К счастью, мои надежды сбылись. Паутина, пусть и неохотно, но загоралась. Пламя, пробежав по нити вершка два-три, гасло, и оплавленные нити уже не могли соединиться.
Сначала я проделал изрядную дыру слева от вещуна, а потом, заменив головешку, повторил ту же самую операцию с правой стороны. Оставалось только соединить оба этих отверстия над головой пленника.
Но сначала я напомнил ему про обещание:
— Не забыл еще свои слова? Отдашь яйцо в залог?
— Отдам, — заверил меня вещун. — Хотя в этом нет никакой необходимости. Кто же станет обманывать собственного спасителя…
Спустя минуту он уже был на воле и самостоятельно обдирал с себя остатки проклятых нитей. В заградительной сети зияло отверстие, сквозь которое мог бы проскочить даже бык.
— Надо бежать! — воскликнул вещун. — Скоро появятся тенетники.
— Э, нет! — возразил я, — Сначала давай сюда обещанное. С яйцом мне как-то спокойнее будет.
— Зато я от беспокойства изведусь. Уж прости меня, неблагодарного, — сказано это было уже после того, как вещун, явив неожиданную прыть, пихнул меня прямиком в заградительную сеть.
Но вы только подумайте, каким сукиным сыном он оказался! Вот и делай потом добро кому-нибудь.
Тончайшая паутина мгновенно облепила мое тело.
Любое существо, оказавшееся в таком положении, стало бы вырываться, но я, дабы не запутаться окончательно, сдержал себя.
Сейчас у меня, по крайней мере, оставались свободными руки. А это значило, что кукиш смерти я всегда сумею показать.
— Не ожидал такого подвоха, — молвил я с укором. — Ох, и щедра твоя расплата…
— Пойми, мне нельзя рисковать, — вещун потрогал низ своего живота, заметно выдававшийся вперед. — Ждать-то, похоже, осталось совсем недолго. А если я на время расстанусь с яйцом, все придется начинать сначала. У тебя своя правда, у меня своя.
— Но зачем мне страдать из-за чужой правды? Это уже называется подлостью, — я в сердцах даже сплюнул.
— Да ты не отчаивайся, — стал успокаивать меня вещун. — Тенетникам нравятся всякие диковины. Вполне возможно, что они тебя и пощадят. А прореху в ловушке свалишь на меня.
— Камень бы на тебя подходящий свалить…
Нас разделяло метра два-три — непреодолимое расстояние для тех, кто по собственной воле и шага ступить не может. Так, наверное, полагал и вещун.
Да только он, гнус ничтожный, совсем не знал меня!
Поджав ноги, я изо всей силы бросился на землю. Эластичная паутина не позволила мне упасть, и, раскачиваясь в ней, как в гамаке, я сумел дотянуться до посоха, лежавшего неподалеку. Сто раз он выручал меня, пусть выручит и в сто первый!
Не давая вещуну опомниться, я зацепил его крючковатым концом посоха и рванул к себе. Два существа, еще совсем недавно мирно беседовавшие между собой, сцепились в беспощадной схватке.
Вещун, в котором и весу-то было не больше трех пудов, отбивался с остервенением загнанной в угол крысы. Я конечно, мог бы легко удавить его или запутать в сети, но он был нужен мне живым, а главное, свободным.
Спустя некоторое время сопротивление вещуна было сломлено, и я, ощущая себя гинекологом, делающим криминальный аборт, опустошил его паховую сумку, строением своим напоминавшую вовсе не аналогичный орган кенгуру, а нечто такое, о чем не принято упоминать в приличном обществе.
Не знаю, чего я ожидал, но пресловутое яйцо формой, весом и окраской мало чем отличалось от обыкновенного булыжника. А вдруг вещун надул меня, подсунув подделку?
Впрочем, яйцо само развеяло эти подозрения, предприняв отчаянную, хотя и неудачную попытку бегства. Прыткое создание, даром что даже конечностей не имеет! Ничего, пусть теперь поживет в моей котомке. Там особо не разгуляешься.
— Справедливость восторжествовала, — прохрипел я, оттолкнув уже не сопротивляющегося вещуна подальше от заградительной сетки. — Но только наполовину. Теперь тебе придется выручать из ловушки меня. Поторопись, если надеешься еще хотя бы раз взглянуть на яйцо.
— Да я просто убью тебя! — вскричал он, хватаясь за потухшую головешку. — А потом преспокойно заберу яйцо.
— Только попробуй, мозгляк, и твой еще не вылупившийся потомок станет сиротой, — я погрозил ему. — Освободить меня будет гораздо проще. А яйцо ты получишь сразу после того, как приведешь меня в безопасное место. Понял?
— Понял, — вещуну не оставалось ничего другого, как покорно кивнуть.
— А коли понял, так раздувай огонь! Разве не видишь, что костер вот-вот потухнет?
Жалобно стеная, вещун занялся костром, успевшим к тому времени выгореть почти дотла. Только пользы от хлопот было мало — как он ни дул на угли, как ни размахивал пучком травы, а вместо искр во все стороны летел только черный пепел.
Не помогли и мои советы. Как любил говаривать французский писатель Жорж Рони-старший, у которого за рабочим столом частенько тухла трубка: «Огонь умер».
Внезапно вещун уселся на землю и обреченно произнес:
— Поздно. Тенетники приближаются.
Я, с головы до ног опутанный сетью, обернуться конечно же не мог. Оставалось верить вещуну на слово.
— И что теперь будет? — этот вопрос, само собой, интересовал меня больше всего.
— Откуда мне знать, — буркнул вещун. — Столковаться с тенетниками непросто. Суровый народ… Такие проделки они никому не прощают, — он покосился на дыру в заграждении, сквозь которую прямо на моих глазах только что проскочила целая стайка зверьков, похожих на обросших шерстью ящериц.
— Но ты все же попробуй как-то с ними договориться… Изобрази раскаяние. Не пожалей лести. Короче, придумай что-нибудь. Не мне тебя, вруна и проныру, учить.
— Честно сказать, у меня с тенетниками давние нелады. Мне на их милость рассчитывать не приходится, — признался вещун. — Может, они тобой заинтересуются… Что ты умеешь делать?
Умел я, конечно, многое. Только стоит ли в этом признаваться? В одних странах, к примеру, знахарей чуть ли не боготворят, а в других, наоборот, считают прислужниками нечистой силы. То же самое касается кузнецов, книжников, звездочетов, трубочистов и многих иных специалистов своего дела. Посещая новый мирок, никогда не знаешь заранее, кто здесь в почете — псарь или золотарь.
Видя мое замешательство, вещун уточнил:
— Я, допустим, понимаю любую речь. Предсказываю будущее. Заговариваю боль. Показываю фокусы. Жонглирую ядовитыми гадами. Знаю множество сказок и легенд. И это еще не все. Хотелось бы знать, к какому роду деятельности ты испытываешь наибольшую склонность. Чужие мысли читаешь?
— Нет. Мне бы сначала в своих разобраться.
— На зверей охотишься?
— Если сильно кусаются, бывает, — для наглядности я щелкнул ногтем о ноготь, изображая казнь блохи.
— Норы в земле роешь?
— Только этого мне не хватало!
— Дышать под водой можешь?
— Через трубочку могу.
— В огне долго продержишься?
Ну как ответить на подобный вопрос — разве что шуткой:
— До самого конца. Пока не стану пеплом.
— В пытках толк понимаешь?
— Тьфу — тьфу — тьфу… Только не это!
Похоже, что подбор вопросов был вовсе не случаен, и мои ответы весьма разочаровали вещуна. Казалось, еще немного и он впадет в такое отчаяние, что расплачется по-настоящему, а не в целебных целях. Не переношу чужих слез! Даже крокодиловых. Пришлось немного подыграть вещуну:
— Я прятаться умею. Выслеживать. Втираться в доверие. Быть незаметным в толпе. Прикидываться своим среди чужих. Замечать то, на что другие не обращают внимания. Находить утерянные веши.
Всеми этими навыками я и впрямь владел когда-то.
Но они были действенны только в мирах, населенных гуманоидами. Я бы сошел за своего среди троглодитов и легко затерялся в компании шимпанзе. Однако на Тропе, где разумные грибы могли жить бок о бок с мыслящими моллюсками, я повсюду буду выглядеть белой вороной.
Тем не менее вещун принял мое заявление за чистую монету.
— Уже кое-что! Сразу бы с этого начал. Ты в каких-нибудь богов веришь?
— Верю, — сказал я, вспомнив бессмертных Фениксов и вездесущих Незримых.
— Тогда молись своим богам. А все остальное я беру на себя.
Видимо, загадочные тенетники были уже рядом, потому что вещун встал, старательно изображая саму невинность. Мне же оставалось только беспомощно болтаться в паутине. Глянешь со стороны — громадная головастая муха, сжимающая в лапе посох. Правда, муха не особо жирная и не так чтобы очень уж аппетитная.
Я ждал, что суровые хозяева этой страны появятся из-за заграждений или, в крайнем случае, откуда-то со стороны, но они, словно ангелы, спустились с неба.
В полусотне шагов от нас на землю пали два пышных облака белого пуха, из которых выступили существа, пусть и странноватые на вид, но вполне приемлемые для человеческого восприятия, в отличие, скажем, от омерзительных змееглавов или медузообразных сечкарей, с которыми мне приходилось сталкиваться прежде (хотя еще неизвестно, кто кого больше напугал — они меня или я их).
Тенетники были высоки ростом, сухопары, смуглолицы, с изломанными и угловатыми телами. В их движениях сквозила не только ловкость и сила, но и скрытая угроза, свойственная всем крупным хищникам. Больше всего удивляли глаза — одновременно злые и печальные, густо покрытые сетью кровавых прожилок, очень и очень усталые.
Судя по всему, этим созданиям жилось весьма несладко, и заградительная сеть была устроена не ради прихоти, а вследствие крайней необходимости.
Двое тенетников остались на месте и принялись собирать длинные пряди пуха, мотавшиеся на ветру, в плотные охапки — ну совсем как парашютисты, успешно завершившие свой прыжок. Самое занятное было то, что этот пух, позволявший довольно массивным существам летать по воздуху, не являлся чем-то благоприобретенным, вроде аэростата или планера, а произрастал непосредственно из их тел, за исключением разве что лица и конечностей.
Другая парочка, прибывшая сюда в качестве пассажиров, приблизилась к нам. Пуха на них не было, но на плечах и торсе топорщились острые, длинные иглы, похожие на шпаги. Один взялся охранять вещуна (за меня можно было не беспокоиться — не сбегу), а второй принялся за изучение вещественных доказательств — поврежденного ограждения, погасшего кострища и брошенных в траве головешек.