживать на этот счёт.

Ещё ночью, устраиваясь в гостиницу, Мак-Алистер получил информацию от администратора о том, что его друг, как он назвал Наукова, в их отеле не появлялся. Утром Джон с трудом разбудил Михальского, и они спустились в ресторан позавтракать. У администратора Мак-Алистер получил подтверждение о том, что его друг Науков всё ещё не появлялся.

Американец заметил сидящего в кресле фойе мужчину, который спокойно дремал, прикрывши лицо газетой.

«Странные русские, — подумал он, — спят, как попало и где попало». Он часто видел спящих и на садовых скамейках, и у остановок или даже на площадях у фонтанов. При этом не всегда это были пьяные люди.

В данном случае Мак-Алистер крупно ошибся. Под газетой было вовсе не дремлющее, а давно пробудившееся лицо его преследователя. Майор накрыл лицо газетой, как только увидел фигуру американца.

Быстров прибыл в гостиницу «Севастополь» тоже ночью чуть позже Мак Алистера и, предъявив своё удостоверение, получил всю необходимую ему информацию. Севастопольцы в преимущественном своём большинстве к московским гостям и особенно правоохранительным органам относились очень положительно, всякий раз смотря на них, как на своих защитников.

К своему удивлению майор узнал, что Науков здесь не останавливался, а американец приехал не один, а с каким-то Михальским и даже оплатил его номер вместе со своим за двое суток, хотя сначала просили один двухместный. Просмотрев лист регистрации Михальского, Быстров списал паспортные данные и у себя из номера позвонил в Москву с просьбой срочно выяснить, что это за человек. Ночью его разбудил звонок из столичного управления. Дежурный сказал, что удалось выяснить криминальное прошлое Михальского, которое он отработал в лагере, но парень больше не задерживался. Сначала милиция потеряла его след, а потом один из арестованных грабителей сообщил, что Щуплый, как они звали Михальского, сменил фамилию на Адамовича, находится на фартовом месте и оказывает содействие в качестве наводчика за определённый процент. На него заведено дело в пособничестве грабежам.

«Значит, уголовник. Хорошая компания у разведчика», — подумал майор и заснул. Утром встал по привычке рано, убедился у администратора, что его клиенты не выходили. Позвонил по смешной фразе «Лимоны даме, муза бабуле», то есть Захватову.

— Григорий, вы здесь или ещё там?

— Здесь-здесь, в гостинице, рядом.

— А машина где?

— Тоже здесь.

— Надо бы её за угол убрать. Очень уж заметная.

— Она там и стоит. Это мы понимаем. Но у нас теперь другая. Мы на Волге.

— Ну, спасибо. А то я переживаю. Мой подопечный слишком ушлый. Не знаешь, какой фортель выкинет. Ты не светись особенно, но будьте наготове в любую минуту.

— Ладно. Ребята, конечно, недовольны, что спать пришлось в машине, а не у моря, но такова наша доля. Привет!

Быстров позавтракал и сел в фойе в ожидании. Настойчивый интерес, проявленный Мак-Алистером к личности учёного, уже давал основания, по мнению майора, к аресту иностранца. Его подход с вопросом к администратору он снял скрытой камерой.

Мак-Алистер после скорого завтрака поспешил к себе в номер, позволив Михальскому в одиночестве допивать кофе, нашёл в компьютере номер телефона старой знакомой журналистки.

— Это Ася? — спросил он, услышав приятный женский голос.

— Да, Ася. А кто это?

— Я очень рад вас услышать. Вы помните вашего американского друга из журнала «Нэйшнл Джиографик»? Мы с вами пили шампанское на Ай-Петри.

— Ой, конечно, Джон! Откуда вы?

— Я у вас в городе. Приехал, чтобы встретиться с московским учёным, о котором все говорят сейчас. Хочу первым написать о его открытии.

— А вы знаете, где он?

— Нет пока.

Мак-Алистер хотел попросить журналистку помочь ему в поисках, но не успел, как услышал восторженное:

— А я знаю. Вернее, думаю, что знаю. Мне только что позвонила подруга и сказала, что вчера поздно вечером к её соседу, капитану корабля, приехали странные гости, к которым муж запретил пускать даже соседку. Я позвонила Людмиле, мы с нею тоже знакомы, но она и мне ничего не сказала, кроме того, что муж не разрешил. Уверена, что это они и есть: Науков и его подруга. Хоть она и не разрешила к ней ехать, я всё же собираюсь туда.

Это был тот самый уникальный случай, на который всегда рассчитывал американский разведчик. Удача сопутствует ищущим. Он договорился с Асей о встрече и обещал подвезти её. Она восторженно кричала в трубку:

— Джон, замечательно. С тобой она обязательно впустит. Ты не знаешь её. Она так хочет прославиться.

Мак-Алистер решил взять с собой Михальского. Вообще с мелкими воришками и мошенниками он предпочитал не связываться, но в данном случае он мог пригодиться. Зайдя в его номер, он весело улыбнулся пришедшему с завтрака Григорию, достал из кармана несколько сотенных долларов, небрежно бросил их на стол, сказав:

— Это задаток. А сейчас мы поедем с тобой к Наукову. Я знаю, где он. Познакомимся.

Свою программу Мак-Алистер наметил не очень конкретно. В общих чертах план был таким: встретиться с Науковым, уговорить его придти к нему в гостиницу, а дальше действовать по обстановке. Главное, нужно было хотя бы познакомиться и понять, что он за человек.

Спустившись в фойе, он спросил администратора:

— Не скажете ли мне, где можно взять такси.

— Я вам закажу, и через минуту оно будет здесь.

— Буду вам благодарен. Позвоните, пожалуйста.

Администратор набрала номер телефона заказа такси, попросила машину и, обращаясь к американцу спросила:

— Куда будете ехать?

— Это обязательно вам? — удивился Джон.

— Здесь спрашивают. Так принято у них, чтобы знать, какую машину подать.

— Мак-Алистер недовольно назвал улицу Правды. Ася должна была ожидать его у дома капитана, как договорились.

Администратор вежливо улыбнулась, назвав номер машины и предложила:

— Можете выходить. Машина подъезжает.

Видя, как оба постояльца выходят из гостиницы, администратор позвонила в номер Быстрова:

— Они вышли, едут в Камышовую бухту на улицу Правды, — и назвала номер машины, заказанной американцу.

Майор на бегу из номера позвонил Захватову, попросив следовать за ним, и сказал, куда едет.

— Боюсь, что клиент более осведомлён, чем мы, — говорил он, сбегая по лестнице.

На улице он появился, когда американец с Михальским садились в поданное такси.

Быстров чуть задержался в дверях, чтобы его не заметили. Через минуту он уже ехал в ожидавшей его с семи утра машине. Не успел оглянуться, как их догнала Волга омоновцев. Оперативность Быстрову понравилась.

Захватов не стал докладывать куратору о выезде. У него не было такого распоряжения, да и пока не о чем было сообщать. Ехали за американцем на всякий случай.

Михальский тоже не обязан был звонить куратору о каждом своём шаге. И всё же, сидя в машине, он хотел ему позвонить, но Мак-Алистер отсоветовал:

— Нет необходимости. Когда познакомимся, доложишь. Это лучше. А вот я одному другу позвонить должен и, в который раз набрав киевский номер телефона, он быстро, как мог, сообщил, что находится в Севастополе и назвал улицу, номер дома и квартиры, которые узнал от журналистки Аси.

В ответ услышал то, что и ожидал:

— Спасибо, Джон. За услугу рассчитаемся. Они уже в пути к вам. Но я дам команду и в Севастополь.

Мак-Алистер понял прекрасно, что речь идёт о беркутовцах, которые сидят в Форосе и силах безопасности в Севастополе. Это его устраивало.

Михальский согласился не звонить куратору. Он считал теперь американца до поры до времени своим начальником.

Подъехав к дому, возле которого стояла элегантно одетая молодая женщина с букетом роз, Мак-Алистер остановил такси, расплатился с водителем.

Ася подбежала к американцу, сияя радостью и вручая ему букет.

— Ну что вы, Ася, зачем? — как бы смущаясь, сказал Джон и обнял прильнувшую к нему женщину.

— Да это я не вам, — рассмеялась Ася. — Вы не подумали о том, что идёте к дамам, а я учла этот момент. К нашей Людмиле без цветов идти всё равно, что нанести ей оскорбление.

— Но там ведь ещё есть дама? — не то спрашивая, не то утверждая сказал американец.

— Ах да, молодой человек приехал с девушкой, — спохватилась Ася. — Но цветы продаются вон там на углу. Я куплю ещё один букет.

— Нет, уж позвольте сделать это мне, — галантно возразил американец и пошёл к указанному углу.

Через пять минут он уже возвращался с не менее красивым вторым букетом. Первый он передал Михальскому. В руке у него была и бутылка шампанского, которую он купил в оказавшемся совсем рядом продуктовом магазине.

— Вот теперь полный порядок, — радовалась Ася. — Мужики с цветами и вином, а я с конфетами. Попробуй, откажи в приёме.

Занятые подарками, никто из троицы, даже американец, не обратил внимания на проехавшие мимо и остановившиеся чуть впереди у другого дома белую «тойоту» и каштанового цвета «Волгу».

Быстров сразу заметил, что рядом с Мак-Алистером и его попутчиком стояла женщина.

Когда все трое скрылись в подъезде, Быстров вышел из своей машины и направился к омоновцам. Оценивая ситуацию сказал:

— Григорий Иванович, клиент встретился с женщиной, а в руках у мужчин цветы. Можно подумать, что это свидание со старой знакомой, но зачем тогда здесь Михальский, и почему два букета и шампанское? Это загадка. К кому они пошли? Вы посидите, а я пройду в подъезд, может, там что узнаю.

Быстров осторожно открыл дверь подъезда, в которую вошли Мак-Алистер с Михальским и женщиной. На лестничной площадке никого не было. Наверху послышались голоса:

— Ася, я же просила не приезжать, — раздался возмущённый женский голос.

— Людочка, я не одна. Со мной американский журналист из журнала «Нэйшнл джиографик». Ты же читаешь его? — отвечала, очевидно, та, что стояла только что на улице.

— В самом деле? Вот это сюрприз.

И тут же последовал хорошо знакомый Быстрову голос Мак-Алистера:

— Хозяюшка, мы с цветами для вас и с шампанским. Хотим только задать несколько вопросов вашим гостям и тут же уйдём, если не возражаете.

— О! — послышалось в ответ, — такие гости. Проходите, пожалуйста.

Быстров глянул бегло на ряд почтовых ящиков. Надпись на одном из них бросилась в глаза: «Директор В.И.». Из глубины памяти всплыли слова Заглядова: «Им Директор помогает». Вот что? Директор это фамилия, а не должность, как подумал Быстров. На ящике стоял номер квартиры восемь. По две квартиры на этаж, стало быть, этаж их четвёртый. И по звуку голосов похоже, что так.

Майор возвратился к Волге, в которой сидели омоновцы, и доложил обстановку:

— Прежде всего, хочу сказать, что Науков без сомнения здесь. Это факт. Четвёртый этаж, квартира восемь. Второе: вся компания направилась к ним. Я не очень уверен в том, что у меня есть все основания для ареста журналиста. То, что он связался с жуликом, ещё не повод. То, что он каким-то способом вышел на охраняемого вами человека, тоже не очень весомо, поскольку он обязательно скажет, что хочет написать статью для журнала о новом гении, а каким образом он узнал его адрес, право журналиста не рассказывать.

Звонок на мобильном телефоне отвлёк майора:

— Слушаю.

— Семён Семёнович?

— Да.

— Управление милиции Бахчисарая. По вашей просьбе о водителе открылась неприятная история. Его нашли на дороге за Ай-Петри почти без сознания. Но он рассказал, что пассажир попросил съехать в лес за турбазой и там ударом кулака или ещё чем-то оглушил его. Он очнулся в багажнике во время движения машины. Машина остановилась, багажник открылся, и он опять потерял сознание от удара по голове. Пришёл в себя и почувствовал боль во всём теле. Чудом вылез из покорёженного автомобиля и почти всю ночь карабкался вверх, цепляясь за ветки кустов и деревьев, пока не попал на дорогу, где мы его и нашли. Он не понимает, как оказался в этом районе, и почему его машина слетела с обрыва. Можно было бы подумать, что водитель сам совершил аварию, но ваш звонок наводит на мысль, что водитель говорит правду. Вы можете нам подсказать что-нибудь о пассажире? Вы говорили, что это американский журналист? Как нам его найти?

Слушая, что говорил милиционер на другом конце беспроводной связи, Быстров опять мысленно восстановил перед собой картину встречи на Ай-Петри.

— Скажите, быстро спросил он, — у этого водителя усы есть и нос горбинкой? Ему на вид лет пятьдесят?

— Нет, Семён Семёнович, это молодой человек лет тридцати, без усов. Какой нос сказать не могу — лицо всё разбито при падении машины. Я вообще не понимаю, как он выжил да ещё лез по горе. Кстати, если бы полез вниз, то наверняка улетел бы со скалы ещё дальше и ничего бы нам не рассказал. Мы установили его личность. Он сантехник из Симферополя. Иногда занимался частным извозом. Вот и довозился. Так, а что насчёт журналиста?

— Думаю, я вам помогу. Собираюсь его сейчас арестовывать. А вы приезжайте в Севастополь. Записывайте адрес.

Милиционер в Бахчисарае записал продиктованный адрес и торопливо сказал:

— Выезжаю немедленно. Ждите с клиентом. Я мигом.

— Вот и повод, — облегчённо вздохнул Быстров. — Не было бы счастья, да несчастье помогло. Журналист прокололся, на чём мы его и возьмём. — И обращаясь непосредственно к Захватову, — Григорий Иванович, наручники у вас есть? Надо на двоих.

— Это у нас завсегда с собой, — усмехнулся Захватов. — Такая профессия, что без них нельзя.

— Придётся брать обоих, — сказал Быстров, — но нужно согласие руководства.

Он позвонил в Москву, доложил обстановку. Его руководство, не медля ни минуты, связалось с МИДом. Там порекомендовали позволить украинской милиции арестовать журналиста, по подозрению в попытке на убийство гражданина Украины, тем временем МИД России объявляет Мак-Алистера персоной нон-грата по причине занятия им деятельностью, несовместимой с работой журналиста.

Что касается персоны Михальского, то его нужно арестовать. Письмо с просьбой о его экстрадиции в Россию через Интерпол уже направлено.

Ведя переговоры по телефону, майор не спускал глаз с подъезда дома, в котором находился его клиент и волновавший почти весь мир объект. Выслушав все указания и предложения, как действовать, Быстров, обратился к омоновцам:

— Пошли, ребята. Время действовать.

Генерал-куратор, сидя в гостинице «Севастополь», ничего не понимал. Клиенты, которых он курировал и чьи действия должен был согласовывать, ему не звонили. Позавтракав спокойно, вернувшись в номер люкс, он позвонил шефу, интересуясь, что ему делать дальше, сообщив, что по его данным все должны быть на месте, но он пока никого не видел.

Шеф ответил, что пока всё идёт по плану. Объект обнаружен, и генералу следует ехать по известному уже всем адресу на площадь Ушакова, где и оставаться вблизи до получения следующих указаний.

Есть такая сказка

Грамотеев Саша, Роман и Алина сидели в гостиной, рассматривая семейные альбомы фотографий Директора. На нескольких снимках был и Александр ещё совсем маленьким мальчиком. Некоторые фотографии Саша комментировал сам, о некоторых рассказывала Людмила Викторовна. Просмотр прерывался несколько раз телефонными звонками подруг и знакомых Людмилы Викторовны. Все уже прослышали о её странных гостях, и всем хотелось узнать подробности.

По просьбе Александра хозяйка квартиры на все звонки теперь отвечала коротко:

— Извините, мне сейчас некогда. Я убегаю. Перезвоните позднее.

Но тут раздался звонок в дверь.

Александр настороженно сказал:

— Прошу вас убедительно, Людмила Викторовна, к нам никого.

Тем не менее, через несколько минут в комнату вошла восторженно улыбающаяся Людмила Викторовна в сопровождении гостей. Она говорила так, будто иначе и быть не могло:

— Представь себе, Сашенька, у нас необыкновенные гости. Это знаменитый американский журналист всемирного американского журнала «Нэйшнл Джиографик». Я читаю этот журнал. Такой изумительный. А снимки какие! Так вот эти снимки делает наш гость. Я не могу придти в себя от счастья. Никогда не встречала таких знаменитых людей. А тут они в моей квартире. Как же это замечательно. Они хотят с вами познакомиться. Я думаю, это можно.

Не ожидая окончания потока слов хозяйки, Мак-Алистер протянул руку поднявшемуся навстречу Грамотееву, представившись коротко:

— Джон.

Грамотееву ничего не оставалось, как пожать протянутую руку и назвать себя так же коротко Александром.

— Григорий — так же коротко отрекомендовался Михальский, но добавил — друг Джона, топ менеджер крупной московской компании и по совместительству артист, нечто вроде мастера художественного слова.

Мак-Алистер, поставил на стол бутылку шампанского, подошёл к Алине и наклонился к её руке с лёгким поцелуем, говоря:

— Очень рад познакомиться. Джон.

Алина назвала себя, смущённая поцелуем иностранца.

Рядом стоял, не скрывающий своего удивления, Роман.

Американец весело посмотрел на парня и сказал почтительным тоном:

— Так вы и есть тот самый человек, что наделал столько шума во всём мире?

— Почему вы думаете, что это я? — спросил автоматически Роман. — Может это кто-то другой? Я самый обыкновенный человек.

— Ну-ну, не скромничайте, — сказал американец и улыбнулся широкой улыбкой, которая, как ему казалось, и он был недалеко от истины, обвораживала собеседника видимой искренностью. — Ваше имя, если я правильно скажу по-русски, сейчас у всех на усах.

— Вы хотели сказать «на устах», — улыбнувшись поправил иностранца Роман.

— Да-да, на устах. Извините. Такой трудный язык, — сокрушённо сказал американец. — Я имею в виду, что вы потрясли весь мир и особенно женщин. Я обязательно напишу об этом в своём журнале.

— А давайте сядем за стол, — предложила Людмила Викторовна. — Асенька, помоги, пожалуйста, накрывать. Ставь фужеры, рюмки и тарелки. Ты знаешь где. А я на кухню.

Грамотеев сказал покидающей комнату Людмиле Викторовне:

— Я вас очень прошу, позвоните сейчас же из кухни дяде Грише, чтобы он приезжал скорей.

Ася открыла сервант, в стёклах которого ярко отражались лучи утреннего солнца, проникавшего в комнату через широкое окно, и стала передавать посуду подоспевшей на помощь Алине, достала из бара бутылку коньяка и бутылку красного вина.

Мужчины, чтобы не мешать женщинам хозяйничать, уселись на диван. Мак Алистер, сразу узнавший по лицам не только Романа, но и Грамотеева, которого он сфотографировал с телеэкрана в компании с Заглядовым (оба тогда были в милицейской форме), не подавая виду, что знает его настоящий статус, спросил:

— Вы, Александр, тоже, наверное, учёный, как и Роман?

Грамотеев не привык задумываться над ответом. Легенду о себе, то есть то, чем у профессионалов называли выдуманную биографию, он всегда имел наготове и потому, сразу, ответил:

— Нет, я спортивный тренер. Видите мои мускулы? — и он согнул руку в локте, показывая вздувшиеся мышцы. — Тренирую любителей самбо. Сейчас в основном помогаю милиции. У меня даже есть милицейское звание и форма, хотя на самом деле я от их работы далёк.

Грамотеев считал, что легенда должна быть максимально близкой от правды, но всё же уводить в сторону, не раскрывая главной сути.

— А сами не участвуете в соревнованиях? — с любопытством поинтересовался американец, облегчённо вздохнув внутренне, решив, что потому, наверное, и видел этого лейтенанта с полковником рядом, что это был их тренер. — Может, я вас где-нибудь видел?

— Нет, не могли. Я блистал в юности, но получил травму, после которой не мог уже быть профессионалом и перешёл на тренерскую работу.

Предваряя следующий вопрос о том, как они с Романом оказались вместе в Крыму, Грамотеев, словно прочитав мысли американца, сказал:

— Мы с Романом старые друзья ещё по школе. Вместе играли в футбол и были в одной баскетбольной команде. А сюда приехали отдыхать к моим родственникам. Дядя Вася брат мужа моей тёти.

— Как это сложно сразу понять, кто кем кому является. У русских такие сложные названия в семьях. В английском гораздо проще. Мы говорим «отец по закону», «сестра по закону», и сразу всё понятно. А у вас, как это, не дверь, а… деверь, отчим, сваха.

— Сваха — это не всегда родственница, — смеясь, вмешалась в разговор Алина. — Хотя в деревнях, где ещё существует традиция сватать жениха и невесту, она бывает роднее родных. — Она обычно ищет жениха для девушки или невесту для парня.

— Да, я всегда путаю эти названия, — согласился американец.

— И не только ты, Джон. — Проявил, наконец, и свой голос, Михальский. — Мы русские сами часто ошибаемся в родственных связях. Вот представим себе такую ситуацию. Алина замужем за Романом. А у неё, скажем, есть сестра…

— У меня нет сестры, — почти обиженным тоном сказала Алина. У Романа есть.

— Ну, пусть у Романа, — легко согласился Михальский. — Не в этом дело. Я говорю о предполагаемой ситуации. Так вот сестра Романа, допустим, влюбляется в брата отца Романа и выходит за него замуж. У них рождается мальчик. Кем он будет Роману? По линии дяди — двоюродным братом, а по линии сестры — племянником.

— Это уже другая сторона вопроса, не имеющая отношения к именам родственных связей, — заметил Роман. — И важно не то, кто кому кем является, а то, кто к кому как относится. Важно чтобы все любили друг друга. Ведь порой и сын убивает свою мать вопреки всем законам природы.

В комнату вошла Людмила Викторовна, неся на подносе салаты, отдельно овощи и фрукты. Услышав только последнюю фразу Романа, она возгласила:

— Мужчины, а ну, за стол. А то уже об убийствах заговорили.

Поставив принесенные кушанья на расстеленную белую скатерть, свободно размещая салатницу и блюда со свежими помидорами и яблоками среди бокалов и маленьких тарелочек, она стала рассаживать гостей, предложив Мак-Алистеру сесть между хозяйкой дома и Асей, по правую руку от себя посадила Михальского, а молодых людей Алёксандра и Романа попросила ухаживать за Алиной, усадив их напротив.

Прежде чем занять своё место, Мак-Алистер вспомнил о фотокамере, висящей у него на груди, и высказал идею сфотографироваться всей компанией на память. Мысль понравилась, а роль фотографа вызвался исполнить Грамотеев, сказав, что из всех присутствующих он самый незначительный человек. Тут произошла небольшая заминка, так как и Михальский предложил свои услуги для нажатия на кнопку, но Людмила Викторовна крепко ухватила его и американца под руки, позвав остальных стать рядом, а Грамотеев поспешил забрать у американца его аппарат и подошёл к окну так, чтобы свет из него падал на объект съёмки, а не в объектив камеры.

Мак-Алистер обнял за плечи Романа и негромко шепнул ему на ухо:

— Вы гений, Роман. Такие люди Америке нужны. Я могу помочь. Подумайте, пока я здесь.

Роман ничего не ответил, притягивая к себе Алину.

Пока женщины наскоро прихорашивались, Александр неожиданно достал из кармана брюк маленький цифровой фотоаппарат и сделал снимок, говоря:

— Это пробный кадр любительского характера, чтобы вы смогли посмотреть, устраивает ли вас такой ракурс.

Поднося каждому аппаратик, показывая на экране получившееся изображение, он спрашивал:

— Так нормально?

Все соглашались, что ракурс хорош, но никто не был готов. В кадре кто-то занимался причёской, кто-то смеялся, Михальский вообще отвернулся в сторону.

— А я люблю живые моменты, — объяснял Грамотеев, — когда никто не напряжён и не смотрит в объектив.

— Вот и получилось, что моего лица не видно, — будто недовольным тоном сказал Михальский. — Надо предупреждать о том, что снимаете.

Он не знал, что Грамотеев успел сделать три снимка, на первом из которых Михальский не успел отвернуться, а показал всем только последний.

— Ну, ничего, — умиротворяющее произнёс Грамотеев. — Профессиональной камерой сниму с предупреждением. Своей я для пробы щёлкнул.

Вернувшись к окну, он нацелился на группу теперь камерой «Никон». Рассматривая новый снимок на большем уже экране, все отметили, что этот гораздо интереснее, но лица Михальского опять не видно, так как в самый момент съёмки после команды «Снимаю!», он поднял руку, поправить упавший на лоб чуб и перекрыл лицо. Грамотеев хотел повторить кадр, но Михальский запротестовал, уверяя, что он для истории не так важен, а шампанское греется на столе и потому пора садиться.

Возражать никто не стал, и начали рассаживаться по назначенным местам. Открывать бутылку и разливать шампанское доверили Роману, но первый тост попросил разрешения произнести Мак-Алистер.

— Я очень рад, что случайно попал на такую замечательную встречу. — Мак Алистер подчеркнул интонацией слово «случайно». — Здесь такие красивые женщины. Хозяйка восхитительна.

Русским языком американец владел дейтвительно хорошо, но акцент, выражавшийся в произношении некоторых согласных звуков, и несколько иная интонация в речи всё же выдавал в нём иностранца.

Людмила Викторовна расцвела радостной улыбкой. Американец продолжал:

— Но я хочу предложить тост за новую звезду в науке.

— Давайте, не будем об этом, — недовольно сказал Роман.

— Нет, я не могу не сказать. Мы американцы любим таланты. Они у нас не пропадают, как случается в России. Я знаю, что в вашей стране есть много интересных изобретений, но они лежат на полках бюрократов, а учёные получают гроши за свою работу. Америка страна дела. Мы умеем делать деньги даже из воздуха, но для этого надо крепко потрудиться. Талантливому учёному этого не требуется. Сиди в своей собственной лаборатории и думай, а деньги потекут, как говорят русские, в карманы рекой. Я просто журналист. Но наш журнал самый популярный в США. Тираж более семи миллионов экземпляров. Его даже президент читает. Я кое-что могу в Америке и готов помочь нашему юному гению. С его чудесной головой можно спокойно сидеть и собирать деньги. Предлагаю выпить за его успех.

— Ура! — закричала Людмила Викторовна.

— Ур-ра! — поддержала её Ася.

Но Роман встал и поднял свой бокал с шампанским над головой, призывая к вниманию:

— У нас принято иногда говорить тост алаверды. Мне хочется ответить на добрые слова гостя. Спасибо большое за предложение поехать в Америку. Но есть такая сказка. Китайский император прослышал, что живёт где-то маленькая птичка, которая замечательно поёт, и потребовал доставить её во дворец. Птица эта была соловей. Ему построили большую золотую клетку и давали вволю еды, но соловей не пел, потому что он поёт только на воле в лесу. Так вот я соловей в науке.

Роман сделал паузу, а сидевшие за столом зааплодировали.

— Но я хочу добавить, — продолжал Роман, — уже не сказку, а реальность. Почти четыре столетия назад итальянский учёный Галилео Галилей под пытками инквизиции вынужденный отказаться от своих взглядов, говорят, бросил свою ставшую крылатой фразу о земле «И всё-таки она вертится». Спустя два столетия, французские учёные Мария и Пьер Кюри, не смотря на своё относительно бедное существование, отказались разрешить коммерческое использование открытого ими радия, полагая, что их открытие принесёт миру больше вреда, чем пользы. Я последователь изобретателей радиации и хочу использовать её исключительно в добрых для людей целях. А для этого лучше России я места не знаю. Вообще мне кажется, что настоящие учёные каждой страны те, кто думают о своём народе и работают для него, учёные, которыми народ может гордиться. За таких учёных и за такую науку я и предлагаю выпить.

— Давайте хором крикнем троекратное ура и выпьем, наконец, — сказала Ася, поднимаясь и стала дирижировать рукой, по знаку которой все и прокричали:

— Ура! Ура! Ура!

Бокалы сдвинулись, звеня.

Коньяк был открыт, но пить его даже мужчины отказались, видя Массандровский мускат. Ещё больше его захотелось попробовать, когда Грамотеев, вынимая штопором пробку из бутылки, рассказал, как однажды на международном конкурсе вин, где вина дегустируют «вслепую», то есть, не зная марок вина и изготовителей, попробовав один из очередных образцов, председатель международной ассоциации виноделов, француз, Рене Протен сказал: «Я не знаю, что это за вино, и где оно произведено, однако позволю себе предположить, что оно приготовлено в Советском Союзе, и это вино настолько восхитительно по своему качеству, что я предлагаю выпить его стоя».

— Дегустаторы всех стран-участниц встали и выпили образец. Это был мускат белый Красного камня, приготовленный в Массандре, который мы и собираемся сейчас пробовать, — заключил свой рассказ Александр и разлил вино по рюмкам.

Горячих блюд по случаю неожиданности пирушки не было, но на столе стояли овощи, рыбные консервы, бутерброды с красной икрой, салаты, так что голодными особенно никто не был.

Людмила Викторовна решила устроить настоящий праздник, включила магнитофонную запись музыки и предложила желающим потанцевать, уговорив Мак-Алистера быть её первым партнёром. Ася, сказала, что поскольку первый танец получается белым, когда дамы приглашают кавалеров, то она просит в партнёры Александра. Комната была большая, места для двух танцующих пар оказалось вполне достаточно.

Михальский заявил, что танцам, к сожалению, не очень обучен, но хотел бы покурить и, если можно, на кухне. Прихватив с собой бутылку не початого ещё коньяка, он предложил Роману составить компанию, если не курить, то выпить по чуть-чуть не менее чудесного крымского коньяка.

Роман согласился, взял с собой три рюмочки с учётом присоединившейся к ним сразу Алины, которая не забыла взять с собой и коробку конфет.

Квартира капитана была большая просторная, состоящая из четырёх комнат. Окна гостиной и спальни выходили на наполненную теперь весенней зеленью лесопарковую зону. Вид из них открывался замечательный. А окна кухни и кабинета капитана смотрели на улицу, находясь почти над самым подъездом.

У окна кухни стоял небольшой стол с пепельницей посередине — хозяин квартиры был заядлым курильщиком. Михальский достал пачку сигарет, позволив Роману, отказавшемуся от сигарет, самому разлить коньяк в рюмки. Пачка с куревом продолжала оставаться в его руке, когда он спросил Романа, не открыть ли форточку, чтобы не было дыма. Форточка оказалась со стороны Романа. Он легко достал до неё.

Михальский сказал:

— Алина, смотрите, как весна смеётся в окна. Сейчас в форточку залетит какая-нибудь птица. А интересно, что здесь у нас под окном, тоже лес?

Девушка подошла поближе к окну, но оно было закрыто, и видеть, что находится внизу, не представлялось возможным при её росте.

Михальский же воспользовавшись оконной ситуацией, достал из сигаретной пачки ампулку и, зажав её в руке, быстро что-то влил в рюмку с коньяком.

Роман, открывая форточку, заметил, что внизу вся улица запружена машинами, вокруг которых толпится много людей с кино и фотокамерами.

Содом и Гоморра

Получив команду, омоновцы покинули свою машину и последовали за майором к подъезду интересовавшего их дома. Это было вытянутое четырёхэтажное строение с пятью подъездами и чердачной крышей домиком. Не успели силовики подойти к подъезду, как на большой скорости к нему подъехали и остановились, резко затормозив, две машины Ауди. Словно по одному приказу дверцы машин распахнулись и из них стали выскакивать солдаты в касках, с дубинками на поясах и надписью на спине «Беркут».

— Бегом! — скомандовал Захватов, и все четверо омоновцев в считанные секунды оказались перед дверью подъезда, перегородив вход в дом.

Туда же направились беркутовцы. Впереди шёл полковник. Подойдя к одетым в гражданские одежды, но явно военным людям, полковник обратился к стоявшим впереди с решительным видом Быстрову и Заглядову:

— В чём дело? Кто вы такие? Уйдите с дороги.

Заглядов достал из кармана удостоверение и представился:

— Подполковник Московского отряда особого назначения Заглядов. Прибыл сюда со специальным заданием для обеспечения охраны российских граждан. А вы кто?

Украинский полковник приложил руку к козырьку и мрачным голосом ответил:

— Командир батальона «Беркут» Матвейчук. С каких пор российские силовые структуры приезжают в Украину для обеспечения охраны своих граждан? На территории нашего государства это наша прерогатива. У меня задание оградить объект от возможного нашествия журналистов и обеспечить ему свободу передвижения.

— Спасибо полковник, — сказал Заглядов. — У вас есть письменное предписание? У меня имеется, — и он достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги. Развернув его, показал подписанное распоряжение. — Кроме того, полковник, — продолжал Заглядов, мы находимся на территории российской военной базы Черноморского флота. Это наша территория, потому прошу не беспокоиться за безопасность наших граждан.

— Я ничего не знаю, — угрюмо возразил полковник, — У меня приказ взять под охрану квартиру и её гостей. Я обязан его выполнить.

Силы были явно не равными. Беркутовцев было восемь человек. Как и омоновцы, они были обучены приёмам борьбы и нападения. Однако пойти на физическое столкновение без команды сверху полковник не решался.

В разговор вступил майор, так же представивший своё удостоверение:

— Майор федеральной службы безопасности России Быстров. С кем имею честь? Ваше удостоверение, пожалуйста.

Полковник, нехотя, достал свою книжку и показал Быстрову.

— Позвоните, пожалуйста, своему начальству, — сказал мягким голосом Быстров, — и сообщите, что нет необходимости в вашей помощи.

Лицо полковника внезапно приобрело цвет спелой моркови. Сквозь сжатые зубы он зло прошипел:

— Вы мне не указывайте, что делать. Я сам знаю свои обязанности. Прикажу сейчас, и отшвырнём вас к чёртовой матери.

В этот момент к дому подкатил зелёный микроавтобус РАФ. Из него вышел в капитанской форме Директор. До него донеслись последние слова полковника. Капитан во мгновение ока оказался рядом:

— Что случилось? — и, не понимая ещё, кто и что тут делает, представился сразу всем — Капитан-лейтенат Директор. Что за проблема у моего дома?

То с одной, то с другой стороны к месту события стали подъезжать легковые машины с репортёрами, неизвестно откуда и когда прознавшие о конфликте. Засверкали вспышки камер.

За машинами «ауди» остановился «мерседес» генерала-куратора. Он только что получил команду из Москвы принять участие в аресте Михальского и сделать всё возможное, чтобы никаких показаний никому на месте он не давал, а был экстрадирован в Москву.

Не обращая ни на кого внимания, Заглядов представился капитану и протянул Директору предписание из Москвы. Бумага ещё не была дочитана до конца, когда полковник резко сказал:

— Всё. Кончаем разговоры. Покиньте крыльцо. Освободите проход, не то приказываю убрать вас силой.

Реакция капитана была мгновенной:

— Боцман! Ко мне с командой!

Из автобуса сначала возникла огромная почти двухметровая фигура боцмана, за ним пулей выскакивали из машины матросы с кортиками на поясах и автоматами на груди.

Капитан, привыкший в условиях морской стихии действовать по быстро меняющейся обстановке, чётко отдавал распоряжения:

— В две шеренги становись! — и вытянул руку, указывая линию перед подъездом.

Боцман мощным телом оттеснил полковника, и перед ним выстроилось шестнадцать матросов, с выражениями на лицах, не предвещавшими ничего хорошего.

— Слушай мою команду. Никого в дом без паспорта с пропиской по данному адресу не пропускать. Боцман, отвечаете головой, — и, повернувшись к полковнику: — Это территория военно-морской базы России. 24 августа 1994 года городским советом народных депутатов принято решение о статусе Севастополя. Попрошу не своевольничать, полковник. Я немедленно доложу по инстанции о ваших действиях.

Полковник возразил:

— В соответствии со статьёй 133 конституции Украины 1996 года Севастополь является территорией Украины.

— Это решение украинских властей, но не жителей Севастополя, проголосовавших на референдуме, и не решение россиян, чьей военной базой мы являемся. Ваше присутствие здесь, полковник, незаконно.

Со всех сторон потянулись микрофоны к капитану, посыпались вопросы журналистов.

— Отставить! — закричал полковник, поворачиваясь к набежавшим корреспондентам. И найдя, наконец, выход из создавшегося положения, отдал распоряжение солдатам: — стать цепью, не пускать журналистов к дому.

— Это другое дело, — одобрительно сказал капитан. — Мы должны помогать друг другу, а не драться. Прошу вместе с нами обеспечивать порядок, а мы пойдём в дом. Боцман, остаётесь за главного. Автобус к подъезду!

Но первой к оцеплению подлетела с проблесковым сигналом и звуковой сиреной машина милиции. Из неё вышел майор в сопровождении двух сержантов. С удивлением глядя на выставленную охрану, они направились к подъезду, но их остановили солдаты «Беркута».

— Мы по важному делу. Нас интересует майор Быстров из Москвы.

— Это я — поспешил ответить Быстров, — и, обратившись к Директору, тихо проговорил:

— Товарищ капитан, предупреждаю, в вашей квартире два преступника, которых я должен взять под арест — это американский журналист Мак-Алистер и с ним почему-то прибывший тоже из Москвы Михальский. Журналиста по договорённости с Москвой мы передаём украинским властям, поскольку он подозревается в преступлении на территории Украины. Для этого и приехала милиция из Бахчисарая. Мы с ними созванивались. Прошу пропустить и взять их с нами.

— Пропустите! — распорядился капитан. — Мне жена позвонила и сказала о гостях. Сказала, что привела их её подруга, и совсем некстати, журналистка. А вы как их упустили? — спросил капитан, торопливо поднимаясь по лестнице.

— Они вошли туда раньше нас, а почему, мы пока сами не знаем. Сейчас разберёмся. У вас есть ключ от квартиры?

— Естественно.

На четвёртом этаже Заглядов приказал двоим омоновцам остаться у двери, остальная группа вошла в прихожую за хозяином квартиры.

«Содом и Гоморра», — подумал Роман, отошёл от кухонного окна озабоченным и, ничего не говоря, прошёл в комнату, поманил пальцем Грамотеева.

— Ася, — сказал Александр, останавливая танцевальное па, — пройдёмте на кухню тоже. Почему бы и нам не выпить по рюмочке коньяка?

В глазах Аси сверкнуло веселье:

— И правда. Я всегда согласна.

Взяв рюмки из буфета, они прошли на кухню за Романом.

— Что же это вы тут одни пьёте? А мы? — улыбаясь говорила Ася, ставя новые рюмки и наливая в них коньяк.

Роман кивнул Александру на окно:

— Глянь туда.

Грамотеев увидел внизу выстроившихся моряков, солдат «Беркута» и толпящихся возле них журналистов.

— Ладно, питьё пока отложим. Надо выяснить, что там происходит, — сказал он.

В это время входная дверь с улицы отворилась, в прихожей появились капитан и его сопровождение. Навстречу из кухни вышли Роман и Александр. Из гостиной доносилась музыка.

— Празднуете? — спросил Директор. — Где Людмила?

— Танцует с гостем, — ответил Грамотеев. — Ждём вас.

Услышав громкий голос мужа в прихожей, Людмила Викторовна прекратила танцевать, подскочила к магнитофону, выключила музыку и бросилась в переднюю. За нею шёл Мак-Алистер.

Майор милиции из Бахчисарая при виде появившегося журналиста вышел из-за спины Быстрова, тихо спросив «Он?» и, видя утвердительный кивок головы, так же негромко поинтересовался:

— Он говорит по-русски?

На ответ Быстрова «Да» громко произнёс:

— Мак-Алистер, каким транспортом вы прибыли в Севастополь?

— Что такое? — ответил вопросом на вопрос американец. — Я американский журналист и не обязан отвечать на вопросы полиции.

— Обязаны, господин Мак-Алистер, — твёрдо сказал Быстров. — Вы подозреваетесь в попытке на убийство украинского гражданина.

— Я никого не убивал. Это недоразумение, — сказал американец, чувствуя, что теряет уверенность в голосе. — Вы меня с кем-то путаете, и я не буду разговаривать с вами без представителя консульства.

— Хорошо, — согласился майор милиции. — В таком случае вам всё же придётся пройти со мной, поскольку именно вы подозреваетесь в совершении дорожной аварии и попытке убить водителя.

Мак-Алистер побледнел. Меньше всего он ожидал, что водитель, единственный свидетель, окажется жив.

— Я прошу вас пройти с нами к машине. У вас есть здесь ваши вещи? — говорил майор.

— Есть мой кейс и камера. Но повторяю — это недоразумение и вам придётся отвечать за ошибку.

— Каждый отвечает за своё, — сказал майор. — Вы хозяйка? — обратился он к онемевшей от изумления Людмиле Викторовне. — Проводите, пожалуйста, сержанта в комнату и покажите ему вещи Мак-Алистера. А вас попрошу оставаться здесь, — сказал он жёстко двинувшемуся было в комнату журналисту. — Всё ваше принесут.

Майор Быстров смотрел на присутствующих. Среди них не было Михальского, но он должен был быть в квартире.

А тот был на кухне и внимательно вслушивался в происходящее. Поняв, что американец крепко влип, решил каким-то образом помочь ему своими показаниями. Он появился в прихожей и заявил:

— С журналистом действительно ошибка. Мы приехали с ним вместе из Симферополя, так что никого он не мог убивать. Я свидетель.

— Что вы говорите, гражданин Адамович или Михальский? — с деланным удивлением спросил Быстров. — Защищая гражданина другого государства, вы забыли, что сами находитесь в розыске и обвиняетесь в оказании содействия нескольким ограблениям в Москве. Так что вы подлежите аресту. А с американским журналистом вы выехали из Симферополя в разных машинах. Тому я сам свидетель.

Услыхав свою ложную фамилию Адамович, Михальский понял, что человек перед ним в гражданской одежде знает о нём всё, и то, что его карьере пришёл по-настоящему конец: кто-то из его сообщников запел, как говорят в преступном мире. Михальский рванулся назад в кухню, схватил с разделочного стола длинный нож и кинулся с ним к Алине. Идея была стандартная: приставить к горлу девушки нож и, угрожая её жизни, потребовать выпустить его из дома.

Ася в страхе закричала.

Второй раз в жизни на девушку шли с ножом. Разница была в том, что к этому моменту Алина проработала почти год в милиции, регулярно посещая занятия по самообороне, и отработала приёмы борьбы при нападении с ножом до полного автоматизма. Кроме того, Михальский по комплекции был щуплым. Алина двумя ладонями обхватила запястье руки, державшей нож, с силой надавила большим пальцем на болевую точку, заставив Михальского выпустить оружие, затем, не выпуская руки, развернувшись, бросила через себя тело Григория спиной на пол, едва не сбив им вбежавшего Романа.

— Всё, Рома, не волнуйся, я сама справилась, — проговорила Алина, тяжело дыша.

В ярости Роман хотел ударить Михальского кулаком, но Алина остановила его, смеясь от нервного стресса:

— Не надо, Рома. Лежачего не бьют, и не положено так у милиции.

В кухню вошли Быстров, Грамотеев и Захватов. У подполковника в руках были наручники.

— У нас не убежишь, — сказал он.

Собравшиеся на улице журналисты растерялись, не зная, куда направляться со своими камерами и диктофонами, когда увидели, что в машину милиции сажают человека, похожего на иностранца, а худого человека в наручниках заталкивают в другую легковую машину в сопровождении трёх одетых в штатское лиц. В этой группе вместе с двумя омоновцами в автомобиль садился майор Быстров. Он принял решение ехать вместе с бахчисарайскими милиционерами в Симферополь, где попытаться по горячим следам расследовать совместную деятельность Мак-Алистера и Михальского, уточнить поставленные перед обоими задачи. Однако навстречу их машине выехал Фольксваген и остановился, перегородив путь. Оттуда вышел худой высокий, одетый в строгий чёрный костюм, человек.

Подойдя к не успевшему сесть в машину Быстрову, сказал:

— Моя фамилия Нечипорук. Я глава севастопольской администрации. Вы не имеете права задерживать граждан на территории Украины. Прошу передать задержанного нам.

Рядом с Нечипоруком стали трое милиционеров в светлой летней форме гражданской милиции с дубинками на поясах.

Полковник не успел отреагировать на требование, как услышал голос другого подошедшего быстрым шагом человека:

— Я полномочный представитель службы безопасности премьер-министра Российской Федерации генерал-лейтенант Авдругов. С кем имею честь?

Нечипорук повторил свою фамилию и несколько менее решительным тоном заявил о необходимости передать Наукова в их руки.

Быстров понял, что представитель администрации ошибся, приняв Михальского за Наукова, и слегка улыбнувшись краями губ, отрапортовал:

— Товарищ генерал-лейтенант, мною задержан по обвинению в нарушении российского законодательства гражданин Михальский. Ордер на арест и предписание о его экстрадиции находятся в Симферополе.

— А вы кто?

— Майор ФСБ Быстров, товарищ генерал.

Представитель администрации, сообразив, что совершил непростительную ошибку, обернулся и увидел другую группу, выходящую из дома и направляющуюся к микроавтобусу. Два человека с рюкзаками на спинах в спортивной форме — это были Роман и Алина, один с сумкой через плечо — Грамотеев, морской офицер с погонами подполковника — Директор и ещё двое в гражданской одежде — омоновцы.

Он побежал туда, командуя по пути:

— Перерезать путь РАФику.

Генерал бросил Быстрову:

— Пересаживайтесь с арестованным в мой Мерседес, поедем вместе, а я сейчас там помогу.

Мак-Алистер в сопровождении омоновцев при виде журналистов приободрился и громко произнёс:

— Это произвол. Я американский журналист. Меня не имеют право задерживать без представителя американского консульства. Я работаю для журнала «Нэйшнл джиографик». Здесь происходит ошибка.

Расчёт американца был верным. Его слова, сказанные на ходу, записывались и тут же передавались в эфир, чтобы завтра же оказаться на страницах газет.

Нечипорук встретил Романа и Алину в сопровождении капитана, Грамотеева и омоновцев, давая знак рукой беркутовцам подойти к нему теми же словами, что говорил Быстрову:

— Прошу остановиться. Вы не имеете права никого задерживать на территории Украины. — И, увидев перед собой Директора, сказал почти обрадованным голосом, — а мы с вами, кажется, знакомы, капитан. Надеюсь, у нас не будет проблем. Прошу передать граждан в моё распоряжение.

— Да, Аркадий Аркадьевич, я вас тоже узнал, — совершенно ровным голосом начал говорить Директор. — Но для начала хочу сообщить вам, что лица, которых я сопровождаю, не арестованы. Они ничего противоправного не совершили. Так что позвольте нам спокойно сесть в машину.

— Извините, Василий Ильич, но, как я понимаю, вы собираетесь отправить своих гостей морем военным судном, а это нарушение украинского законодательства.

— Что я собираюсь делать, вас совершенно не касается, Аркадий Аркадьевич. Я знаю все наши и ваши законы. Если увидите, что я нарушил что-то, можете привлечь меня к ответственности, а пока мы находимся на территории своей военной базы, я буду исполнять свой воинский долг и приказы своего командования, а не ваши.

Видя, что вокруг машины становятся солдаты батальона «Беркут» и прибывшая милиция, он нахмурился, говоря:

— Вы превышаете свои полномочия. Боюсь, что вы не сознаёте, на что идёте. Немедленно отведите своих людей от автобуса, — и он призывно махнул рукой матросам.

Те бросились к нему.

— Спокойно, капитан, — вмешался в конфликт генерал-куратор. Я только что связался с главкомом. Он распорядился выслать сюда два бронетранспортёра. Через пару минут они будут здесь. Извините, я вам не успел представиться, и он назвал себя, протягивая капитану своё удостоверение.

Ася и Людмила Викторовна остались в квартире одни. Ася заторопилась:

— Мне надо срочно давать информацию в номер. Это же надо, никто кроме меня не знает такие подробности. Это сенсация номер один.

— Слушай, давай выпьем за это дело. Муж вернётся и даст мне нагоняй за всё.

Они зашли на кухню, где на столе стояли пять рюмок с коньяком.

— Выпьем по одной, — предложила Ася. — Неси сыр из комнаты.

Они выпили и закусили сыром.

— Это как же мы так промахнулись? — горестно сказала Людмила Викторовна. — Теперь мне житья не будет от мужа. Вернётся, скажет, что я во всём виновата. Ладно, выпьем ещё по одной, раз уж налито.

Они опрокинули залпом рюмки и опять закусили сыром.

— Ой, там у нас ещё бутерброды с икорочкой остались. Я принесу, — сказала Людмила Викторовна и убежала в гостиную.

Ася заметила последнюю невыпитую рюмку, отлила из неё половину коньяка в другую рюмку и обрадовала подругу, сказав:

— Так что вот, Людочка, была у нас с тобой только что радость и сплыла. Выпьем по последней и побегу готовить репортаж.

Последняя рюмка была именно та, что готовилась Михальским для Романа. Они выпили, закусили бутербродами с красной икрой, посмотрели друг на друга осоловелыми глазами, присели на стулья и опустили головы в беспробудном сне.

ОПЕРАЦИЯ ИКС